– Хельдер, наша коллега сейчас заснет, под твои сказки о водорослях. Твои исследования, безусловно, интересны, но открытия чаще всего совершают те, кто спускается в пещеры. Согласен, видимая часть Земли мала, но если мы хотим понять, кто мы такие, откуда мы и куда движемся, нельзя ограничиваться лишь тем, что доступно глазу, пусть даже речь идет о морском дне. Нам нужно искать глубже.

– Красиво звучит, – парировал Хельдер, – но хочу тебе напомнить, что не так давно мы мало что знали даже о структуре суши, а морское дно до сих пор практически не изучено. И наверняка там нас ждут потрясающие находки.

– В этом я с тобой соглашусь. Самые главные открытия еще впереди, – сказал Паоло, – но, думаю, проще сделать их, если копать поверхность Земли, а не разглядывать ее.

Ванда наконец заинтересовалась. Этот итальянец не просто обладает красивой и мужественной наружностью, у него есть и идеи, и энтузиазм.

– Тогда почему вы этим не займетесь? – спросила девушка.

– Не займусь чем?

– Раскопками. Вы же сказали, что ради великих открытий нужно копать поверхность Земли.

Выдержав паузу, Паоло медленно заговорил, внимательно глядя на Ванду:

– Радиус Земли составляет почти шесть тысяч четыреста километров. Пробиться на такую глубину – задача пока нерешаемая, сеньорита Карсавина.

– Я понимаю. Но ведь до коры можно добраться? Разве нефтяные компании этим не занимаются?

– Они бурят не так уж глубоко. Сейчас самая большая глубина, на которую человек пробился к центру Земли, составляет двенадцать километров.

– Двенадцать тысяч метров? Так мало?

– Это очень много, – вмешался Артуро. – Кольская сверхглубинная скважина – это потрясающий проект, осуществленный в семидесятые годы в России, и связан он был вовсе не с нефтеразработками, а исключительно с научными целями.

Паоло кивнул:

– Изначально планировалось пробурить на пятнадцать тысяч метров, но пришлось остановиться на двенадцати.

– Почему? – Ванду увлекла тема.

– Из-за технических проблем и ошибок в расчетах. Выяснилось, что уже на глубине в двенадцать километров температура превышает сто восемьдесят градусов, тогда как ожидалось не более девяноста. Из-за пластов глины и скопления водорода бурить дальше было невозможно.

– Но ведь это было в семидесятые, неужели спустя столько лет технологии не позволяют продолжить такие исследования?

– Ну вообще-то, проект этот закрыли уже в девяностые, – ответил Паоло. – Но на самом деле главная проблема как была, так и есть – финансирование. Сегодня такими проектами никто не занимается.

– Значит, все оказалось бессмысленно?

– Вовсе нет. На глубине шесть тысяч метров нашли неизвестные ранее виды планктона, йодированную соль и бром. Кроме того, было установлено, что, несмотря на высокую температуру, вода на такой глубине не переходит в газообразное состояние.

Тут снова вмешался Хельдер:

– И это указывает на вероятность того, что при формировании Земли на глубине осталось заперто огромное количество воды, которая могла проступить на поверхность при движении тектонических плит. Это не просто мои домыслы, а теория, которую официально продвигает университет Огайо.

Ванда покачала головой.

– Я думала, ничего интереснее Металлической библиотеки от вас сегодня не услышу. Но после всех ваших морских лугов, путешествий к центру Земли и подземных океанов вынуждена признать, что вы, господа, совершенно чокнутые.

Все рассмеялись, хотя взгляд Паоло, устремленный на Ванду, оставался серьезным.

– Существуют и новые проекты по бурению Земли, сеньорита Карсавина, – сказал он. – И уверяю вас, лично я намерен принять в этом участие.

– Не сомневаюсь. – Она отпила из своего бокала, не без удовольствия чувствуя на себе пристальный взгляд Паоло.

* * *

Тем вечером пиво лилось рекой, и вскоре разговор сделался непринужденным и слегка бессвязным. Когда решили расходиться, итальянец вызвался проводить Ванду, а его друзья, смекнув, к чему все идет, попрощались.

– Вот же козел, ни одной юбки не пропустит, – проворчал Марк, когда они вошли в свой отель.

– Очень красивой юбки, – ухмыльнулся Артуро.

– Девушка она интересная, – согласился Хельдер. Его хоть и привлекали больше мужчины, он оценил и внешность, и интеллект Ванды, полька ему понравилась.

Разумеется, Ванда и Паоло провели вместе ту ночь, ставшую рубежом, за которым их жизни изменились навсегда. Они почти не расставались всю неделю, поначалу встречались у нее, но уже через пару дней стали видеться в отеле Паоло. Простились они, ничего друг другу не обещая и безо всякого драматизма.

– Я позвоню.

– Не ври, – рассмеялась Ванда, пряча грусть за смехом. – Ты забудешь меня, как только самолет сядет в Неаполе. Наверняка когда-нибудь попытаешься вспомнить: “Как же звали ту девушку?..” – Она щелкнула пальцами. – “Ну ту, мы еще познакомились в средневековом городке, господи, имя так и вертится на языке…”

Паоло обнял ее, приподнял и закружил на месте.

– Ванда, Ванда, Ванда! Видишь, помню!

– Потому что ты еще не в Неаполе, – отозвалась она.

– Мы увидимся, – уверенно сказал Паоло. – У меня запланировано несколько поездок, в том числе недалеко от тебя. Так что если захочешь и если сможешь приехать…

– Я подумаю над твоим предложением, – ответила Ванда.

Они рассмеялись, поцеловались и обнялись. Обоим было грустно от расставания, но их наполняло удивительное ощущение свободы. Для Паоло свобода была естественным состоянием, он наслаждался перемещениями по миру, исследованиями – это была его жизнь. Сейчас он тут, с ней, а через неделю будет читать лекции в неаполитанском университете или отправится снимать пещеры где-нибудь в Таиланде. Он не строил никаких конкретных планов. Отказаться от возможностей, что дает свобода? Ради любви? Но рано или поздно любовь умрет, ее задушат частые разлуки, их расписания не будут состыковываться. И вообще, они хоть влюблены друг в друга? Разве недели потрясающего секса достаточно, чтобы понять это? Нельзя отрицать, что между ними возникло что-то, и эти сумасшедшие ночи останутся в памяти обоих, но дальше каждый пойдет своей дорогой, не оглядываясь назад…

Однако два года спустя, далеко от Нёрдлингена, случится то, что изменит судьбы Ванды и Паоло и затянет их в роковую паутину. Они не могли знать, что их будущее сокрыто в сердце мексиканских джунглей.

5

Помолимся Богу Творцу, чтобы он, Благодатный и Милосердный, облегчил зловещие события, которые предвещают нам звезды в этом 1563 году. Аминь.

Альманах на 1563 год, Нострадамус

Вторник, 8:30 утра

Клара Мухика готовилась к вскрытию тела, найденного в болотах Ойамбре. Судмедэксперт раскладывала на столике инструменты: хирургическая пила “Страйкер”, ножи, скальпель, щипцы, флаконы с химикатами.

Пила “Страйкер”, безусловно, являлась одним из незаменимых орудий, ее лезвие скользило вперед-назад, позволяя резать кость, не кромсая мягкие покровы. При вскрытии такую пилу обычно используют, чтобы извлечь содержимое черепной коробки, – процедура, которая способна напугать большинство людей, но для Клары это было частью рутины.

Клара взглянула на потолок и довольно улыбнулась. Наконец, после множества обращений, она добилась того, чтобы в зале для аутопсии установили операционную лампу, не дающую теней. В такое утро, как сегодня, это особенно важно. Клара предчувствовала, что на эти два новых дела времени у нее уйдет больше, чем обычно.

Сегодня ей так хотелось подольше поваляться в постели с мужем Лукасом, переставить будильник на час позже. Лукас тоже врач, но он терапевт в медицинском центре, и ему не приходится иметь дело с загадочными принцессами и бедолагами, выловленными из зловещего болота.

– Что такое, соня, не хочешь вставать? – спросил Лукас, обняв Клару и щурясь, словно его тоже раздражал солнечный свет.

– Нет, хочу весь день провести в постели.

– Отличная идея, скажем всем, что заболели.

– Да, позвони мне на работу – дескать, у меня жестокий приступ малярии. – Клара зарылась лицом в подушку.

Лукас рассмеялся.

– Как будто ты позволишь кому-нибудь другому заняться этим вашим новым делом.

Она перевернулась и погладила Лукаса по щеке. Рядом с ним было так спокойно.

– Вообще-то я и правда иногда подумываю об этом. Все продать и сбежать в какой-нибудь тропический рай, ничего не делать, наслаждаться жизнью без всех этих трагедий.

Лукас улыбнулся жене, погладил ее по волосам:

– Через неделю помрем от скуки.

– Помрем, – согласилась Клара.

И все же это было не совсем шуткой, такая возможность втайне ее манила. Кроме собственных сбережений, ей досталось наследство от матери, да такое, что она даже не представляла, что с ним делать.

На работе Клара сохраняла самообладание и не поддавалась эмоциям, но после случившегося полгода назад уже не могла относиться к происходящему вокруг с прежней иронией. Лукас помог Кларе пережить смерть матери, и, осознав, кем ее мать на самом деле была, Клара утвердилась в понимании самой себя.

Мать Клары покончила с собой. Клара не сочувствовала самоубийцам, считая их эгоистичными слабаками, не способными ценить жизнь. Однако она смогла понять мать, принять ее решение, и затяжная обида на мать сменилась восхищением. После этого Клара, привыкшая ежедневно иметь дело со смертью, начала ощущать, что с каждым разом ей все сложнее относиться к жертвам просто как к материалу, без эмоций. Эта бедная польская женщина, такая молодая и красивая, у которой вся жизнь была впереди… Какова ее история? Может, у нее, как и у матери, были свои секреты, ставшие причиной столь страшного исхода…

В последнее время Кларе казалось, что над ее жизнью нависла тень неизбежности, и причиной тому события, связанные с виллой “Марина”. Но, по крайней мере, та история еще больше сблизила ее с Валентиной, а также подарила нового родственника – Оливера. Теперь они иногда по пятницам вчетвером поедали рабас в порту Суансеса. Клару радовало, что Оливер с Лукасом подружились.^[19]

– Ну как неделя, Лукас? Клара опять работала и дома?

– Да сам знаешь, одно и то же. Препарирует все подряд, пока я пялюсь в телик.

– Держись, приятель. А меня таскают на спектакли, где играет подчиненный Валентины, я боюсь даже пискнуть, а то вдруг она прихватила на спектакль оружие.

– Пора бы нам оформить хорошую страховку. Интересно, есть такие для отношений повышенного риска? – серьезно вопрошал Лукас, Оливер делал озабоченное лицо, а Клара с Валентиной со смехом закатывали глаза.

Гулкий звук чьих-то шагов выдернул Клару из мыслей. В зал вошла ее помощница Альмудена Кардона, ее сопровождал агент гражданской гвардии, который обычно отвечал за сохранность тела, так что он был обязан присутствовать при вскрытии. Как правило, он усаживался где-нибудь в углу и молча ждал.

– Добрый день, Клара! Что там с давешней принцессой? – спросила Кардона, даже не пытаясь скрыть любопытства.

– Привет, дорогая. Мы с Педро управились меньше чем за три часа, – ответила Клара. (Педро Мигес был еще одним ее помощником в Институте судебной медицины.) – Хотя боюсь, что пока не получим отчеты из Мадрида, определенности не будет. Я попросила рассмотреть дело срочно, даже наврала, что есть обвиняемый.

– Какой еще обвиняемый? И почему вдруг такая срочность?

– Личное распоряжение судьи Талаверы. Дела принцессы и болотного человека могут быть связаны. Не исключено, что тут прослеживается серия.

– Ты серьезно? Типа как в голливудских фильмах?

– Нет, типа “а ну-ка быстро за дело”.

– Стало быть, как обычно.

– Именно, – улыбнулась Мухика.

– А вы что-нибудь уже выяснили о принцессе?

– Судя по содержимому желудка, незадолго до смерти она поела. И поела неплохо: рыба и омары или что-то такое.

– Ого, настоящая сибаритка.