Ветер дул через гавань, где стоявшие без дела грузчики наблюдали за тем, как рабочие долбят каменную кладку, осыпая бело-серой пылью подернувшуюся рябью воду. Кто был поумнее – хотя, наверное, это и не слишком-то умно, – шептались, что такие предзнаменования означать могут лишь одно. Должно быть, близится Тармон Гай’дон, Последняя битва, и ждать ее недолго.

Ветер покружил и отправился прочь от причалов, миновав высокие белые валы и бастионы, носящие название Сияющих Стен. По крайней мере здесь можно было надеяться на чистоту и бдительность гвардии Башни – гвардейцы стояли на своих постах, сжимая в руках луки. Чисто выбритые, в белоснежных, без единого пятнышка или следа износа накидках-табарах, часовые внимательно смотрели из-за зубцов стен, своей настороженностью напоминая готовую ужалить змею. Преисполненные решимости защищать Тар Валон, лучники считали своим долгом стоять насмерть, но не допустить врага в город. Тар Валон всегда отбивал нападения врага. Да, троллокам удалось прорваться за стены, но их разгромили на городских улицах. Артур Ястребиное Крыло не сумел взять Тар Валон. Даже айильцы в черных вуалях, опустошившие окружающую местность во время Айильской войны, так и не захватили город. Многие назвали случившееся тогда великой победой. Впрочем, были и те, кто задумывался, что бы случилось, если бы Айил и в самом деле захотели войти в город.

Ветер промчался над западным рукавом реки Эринин, оставляя позади остров Тар Валон, а по правую руку – Алиндейрский мост, высоко повисший над водой и словно бы приглашавший врагов пересечь его – и умереть. Миновав мост, ветер влетел в Алиндейр – одну из многих деревень в ближайших окрестностях Тар Валона. Она практически обезлюдела, так как жители целыми семьями бежали за мост, стремясь найти убежище в городе. Вражеская армия появилась вдруг, нежданно-негаданно, будто бы принесенная вьюгой. Мало кто этому удивился. Возглавляли эту мятежную армию Айз Седай, а те, кто жил в тени Белой Башни, вряд ли стали бы спорить о том, что могут делать Айз Седай, а на что они не способны.

Армия мятежниц находилась в боевой готовности, но в то же время была в ней какая-то неуверенность. Она насчитывала свыше пятидесяти тысяч человек, и ее огромный лагерь – целый городок из палаток – кольцом окружал не столь многочисленные шатры Айз Седай. Между внутренним и внешним лагерями пролегала строгая граница, этот барьер установили недавно, и он предназначен был не пропускать дальше мужчин, особенно таких, кто способен владеть саидин.

Можно было подумать, что обитатели мятежного лагеря обосновались тут надолго. В нем царила атмосфера обыденности, жизнь текла по привычной колее. Повсюду встречались спешащие по каким-то делам фигуры в белом, причем кое-кто был в положенном послушницам платье, а многие носили лишь похожую на него одежду. Если присмотреться, то можно было заметить, что среди последних встречалось немало женщин далеко не юного возраста. У некоторых даже седина в волосах пробивалась. Но ко всем обращались «дитя мое», и они послушно исполняли порученное: стирали белье, выбивали ковры и чистили палатки и шатры под приглядом невозмутимых Айз Седай. И хотя эти Айз Седай и посматривали излишне часто на силуэт Белой Башни, издалека похожей на гвоздь, то ошибся бы тот, кто предположил, будто они нервничают или чем-то встревожены. Айз Седай всегда сохраняют спокойствие. Всегда. Даже сейчас, когда они потерпели страшное поражение: Эгвейн ал’Вир, Престол Амерлин восставших Айз Седай, захвачена в плен и заточена в темницу в подземелье Башни.

Ветер потрепал полдесятка платьев, кое-где сорвал развешанное после стирки белье, а потом быстро продолжил свой путь на запад. И мчался он дальше на запад, мимо грозно высящейся Драконовой горы, над чьей зазубренной вершиной курился дым. Пролетел над Черными холмами и через широко раскинувшуюся Каралейнскую степь. Там укрывшийся во впадинах снег еще цеплялся за тени под скалистыми уступами или прятался в глубине редких рощиц горного чернодрева. Уже давно должна была прийти весна, и в эту пору из-под прошлогодней травы должна была пробиваться молодая поросль, а на тоненьких ветвях ив – распускаться почки. Кое-где так и случилось. Тем не менее весь этот край еще дремал, будто не высвободившийся из пут зимней спячки. Земля словно чего-то ждала, затаив дыхание. Неестественно жаркая прошлая осень отхватила добрый кусок от отведенной для зимы поры, иссушив край долгой засухой и уничтожив всю растительность, кроме самой живучей и неприхотливой. Когда же наконец-то наступила зима, то обрушилась она свирепыми ледяными дождями и яростными снежными бурями, принеся долгие убийственные морозы. Теперь, когда холод все-таки отступил, немногочисленные фермеры еще тешили себя напрасными надеждами.

Ветер растревожил бурую после зимы прошлогоднюю траву, раскачал голые до сих пор ветви деревьев. На запад он дул, ворвавшись в страну, известную как Арад Доман: гряды холмов и невысокие горные пики, – как что-то вдруг ударило по нему. Нечто невидимое, нечто порожденное отдаленным мраком на севере. Нечто, что текло совершенно против естественных воздушных потоков и течений. Ветер был поглощен этим «нечто», дувшим на юг резкими порывами, над вершинами низких гор и гребнями бурых предгорий, – к большому бревенчатому дому, одиноко затерявшемуся среди поросших соснами холмов восточного Арад Домана. Ветер дул мимо усадьбы и шатров, расставленных на обширном поле рядом с ним; от сильных порывов шуршала хвоя и сотрясались палатки.

Ранд ал’Тор, Дракон Возрожденный, стоял и глядел в окно, заложив за спину руки. Он по-прежнему думал о них как о «руках», хотя по-настоящему рука теперь у него осталась только одна. Левая оканчивалась культей. Коснувшись ее пальцами здоровой руки, он ощутил гладкую, исцеленную посредством саидар кожу. Но его чувства говорили ему, что вторая кисть должна быть на месте.

«Сталь, – подумал Ранд. – Я – сталь. Случившегося не исправить, и я должен идти дальше».

Особняк – сложенный из толстых сосновых и кедровых бревен, в излюбленном богатыми доманийцами стиле, – постанывал и словно бы приседал под порывистым ветром. Что-то в этом ветре несло с собой запах тухлого мяса. Впрочем, в эти дни в таком запахе не было ничего необычного. Бывало, мясо портилось совершенно неожиданно, иногда всего несколько минут спустя после свежевания туши. Попытки вялить или засаливать мясо ни к чему не приводили. Все дело в прикосновении Темного к миру, и с каждым днем его воздействие нарастало. Сколько времени осталось до того, как оно охватит всё и вся, маслянисто-тошнотворное, как порча, что некогда мерзкой пленкой затягивала саидин, мужскую половину Единой Силы?

Ранд стоял в просторной и длинной комнате, внешняя стена которой угадывалась по округлости бревен. Остальные стены обшивали сосновые доски – все еще хранившие слабый аромат смолы, древесины и морилки. Скудную обстановку составляли меховой коврик на полу, повешенная крест-накрест над камином пара древних мечей и деревянная мебель, с нарочито оставленной кое-где корой. Весь интерьер словно бы говорил: этот дом – идиллический уголок в тихом лесу, вдали от суеты больших городов. И не какая-то там хижина, разумеется, – дом для этого был слишком велик и обихожен. Скорее, уединенное убежище.

– Ранд? – раздался тихий голос.

Он не обернулся, но почувствовал, как пальцы Мин коснулись его предплечья. Через миг ее руки скользнули по его бокам, и девушка обняла юношу, и Ранд почувствовал, как ее голова легла ему на плечо. Через связывающие их узы он ощущал ее озабоченность. Она волновалась за него.

«Сталь», – подумал Ранд.

– Я знаю, тебе не нравится… – заговорила Мин.

– Сучья, – промолвил Ранд, кивком указывая в окно. – Видишь те сосны? Вон там, у самого лагеря Башира?

– Да, вижу. Но, Ранд…

– Они клонятся не в ту сторону, – сказал Ранд.

Мин притихла, и хотя ни единым движением себя не выдала, узы донесли до Ранда колючки тревоги. Окно комнаты, находившейся на самом верхнем этаже дома, смотрело на воинский лагерь, рядом с ним на флагштоках гордо развевались стяги: знамя Света и Рандово знамя Дракона. О присутствии главы Дома Башир свидетельствовал третий флаг, намного меньше других: на голубом поле – три простых красных цветка под названием «королевский пенни». И все три знамени полоскались на ветру… вот только в считаных шагах от них иголки на сосновых ветвях клонились в противоположную сторону.

– Темный шевелится, Мин, – сказал Ранд.

Он бы подумал, что странности с ветрами связаны с тем, что он сам – та’верен, но события, которые он вызывал, всегда относились к числу возможных. Но чтобы ветер дул одновременно в двух разных направлениях… нет, он чувствовал неправильность в движении тех сосновых иголок, даже если рассмотреть отдельные иголки и не получалось. Зрение у Ранда по сравнению с тем, каким оно было до нападения в тот день, когда он потерял руку, стало определенно хуже. Он как будто… как будто смотрел через слой воды на что-то искаженное. Впрочем, зрение, постепенно и понемногу, но улучшалось.

Этот дом являлся лишь очередным пристанищем в длинной череде дворцов, усадеб и прочих уединенных особняков, служивших в последние несколько недель прибежищами Ранду. После неудачной встречи с Семираг он не хотел задерживаться на одном месте и постоянно менял свои убежища. Ему требовалось время – для того, чтобы подумать, поразмышлять и по возможности сбить со следа ищущих его врагов. Очень жаль, что стало известно о поместье лорда Алгарина в Тире. Хорошее было убежище. А теперь Ранду не стоит подолгу оставаться на одном месте.

Внизу, на лугу – открытом пространстве зеленой травы возле особняка, окруженном рядами елей и сосен, – салдэйцы Башира занимались обустройством походного лагеря. Впрочем, называть в нынешние дни луг «зеленым» можно лишь из иронии. Даже до прибытия армии он не был зеленым – сквозь заплаты прошлогодней бурой травы лишь кое-где неохотно пробивалась новая поросль. Да и та выглядела болезненной и имела желтоватый цвет, а теперь ее совсем вытоптали лошадиные копыта и солдатские сапоги.

Луг покрылся палатками и шатрами. С высоты второго этажа Ранд видел аккуратные ряды маленьких островерхих палаток, напомнивших ему расчерченные на квадраты доски для игры в камни. Странный ветер не остался незамеченным солдатами. Кое-кто указывал пальцем на необычно ведущие себя ветки, остальные же продолжали заниматься обыденными делами: чистили, опустив головы, доспехи, носили к коновязям ведра с водой, точили мечи или острили наконечники кавалерийских пик. Ладно хоть не снова явление оживших мертвецов. Даже самые крепкие духом могут утратить волю, коли мертвые восстают из могил, а Ранду необходима сильная и боеспособная армия.

Необходимость. Давно уже не было речи о том, чего хочет сам Ранд, о том, каковы его желания. Отныне он сосредоточен только на том, что необходимо, а больше всего ему нужны жизни тех, кто пошел за ним. Нужны солдаты, которым суждено сражаться и погибать ради того, чтобы приготовить мир к Последней битве. Тармон Гай’дон все ближе. И ему нужно, чтобы все они были сильны – дабы победить.

Вдалеке, на левой стороне луга, по склону невысокого холма, на котором стоял дом, сбегал ручей. Поток вился среди пожелтевшего цепкого камыша и падуболистных дубов, на которых только-только набухали почки. Вообще-то говоря, ручей был не слишком полноводен, но для небольшой армии служил превосходным источником свежей воды.

Возле самого окна ветер вдруг исправился, и знамена захлопали и развернулись в другую сторону. Выходит, сосновые ветки были ни при чем, а это знамена развевались неправильно. Мин испустила едва слышный вздох, и Ранд почти физически ощутил ее облегчение, хотя она и не перестала волноваться за него. В последнее время девушка постоянно испытывала беспокойство. Ранд ощущал, что это чувство не оставляет всех четырех женщин, каждая из них представляла собой клубок эмоций, которые он поглубже запрятал в закоулки своего сознания. Трем женщинам он сам позволил соединиться с ним узами, а последняя связала его с собой узами против его желания. Одна из них сейчас приближалась к нему. Авиенда – она вместе с Руарком направлялась в усадьбу на встречу с Рандом.