* * *

В порту Делоса в тот год царило оживление, не меньшее, пожалуй, чем в великом афинском Пирее. Присутствие в одном месте такого количества кораблей, прибывших отовсюду, отозвалось у Кимона – и у всех остальных, кто был на Саламине, – болезненными воспоминаниями. Никто тогда не верил, что они смогут победить персидский флот. Однако они вступили в бой – и тысячи людей утонули или были убиты. Все, кто помнил тот день, потеряли тогда друзей, братьев или сыновей. С мрачными мыслями входили они теперь в порт Делоса.

Десятки кораблей либо покоились на берегу, либо стояли у причалов. Явившимся последними оставалось довольствоваться тем, что есть. В некоторых местах сойти на берег можно было по палубам прижавшихся бортами галер. Даже под руководством опытных капитанов команде требовался точный расчет и крепкие нервы, чтобы провести судно в подходящий для стоянки уголок, не обращая внимания на сердитые, возмущенные крики. Подведя триеры поближе и не рискуя идти дальше, Кимон передал ответственность капитанам и распорядился спустить лодку, которая доставила бы его на берег.

Аттикос пойти с ними не мог из-за сломанной ноги. Уже спускаясь по бортовой лесенке, Перикл вдруг подумал, что Фетиду нельзя оставлять на милость этого человека.

– Подожди, куриос, – бросил он Кимону, возвращаясь на палубу.

Кимон удивленно вскинул брови, но потом, когда Перикл вернулся с женщиной и направил ее к лестнице, понял, в чем дело, и кивнул.

Долгий летний вечер перетекал в серые сумерки, когда две маленькие лодки с Кимоном и его сопровождающими отошли от флагманской триеры. Впереди они увидели Аристида, стоящего в крепком маленьком суденышке с четырьмя гребцами, уже набравшем хороший ход. Вокруг царила суета: туда-сюда сновали лодки, летали брошенные канаты, гремели якоря. От берега их отделяло не более двухсот шагов.

– По тетрадрахме каждому из вас, если я ступлю на берег раньше Аристида, – сказал Кимон гребцам.

Предложение было соблазнительное – столько получали за два дня работы. Гребцы кивнули и взялись за работу с таким усердием, что море вскипело под веслами. Догнав и обходя лодку Аристида, Кимон сохранил бесстрастное выражение лица. Перикл старался не оглядываться, но ухмыльнулся, когда они подлетели к причалу. Кимон, торопливо поднявшись по ступенькам железной лестницы, ступил на камень. Верный слову, он бросил каждому из гребцов по тяжелой серебряной монете с изображением головы Геракла. Перикл вышел на берег следом за ним, последней была Фетида.

Оказавшись в чужой, незнакомой обстановке, она стояла рядом с ними, опустив голову и нервно переминаясь с ноги на ногу. Ожидая Аристида, Кимон задумчиво смотрел на женщину. Его лодка уже двинулась в обратный путь, но он слышал, как, проходя мимо стоящих на якоре кораблей Эретрии и Микен, гребцы предлагали свои услуги желающим попасть на берег.

– Если хочешь идти своим путем – препятствовать не стану, – сказал Кимон. – Решишь остаться с нами – здесь не брошу, доставлю в Афины. Тебе понадобится новая одежда, еда и место для ночлега, пока мы будем на острове. Я могу это устроить. Это не более чем воздаяние богам за наш безопасный переход и за помощь с гробницей Тесея.

Перикл улыбнулся. В Афинах Кимон заставлял друзей носить плотные плащи, а потом настаивал, чтобы они отдавали их первому встречному нуждающемуся. О его щедрости знали все, кроме, похоже, жителей Скироса, и теперь Фетида посмотрела на него с недоверием и даже подозрением.

– Я все еще под твоей защитой, афинянин?

– Если сама того желаешь, – ответил Кимон. – Я научился держать слово. На самом деле…

Женщина внезапно шагнула вперед и влепила ему пощечину.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Зачем ты это сделала?

В его неподвижной позе таилась скрытая угроза, хотя Фетида, казалось, ничего не заметила.

– Ты убил моего мужа, афинянин. Или мужчину, которого я называла мужем. Пусть он немного для меня значил, но он был моим, а ты забрал его у меня, хотя он ничего плохого тебе не сделал.

Перикл уже шагнул, чтобы встать между ними и схватить ее за руку, но Кимон жестом остановил друга. К нему уже вернулось обычное спокойствие.

– Понимаю. Итак, теперь ты довольна? Или мне придется прикрывать спину всякий раз, когда ты окажешься так близко, чтобы напасть на меня?

Фетида моргнула. Перед ней стоял афинский стратег, полный здоровья и сил, сын афинского архонта. Его щека еще горела от ее пощечины, но он как будто уже забыл о случившемся и смотрел на женщину с едва уловимой иронией. Она поежилась.

– Я…

– И конечно, – с чуть большим нажимом продолжил Кимон, – я ожидаю, что ты сдержишь свое слово, так же как я сдержу свое. Некоторые считают, что женщины лишены чести, что они всегда нарушают обещания. Мои мать и жена называют их лгуньями. Итак, Фетида, дай мне слово, поклянись, что будешь вести себя хорошо. Я приму его. Никто не поднимет на тебя руки, никто тебя не обидит. И я высажу тебя там, куда ты пожелаешь отправиться.

Теперь покраснела она.

Из подошедшей к причалу лодки поднялся Аристид. Странная сцена привлекла его внимание, и он с интересом наблюдал за ее развитием.

– Я даю тебе слово, – сказала Фетида.

Кимон кивнул и повернулся, чтобы поприветствовать архонта:

– Рад видеть тебя целым и невредимым. По правде говоря, в какой-то момент я даже немного обеспокоился из-за непогоды.

Аристид присмотрелся к обоим афинянам. По всему причалу, разгоняя мрак, загорались масляные лампы. Старик понял, что у этой пары какие-то свои дела, которые нисколько его не интересовали и вникать в которые у него не было ни времени, ни желания. У юных свои проблемы, и, может быть, все дело в присутствии этой поразительной молодой женщины, которая потупилась при его появлении. По какой-то причине – может быть, потому, что из-за Кимона его гребцы включились в безумную гонку, но так и не пришли первыми, – Аристид почувствовал, что вся компания вызывает у него раздражение.

– Как я уже сказал, мы едва ли не последние. Перикл, твой отец надеется увидеть тебя перед завтрашним собранием. Передать, что ты зайдешь к нему?

– Конечно, – ответил Перикл и с удовлетворением заметил, что Фетида посмотрела на него с интересом.

Кимон указал на заполнявшие бухту и порт корабли. Такое нашествие остров Делос видел впервые.

– Ты не сказал, зачем нас призвали, архонт Аристид.

– Правда? Я думал, что сказал.

Старик потер подбородок, подбирая слова:

– Мы здесь, чтобы принести союзническую клятву. Если нападению подвергнется кто-то один, остальные обязаны вступить в войну. В этом суть дела. Этому нас научили Саламин и Платеи. Выстоять в одиночку не может никто, даже Афины. Но вместе мы одолели древнюю империю. Союз будет скреплен торжественной клятвой, запечатленной в железе. Один язык, один народ.

Перикл окинул взглядом корабли, пришедшие из тридцати или сорока городов и областей, но, как ни щурился, как ни всматривался в даль, так и не увидел тех, кого искал. Он видел их при Саламине, когда, стоя на дюнах, наблюдал за разворачивающимся сражением. В тот день они были в красных плащах.

– А где Спарта? – спросил он.

Аристид скривил рот, как будто высасывал кусочек хряща, застрявший между передними зубами.

– Эфоры отказались от нашего предложения, хотя твой отец лично ездил туда и пытался их убедить. Путешествие измотало его… – Аристид махнул рукой. – Такие гордецы, так высокомерны, хотя и не без основания. И все же вопрос слишком важен. Я сам сделал все, что только мог. Жаль, но мы обойдемся без них.

Кимон покачал головой. Он восхищался спартанцами больше, чем кто-либо другой, и даже взял за образец некоторые их приемы – в частности, установил жесткую дисциплину в собственной жизни, чего раньше ему определенно недоставало. На поясе у него висел спартанский нож-копис, которым можно было и срубить небольшое дерево, и убить человека.

– Спарта заслужила право быть во главе, – нахмурившись, сказал Кимон. – Ты был при Платеях, куриос. Ты знаешь.

Аристид посмотрел на него оценивающим взглядом. Бывший пьяница и беспутник, тративший деньги на развлечения и женщин, стал серьезным молодым человеком и ничем не напоминал себя прежнего. Вот почему к замечанию Кимона Аристид отнесся со всем вниманием.

– Да, я был там, и я знаю. Платеи были чудом, как и Марафон до них. Но вспомни Саламин, вспомни флот, вспомни Ксантиппа и Фемистокла. Где была Спарта?

Кимон начал было отвечать, но Аристид продолжил:

– Их сила не во флоте. Афины – великая морская держава, и мы намерены возглавить союз – со Спартой или без нее. Здесь посланцы Фракии и Халкиды, Лемноса и Керкиры и еще многих других. Почти каждый город, каждый остров, каждое царство, где говорят на греческом, представлены здесь. Спарта не может рассчитывать, что останется в стороне. Мы делаем большое… – Аристид заставил себя остановиться, хотя энтузиазм его не угас. – Думаю, ты сам увидишь.

– Без Спарты это опасная игра, – невозмутимо сказал Кимон, которого не убедила речь Аристида. – Они воспримут это как вызов.

Он повернулся к Периклу:

– Я знаю твоего отца как благородного человека, но идти этим путем опасно.

Аристид попробовал объяснить иначе:

– Пока ты искал царей древности, мы с Ксантиппом создавали союз друзей, братство. Мы с ним – свидетели его рождения. При Марафоне твой отец командовал только афинянами, но на море? Флот, отправившийся на север против персов, состоял из кораблей тридцати государств и полисов. Те из нас, у кого были глаза, увидели нечто такое, что нужно сохранить.

Кимон предпочел не отвечать и, чтобы не спорить, отвернулся к морю. Высказывая свою точку зрения, он был скорее спартанцем, чем афинянином. Аристид, похоже, понял это, хотя и опечалился.

– Что ж, отведи свою рабыню, – сказал он. – Может быть, Ксантипп объяснит это лучше. В конце концов, идея принадлежит ему.

– Я не… – начала Фетида.

Перикл покачал головой, и она закусила губу и последовала за ними к дороге, которая вела вглубь острова. Вся она была усеяна огненными точками, уходящими вдаль. Поток мужчин и женщин направлялся из порта к великолепному храму Аполлона, бога оракулов, поэзии и солнца. Целителя и распространителя чумы.

8

Храм Аполлона оказался на удивление скромен для места рождения бога. Перикл ожидал увидеть по крайней мере город или что-то в этом роде, способное соперничать с великими храмами, украшавшими Акрополь до прихода персов. Ожидания не оправдались – он увидел незамысловатое, освещенное факелами белокаменное здание. Вытянутое, невысокое, крытое черепицей, без пристроек. Интересно, подумал Перикл, где же живут жрецы, если они вообще остаются на Делосе после окончания празднеств.

Под крышей портика их встретил стоящий на страже гоплит, которому Перикл назвал их с Кимоном имена. Гоплит, молодой парень, свои обязанности представлял смутно, но, по-видимому, считал, что должен провести их дальше, и жестом предложил следовать за собой. Кимон едва заметно пожал плечами. Его позвали, он пришел. Что бы ни придумали за последний год Ксантипп и Аристид, он не нес за это никакой ответственности и только опасался, что эти двое в своих стараниях перегнули палку. Старики на склоне лет нередко заново переживают славу далекой юности и порой стараются поддерживать пламя слишком долго. Он с почтением относился и к Ксантиппу, и к Аристиду, но опасался их планов и амбиций, по меньшей мере в отношении к Спарте, которую ни один, ни другой так и не поняли.

Перикл замялся. Они привели с собой женщину и не знали, что с ней делать.

– Можешь подождать здесь, если хочешь, – нерешительно предложил он.

Гоплит наблюдал за происходящим с нескрываемым нетерпением, переминаясь с ноги на ногу.

– Хочешь избавиться от меня? – сказала она.

Перикл рассеянно кивнул; он уже всматривался в святая святых храма. В огромной медной чаше горел уголь, и в мерцающем свете он разглядел собравшихся группами людей, они разговаривали и выпивали. Вопрос Фетиды оставался без ответа, пока она не возникла в поле его зрения.