У нее триста тысяч подписчиков? ЧТО ЗА?! Она подписана только на четырнадцать человек, и это облегчает мои поиски. В этом списке я сразу же вижу Сэма Шеола и узнаю его красивое лицо. Неприятно признавать, но мое сердце замирает, когда я вижу его ямочки на щеках. Затем я замечаю маленький черный символ висячего замка.

Приватный профиль?

Он закрыл профиль. Черт. Ладно, в пятницу у нас свидание, так что он, вероятно, одобрит мой запрос. Но так я признаю, что искала его в «Инстаграме». Не стоит. Я просматриваю страницу Роны, ища фото с Сэмом. Она числится как ин-флюенсер, и когда я просматриваю ее фотографии, то понимаю почему.

Ряды прекрасных фото ее и ее великолепных друзей, сделанных по всему миру. Бесконечные снимки татуировок и бикини на фоне лазурно-голубой воды, канатная дорога в Коста-Рике, вечеринки в Сингапуре. В груди начинает закипать зависть: я не думала, что смогу ненавидеть ее еще сильнее. Я замечаю первое фото Сэма и нажимаю на него.

Это та же компания с ярмарочного комплекса на Коачелле.

Фу. Коачелла.

Сэм в центре стоит рядом со звездой реалити-шоу, ее имплантированные сиськи выпирают из укороченного топа, как поднимающееся тесто для хлеба. Я собираюсь двигаться дальше и просмотреть остальную часть аккаунта Роны, когда замечаю, что фотография меняется. Это видео? Бумеранг? Лица Сэма и его друзей начинают темнеть, их улыбки становятся гротескными, нижние губы пронзают острые клыки. Какого черта! Сэм особенно пугает, его красота – пародия на саму себя, как у того паука, у которого на спине фальшивое лицо, чтобы отвлечь свою жертву, пока он нападает своей настоящей пастью.

Но больше всего беспокоят знаменитости и люди из толпы. Кожа на их лицах слезает, обнажая сырые красные мышцы, блестящий жир и, наконец, ярко-белые кости. Их плоть растворяется в яркой дизайнерской одежде, рты застыли в крике, идеально уложенные волосы превратились в пылающие гривы. Я не могу перестать смотреть в их глаза, расширенные от ужаса, которые вскоре лопаются, а затем плавятся, собираясь в пустых глазницах черепов.

Я издаю странный сдавленный крик и сбрасываю компьютер с колен на пол гостиной.

– Мигуэла? ¿Qué pasó?^[15]

Я резко поднимаю голову и вижу абуэлу с клубками ниток на коленях, которая с беспокойством смотрит на меня. Я и забыла, что она там.

Я нервно хихикаю:

– Ничего! Правда, ничего, абуэла. Я просто… – Я смотрю на телевизор. – Я просто забеспокоилась… о том… что агент Гиббс может найти на месте преступления. – Это полная импровизация, но бабушка заставляет меня смотреть этот дурацкий сериал всю жизнь, и я уверена, что этот комментарий подойдет к любой серии.

Она прищуривается, затем смотрит на ноутбук, лежащий на полу.

– И для этого потребовалось швырнуть дорогой компьютер через всю комнату? Мигуэла, ты же знаешь, у нас нет лишних денег. Я не могу позволить себе купить новый…

– Прости-и-и. – Я широко улыбаюсь, на что она качает головой и снова принимается за вязание, переводя взгляд на экран телевизора.

Я глубоко вздыхаю, беру ноутбук и смотрю на фотографию. Сейчас она выглядит нормально. Никаких облезших лиц, выпученных глаз. Я снова нажимаю на фото, но ничего не меняется. Может, это какое приложение для спецэффектов? Или самый страшный фильтр, который я когда-либо видела? Сильно сомневаюсь в этом.

Похоже, мне придется добавить это к списку вещей, о которых нужно расспросить Сэма во время нашего завтрашнего свидания. Может быть, этот чертов сериал все-таки полезный.

В пятницу, когда прихожу домой, я направляюсь прямиком в свою комнату под предлогом головной боли. Когда абуэла зовет меня ужинать, я говорю ей через закрытую дверь, что не голодна и рано лягу спать. Не вру, просто избегаю. После того как бабушка вколола мне обезболивающее и пощупала лоб, она наконец оставляет меня в покое. Я слышу, как она моет посуду после ужина, затем устраивается в кресле, чтобы посмотреть испанские мелодрамы, которые она с таким восторгом открыла для себя, когда у нас появился «Нетфлики», как она это называет.

Как и всегда, меньше чем через час я слышу, как ее храп волнами перекрывает звук телевизора. Если я дома и ей не нужно беспокоиться о моей безопасности (ее любимое развлечение), она не выдерживает даже одной серии. Это как цифровой мелатонин. Я тихонько подхожу к окну своей спальни, затем останавливаюсь и снова прислушиваюсь. Все еще храпит. Я открываю окно, перекидываю одну ногу через подоконник и спрыгиваю на траву.

Я пробегаю между нашим домом и соседским, затем вниз по кварталу, заворачиваю за угол и вижу Сэма, ожидающего меня перед кафе, где мы и договорились встретиться. Оно, конечно, закрыто – заведения Стоу сворачиваются чертовски рано, – и он стоит на крыльце, прислонившись к колонне. Он еще не видит меня, поэтому я пользуюсь моментом, чтобы понаблюдать за ним – за его худощавым телом, одетым во все черное, за расслабленной позой, за угловатым и совершенным лицом, смотрящим на луну, поднимающуюся над хозяйственным магазином через дорогу, за легкой улыбкой, возникшей, будто он думает о чем-то приятном.

Он замечает меня и улыбается. Сосредоточься, Мика. Ты в режиме детектива, помнишь? Но по моей коже снова пробегает электрический разряд, и я не могу удержаться, чтобы не ответить собственной широкой улыбкой. Он неторопливо спускается по ступенькам и встает прямо передо мной. Я смотрю ему в глаза.

– Это была слишком долгая неделя. – Даже несмотря на то что мы не прикасаемся друг к другу, клянусь, я чувствую, как звук его голоса вибрирует в моей груди.

– Ты это мне говоришь? Мне нужно ходить в школу и на работу… и, конечно же, кормить Челюсти.

Он наклоняет голову набок.

– Челюсти?

– Золотую рыбку, что ты выиграл.

Он усмехается:

– Ах да. Ей подходит это имя.

Он берет меня за руку и поворачивается к одинокому автомобилю, стоящему на стоянке перед кафе.

Изящная черная машина с откидным верхом притаилась там, как кошка, готовящаяся к прыжку.

Видимо, он понимает, что я не впечатлена.

– Перестарался? Она даже не моя.

– Подожди, ты украл ее?

– Нет!

Он кажется таким ошеломленным, что я смеюсь.

– Просто шучу. – Вроде. Его плечи заметно опускаются, и я испытываю облегчение, что он тоже нервничает. – Взял напрокат.

– Напрокат? Ты не можешь арендовать машину, пока тебе не исполнится двадцать пять. Подожди… – Я смотрю на него, сощурив глаза. – Сколько тебе лет?

Он смеется:

– Я не настолько стар. Мне девятнадцать. И… мой отец вроде как владеет компанией по прокату автомобилей. Вернее, корпорацией, которой принадлежит компания. – Он потирает шею и снова выглядит смущенным.

Не то чтобы богатство меня удивляет. Просто я живу в Стоу. Он переводит взгляд с меня на машину.

– Тебе не понравилось.

– Нет, нет, просто… – Я смотрю на него и слегка вздрагиваю. – Ладно, ты прав.

– Ауч!

Я пожимаю плечами.

– Прости. У меня пунктик на ложь.

– Не стоит, я уважаю это. Просто хотел впечатлить тебя. Большинство людей убили бы за такую машину. – Он показывает на нее жестами, как будто мы участвуем в игровом шоу, и автомобиль – главный приз в нем.

– Это просто… что-то вроде пожирателя бензина, разве нет?

Он смотрит на меня и наклоняет голову.

– Ты другая.

Я немного раздражаюсь. Всю свою жизнь я слышу слово на букву «д».

– В каком смысле другая? – осторожно спрашиваю я.

– Хмм… – Я буквально вижу, как он думает, прежде чем заговорить. – Я знаю не так много людей нашего возраста, которые так считают. На девушек, которых я знаю, производят впечатление такие вещи, как быстрые автомобили, дизайнерские лейблы и черные карты.

– Похоже, тебе нужно расширить свой круг общения.

– Тут ты права.

Сэм открывает пассажирскую дверь, и я сажусь в машину. Он буквально подпрыгивает за рулем, как будто слишком взволнован, затем задним ходом выезжает с парковки на центральную улицу. Когда мы едем в направлении Маунтин-роуд, я уточняю:

– Куда мы едем?

Кивком подбородка он указывает куда-то вперед:

– Увидишь.

Я заглядываю за свое сиденье и вижу старомодную плетеную корзинку для пикника, из которой торчит запотевшая бутылка.

– Пикник? Я люблю пикники! – Я хлопаю в ладоши, будто мне пять лет. Впрочем, именно так я себя и чувствую.

– Что ж, оттуда будет отличный вид.

Затем внезапно до меня доходит, что я в машине с парнем, с которым совсем недавно познакомилась и чья сестра заставила мою руку гореть. Да, не самая умная затея, но у меня черный пояс по тхэквондо, и, по правде говоря, я нисколько не жалею об этой встрече. Тем не менее я быстро пишу Зи, где нахожусь.

Когда мы едем по Маунтин-роуд, ветер развевает мои волосы и я закрываю глаза.

– Все хорошо?

– Ммм… Так вот почему людям нравятся открытые машины.

– У них есть свои плюсы. – Он улыбается.

Обычно в это время года слишком холодно, чтобы открывать верх. Но сейчас вечер теплый, по-весеннему теплый. Несмотря на ноябрь. Если подумать, погода тоже изменилась, с тех пор как Сэм приехал сюда. Я смотрю на него. Его короткие черные волосы развеваются, а глаза остекленели от ветра. Я помню, как однажды ночью была на пляже в Пуэрто-Рико и луна отражалась от поверхности воды, как бриллиант. У него такие же глаза. Я ловлю себя на том, что теряюсь в них, и это кажется… потрясающим.

Звонит его телефон – он подключен к машине, так что я вижу имя «Рона» и фотографию его сестры на экране. Я сдерживаю дрожь.

– Уф, – бормочет он и сбрасывает звонок.

В точности мои чувства. И все же я не хочу показаться грубой.

– Ты мог бы ответить. Я не против. – И это правда. Можно узнать многое о людях, подслушивая их телефонные разговоры.

Он качает головой:

– Не, не хочу, чтобы она знала, где я.

– Ладно…

Он вздыхает.

– С ней… сложно, но я вроде как привязан к ней, понимаешь?

– Нет. У меня нет ни братьев, ни сестер. Иногда я жалею об этом, но потом люди рассказывают мне страшные истории.

– Да, на бумаге братья и сестры звучат лучше.

Мы продолжаем петлять по Маунтин-роуд, и я понимаю, что мы направляемся к горнолыжному курорту. Он заезжает на пустую парковку слева, горнолыжные подъемники спят внизу в ожидании зимы. Я смотрю на него:

– Ты же знаешь, что курорт еще не открыт?

Он паркуется перед затемненным зданием, выходит и обходит машину. Я все еще в замешательстве и не слишком-то ему доверяю, но когда он открывает дверь и протягивает руку, я принимаю ее.

– Это слишком прекрасная ночь, чтобы проводить ее в помещении. – Он кивает в сторону лыжных трасс и бесшумных подъемников, забирая корзину для пикника с заднего сиденья.

Когда мы начинаем спускаться к подножию горы, я кое-что замечаю краем глаза. Что-то маленькое и черное, похожее на движущуюся тень. Я останавливаюсь. В кустах рядом со зданием раздается шорох. Что это было?

– Что-то не так?

– Нет. Я просто… – Я замечаю голову, заостренные уши, похожие на те, что я видела возле беговой дорожки, и светящиеся оранжевые глаза. – Сэм, ты видишь это? – шепчу я, указывая на существо как раз в тот момент, когда оно поворачивается и взмахивает заостренным хвостом, прежде чем исчезнуть.

– Что? – К тому времени, когда он смотрит, никаких следов не остается.

– Странно. Мне показалось, я увидела… – Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Затем снова иду вперед по тропинке. – Наверное, это была кошка или что-то в этом роде.

Когда мы добираемся до подножия подъемника, я смотрю вверх на знакомую гору, а затем снова на Сэма.

– Ты же не думаешь, что я полезу на эту гору? Мне, конечно, нравятся пешие прогулки, но не ночью без налобного фонаря.

– Конечно, нет.

Я ахаю, когда начинает гудеть подъемник, а на горе один за другим загораются огни, оживают двигатели.