Мысленно обливая Мирона дерьмом, я взбодрилась. Мои доспехи успешной и независимой леди снова сияли и звенели.

Взглянув в окно, я поняла, что Мир привез нас к дому.

Он остановил машину у ворот и повернулся ко мне.

– Я тебя не приглашаю, – заявила я, играя на опережение.

Думала, он начнет язвить и издеваться, как обычно. Я и сама себе напомнила, что это его родной дом. Свинство – не пригласить сейчас. Хотя бы в благодарность и в память о Степе и родителях. Но я решила быть сукой, чтобы не поломаться.

Мирон улыбнулся печально и попросил чертовски вежливо:

– Пригласи меня, пожалуйста, Кристин. Нам нужно поговорить.

– Наговорились уже. Мне хватит, – огрызнулась я.

– Это касается галереи. Поверь, тебе точно стоит пригласить меня в дом и выслушать.

Глава 5. Подарки судьбы

Нужно было слать Мирона к черту, но он был удивительно серьезен. Я решила не рубить с плеча и сняла блокировку ворот через телефон.

Мир склонил голову и едва заметно улыбнулся. Я очень сильно старалась не злиться на него за эту улыбочку и за все остальные, когда я ему уступала.

Он загнал машину в гараж, даже успел открыть мою дверь и подать руку. Я проигнорировала помощь.

Сидеть в машине из вредности было бы глупо.

– Не надо паясничать, Мир. Ты давным-давно произвел на меня впечатление, – отрезала я и самостоятельно вышла из авто.

– Знаю, помню и, видимо, никогда не искуплю, – пробормотал он мне в спину.

Я не ответила и пошла в дом.

На ходу снимая пальто, я пыталась успокоить нервы. Слишком много воспоминаний тащились за мной вместе с Мироном. Я бы очень хотела забыть или хотя бы не реагировать так остро на свое прошлое.

Мечты-мечты.

Я приставила палец, чтобы открыть замок на двери. Правила приличия требовали пропустить Мира вперед, но я даже дверь не стала придерживать. Ему пришлось поймать ее и проскочить скорее в холл.

Пока он возился с верхней одеждой, я уже прошла в гостиную и включила везде свет. Мне нравилось опережать его на два шага. Хоть какое-то превосходство после тотального унижения у нотариуса и на кладбище.

– Говори, что хотел, и уходи, – сказала я жестко.

Но Мирон не спешил приступить к делу. Он прогулялся по гостиной, продолжая улыбаться. Остановился у полки с фотографиями и долго смотрел на фото родителей.

Мое оттаявшее сердце предательски сжалось в очередной раз. Каким бы гадом ни был Мирон, он не заслужил потерять всю семью. Сначала родители, теперь Степа. Сложно представить, что он чувствовал сейчас. Странно, что он проживает потерю здесь со мной, а не в вонючем баре в обнимку с третьесортной шалавой.

Я ждала, не смея прервать его.

Мир отвел глаза от фото, осмотрел гостиную. Его взгляд задержался на моем портрете.

– Ты почти ничего не переделывала здесь, – сказал он. – Все осталось таким, как при маме.

– Мы с ней всегда сходились во вкусах, – ответила я и уколола, не сдержавшись, – поэтому Степа и женился на мне.

Мир скривил губы и закатил глаза.

– Мы оба прекрасно знаем причину, по которой вы поженились. И это не наша мать.

Я прищурилась, но не стал отвечать на это. В любой перепалке с Мироном я проиграю. При всей своей тяге к маргинальному образу жизни Мирон Бероев истинный сын своей прекрасной красноречивой и меткой мамы.

– Если ты собрался говорить об этом, то лучше сразу проваливай.

– Я хотел сделать комплимент, – Мир поднял руки вверх, сдаваясь. – Поговорить нам нужно о Степке и завещании.

Мирон сел без приглашения и нагло поинтересовался:

– Может, выпьем вина?

– Вряд ли это хорошая идея. И не смей здесь устраивать ничего… – я пыталась подобрать слова, но ничего подходящего не приходило в голову. – Ничего того… Мерзкого.

Мир покачал головой.

– Думала, я разомлею и начну рассыпать дороги белого на журнальном столике?

Я поджала губы и сложила руки на груди. Стояла молча, глядя на него сверху вниз.

– Нет, Крис. Я чист уже три года как. Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу.

Было похоже на правду, но я не спешила верить.

– А вино?

– Вино – это не кокс.

– Но ты пьешь.

– Бокал или два. Не до поросячьего визга.

– Неужели?

– Ты ведь жила со Стёпой. У него в подвале сто пудов бутылок двести элитного дерьма из лучших виноградников мира. Он и бомжа научил бы пить культурно.

Снова звучало очень знакомо и правдоподобно. Но я еще колебалась.

– Боюсь, многие бомжи ведут себя приличнее, чем ты.

Мир скривил лицо и не стал спорить.

– Можешь думать, что хочешь.

– Я точно не стану наливать тебе здесь и сейчас, Мирон.

– Понимаю. Больше не прошу.

– Лучше говори по делу. Ты знал про галерею? Про Наташу? Почему вообще Степа составил завещание?

Мирон указал пальцем на диван, и я присела на краешек, подальше от него. Но даже на самом длинном диване мы с Мироном были слишком близко. Я выпрямила спину и напряглась. Как травоядная косуля, которая пытается слиться с ландшафтом и не дышать при хищнике.

– Я знаю, почему он в принципе думал о смерти. Мы хайкали в районе Рейнира…

– Рейнир! – воскликнула я. – Это в Америке, что ли?

– Да, штат Вашингтон.

– Какого хрена вы там делали?

– Я же говорю, Крис. Хайкинг.

– Это опасно, Мир! На Рейнире регулярно погибают люди.

– Мы не таскались высоко. Гуляли по парку, можно сказать.

– Можно сказать, ты врешь, – пригвоздила я Мирона.

Знаю я его виноватую морду и попытки приукрасить дерьмо безобидными словами типа парк и хайкинг.

– Что ты за человек, Тина? – простонал Мирон.

– Хороший, в отличие от некоторых, – ответила я и потребовала: – Что случилось в вашем проклятом парке?

– Аппендицит случился у Степы. Он потел, блевал и выл, как раненый бизон, от боли. Я почти тащил его на себе сто миллионов миль, потом встретили ребят, они помогли.

– А телефон? У вас были телефоны? Скорую можно вызвать.

– Сначала не ловила сеть, потом скорая велела нам приезжать в больницу самим.

– Как это? – возмутилась я.

– Вот так. Ты фильмов пересмотрела, что ли? Спасательный вертолет на гору в Штатах будет стоить как ракета Илона Маска. Должна толпа людей разбиться, чтобы вызвали авиацию. Ну и не было у нас все так плохо. Степка чувствовал себя паршиво, висел на мне, но шел ногами.

Я зажмурилась и… рассмеялась от нервного напряжения. Моя поломанная психика сегодня выдавала полный арсенал странных реакций.

– Я бы убила вас обоих за это дерьмо, но ты контуженый и так, а Степа уже умер.

Мирон тоже хмыкнул. Заметив, что я опять балансирую на краю истерики, он взял меня за локоть и повел к ванной.

– Умойся прохладной водичкой, Кристин. Работает как перезагрузка. А я чай поставлю, лады?

Я не смогла отказать ему. Проваливаться в бездну эмоций больше не хотелось. Меня немного пугало первичное оцепенение после смерти Степы, но оно было привычнее и проще рыданий навзрыд.

Когда я успокоилась и вернулась в гостиную, Мирон поставил на журнальный столик чайник и чашки.

– Ты сам заварил? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Нет, вызывал призрак мамы. Жаль, она не успела испечь свой капустный пирог, – Мирон сморщил нос и признал: – Паршивая шутка, но твой дебильный вопрос побуждает быть мудаком.

– Ты не знал, какую кнопку нажать на чайнике, и крестился около кофемашины, – припомнила я.

Мирон продолжил список:

– Не умел мыть посуду, стирать и признавать собственный инфантилизм. Ты права, Кристин. Но люди меняются, знаешь ли.

Думаю, мой скепсис по поводу изменений он понял без слов и махнул рукой. Мирон налил чай по чашкам и набросал на хлеб сыра с колбасой.

– Нарезал сам, – оценила я и этот нюанс.

Он сунул мне в руки чашку и буркнул:

– Сам-сам. Спасибо-пожалуйста. Ты вот сама и успокоиться не можешь.

«И поплакать тоже сама не могла», – подумала я, но вслух об этом Мирону ничего не сказала, конечно.

– Что там было дальше с аппендицитом на Рейнире? – напомнила я.

– Угадай. Вырезали, конечно. Кстати, и без вертолета это Степке стоило дохреналион денег.

Я надолго зависла, обдумывая историю Мирона. Выпив полчашки чая, я спросила:

– Почему он мне не сказал?

– Не хотел, чтобы ты переживала. Как всегда, – моментально ответил Мир. – Именно в тот день он заговорил о смерти. Сказал, что должен привести в порядок дела.

Я снова вспылила.

– Да что за бред? Какие дела? Он был здоров и не мог знать, что разобьется.

– Он предполагал всякое.

– Почему? – я повысила голос.

– Из-за мамы с папой. Они тоже не болели, Крис. Ты сама знаешь…

Мирон откусил бутерброд и меланхолично прожевал, проглотил.

Я знала, конечно, про их родителей. Как мог Степа попасть в аквапланирование, потеряв родителей в автокатастрофе? Он всегда так аккуратно водил. Не гонял.

Спешил к Наташе и детям – не иначе.

Эта мысль причинила боль, но одновременно отрезвила и вернула к главной теме беседы с Мироном.

– У него уже были дети тогда? Ты знал? – накинулась я на Мира.

– Не знал. Говорил уже сто раз, – огрызнулся и он. – Я и про завещание не знал. Только про дарственную.

Новое слово обожгло слух.

– Дарственную? – переспросила я. – Какую дарственную?

– На половину галереи.

Мои руки затряслись, и чашка зазвенела о блюдце. Я не вылила на себя горячий чай, только потому что Мирон быстренько забрал у меня их. Говорить я не могла, но покрутила пальцем в воздухе. Мир понял мою просьбу продолжать и стал рассказывать подробнее.

– Буквально через месяц после аппендицита Степка попросил прилететь в Москву, чтобы оформить на меня половину галереи и картины.

Он достал телефон, открыл на нем файл, вручил мне. Буквы расплывались перед глазами. Я вроде бы читала знакомые слова, но они не складывались в понятные предложения.

– Какого хрена? – прошелестела я едва слышно. – Каким образом?

– Ты не знала, как я понимаю? – догадался Мирон.

У меня не было сил даже зыркнуть на него злобно. Я только головой качала, как идиотка.

– Ну я так и понял на оглашении. Ты вообще слушала нотариуса? Он говорил, что дарение произошло до оформления завещания. Оно в принципе носит рекомендательный характер. Все поделено давно.

– Все уже украдено до нас, – автоматически выдала я расхожую цитату. – Нотариус упоминал дарственную? Серьезно?

– Да. Но ты уже была в астрале, как я понял.

– Видимо, да.

Я листнула документ до конца и отдала Мирону телефон. Он неодобрительно причмокнул.

– Ты не читала, Кристин.

– Я ни черта все равно не понимаю в таких документах. Да и не люблю, если честно. Разве мог Степа что-то подарить без моего согласия? Галерея, конечно, записана на него, но я его жена.

– О, наконец, ты начала шевелить мозгами. Конечно, он не мог ничего отписать без твоего разрешения.

Хотелось орать и метать посуду, но я продолжала оцепенело сидеть и тихо спрашивать:

– Тогда как..? Как тебе досталась моя галерея не через мой труп, Мирон?

– Ты подписывала какие-нибудь бумаги, не глядя?

Я прикрыла глаза рукой. Мирон быстро сделал выводы.

– Понятно. У него была твоя подпись. Или доверенность? Я не помню точно. У меня тоже острая аллергия на бумажки и юридический язык. Степа уверял, что все уладил. Я думал, вторая половина остается у тебя.

– А на деле оказалось, что такую же дарственную он оформил Наташе и детям. Потрясающе.

– Очень похоже на то.

Мирон взял чашку и запил очередной укус бутерброда. Как будто мы обсуждали не дело всей моей жизни, а какую-нибудь дурацкую вазу или диван.