Алексей с посаженной на коней дозорной ротой ехал прямо следом за большой, крытой чёрной кожей каретой главного в посольстве турка. Тут же рядом скакала и отборная сотня сипахов. Следом шли ещё две турецкие кареты, и потом катила в богатой отделке карета князя Потёмкина. Весь поезд был приличных размеров, и охраны в нём хватало.

Первые пять вёрст пролетели быстро, по утреннему холодку ехать было одно удовольствие. С правой стороны за кустами и деревьями сверкала гладь озера Братес. Вот в сторону, на обочину отошёл парный разъезд драгун, всадники приложили ладони к каскам, отдавая честь Потёмкинской карете. Ещё парный разъезд и группка егерей во главе с подпоручиком Жалейкиным. Поезд пошёл по второму охраняемому пятимильному отрезку.

– Как думаете, Алексей Петрович, где более всего можно нападения ждать? – нагнав полковника, спросил Осокин.

– В любом месте, Тимофей Захарович, – провожая глазами очередной парный разъезд драгун, проговорил Егоров. – Наши кавалеристы, посланные за теми каретами, что уехали вчера в Яссы, так и не вернулись. Видать, кареты те гнали хорошо. А это значит, что их пассажиры могли хоть где из них выйти, даже под самими Яссами. Но я в этом сомневаюсь, учитывая, что через три десятка вёрст дорога начнёт сильно удаляться от реки Прут. Ждать нападения нужно, полагаю, на этом участке. Сам понимаешь, неспроста же в эту реку британская шхуна ушла.

Мимо промелькнул ещё один конный разъезд драгун и пятёрка егерей во главе с капралом Кожуховым. Драгуны гарцевали, отдавая честь, а вот егеря, напротив, рассыпавшись цепью, с ружьями наготове осматривали заросшие деревьями и кустами окрестности.

– Третий участок, здесь звеньевой Чижов за старшего, – крикнул, настёгивая кобылу, Осокин. – Шебутной егерь, штрафные раз от раза получает, но зато сметливый. Я его давно приметил, к себе в роту звал, но у них же артель на первом месте.

– Помню такого, – кивнул Алексей. – Весной Бегов его две недели по нужникам гонял, а он потом вон как на Дунайских поисках и под Мачином отличился. Дурь слетит совсем – в капралы перейдёт.

Шёл третий пятимильный отрезок пути.

– Джон, передай своим людям – стрелять только после того, как я буду уверен, что это наша цель, – проговорил Гюнтер, открывая крышку круглого футляра.

– Ого-о! Какая богатая вещь! – присвистнул британец, с завистью глядя на подзорную трубу. – Хорошо живёшь, пруссак!

– Не моя, – проворчал тот, протирая окуляр бархоткой. – Барон дал, чтобы не ошибиться с каретой. Так-то она приметная, но так уж надёжней.

И он навёл трубу на русский пикет. От него как раз отъезжали две драгунские пары. Одна шла в южную сторону дороги, другая на север. Третья пара оставалась на месте около егерей. Те же встали в цепь и, набрав дистанцию в десяток шагов друг от друга, внимательно оглядывали окрестности.

– Donnerwetter! – выругался Гюнтер. – Джон, я тебе говорил про егерей с волчьими хвостами на касках? Это они!

В окуляр трубы немцу были хорошо видны все детали мундиров.

– О-о, у одного даже при себе, похоже, штуцер, – процедил он сквозь зубы. – Ни о каком повторном выстреле даже и речи быть не может. Стреляем и сразу же уходим!

– Не волнуйся ты так! – попробовал успокоить пруссака Джон. – До пикета русских далеко. Мы же проверили, им чтобы на холм подняться, ещё и через овраг нужно сначала перебраться, а мы-то их ждать тут не будем. Пока это они сюда поднимутся, мы уже в сторону реки давно отбежим. Полмили форы у нас точно тут будет. Сам понимаешь, им в горку бежать – это дыхание сбивать, а вот нам с горки вниз гораздо легче и быстрее. Две мили всего, а там уже плавни и река будет. Самое главное, что для кавалерии эти места непроходимы. Немного только посуху пробежаться, а потом дальше уже заводи пойдут. Уйдём!

Время тянулось томительно долго. Пристроившись за большим пнём, Гюнтер неотрывно смотрел в южную сторону и только изредка переводил окуляр трубы на русский пикет. Егеря стояли не как привычные часовые неподвижными болванчиками, они переходили с места на место и непрерывно осматривали окрестности. Пара человек даже дошла по дороге до холма и пристально его осмотрела.

«Только бы наверх не полезли! – молил про себя Гюнтер. – Тогда всё дело провалится!»

Но нет, егеря немного постояли, прошли ещё на север пару сотен шагов, а потом вернулись обратно к своим.

«Ну где же посольский поезд?! – била в мозгу мысль. – Барон ведь сказал, что у него совершенно точные сведенья об его отправлении к Яссам рано поутру. А вдруг всё переиграли? Вдруг переговоры решили и дальше проводить в Галаце? Русский князь ведь такой взбалмошный, захотелось – и приказал отменить выезд! Плакала тогда моя премия в пятьдесят фридрихсдоров^[5]. А у меня в Пруссии в доме крыша протекает, старшую дочь Эльзу замуж за сына булочника отдавать, сына Эриха учить. Эхх!» – и он, глубоко вздохнув, погладил хозяйский штуцер.

Так же, как и он, лежали рядом восемь человек с нарезными ружьями. У каждого из них была причина ожидать посольский поезд, и причина эта – золото.

Русский со штуцером в руках присел, покачался из стороны в сторону, попрыгал и заковырял пальцами в казённой части своего оружия.

– Кремень в курке замка, наверное, проверяет, или, может, пороховую затравку, – пробормотал Гюнтер и перевёл окуляр трубы вдаль на дорогу. – Едет! – воскликнул он, заметив вытягивающуюся из-за поворота змею длинной колонны.

Джон отдал команду на английском, и четверо его стрелков вслед за старшим защёлкали, отжимая курки на штуцерах.

– Карета, карета, где эта карета?! – лихорадочно скользил взглядом по приближающейся колонне Гюнтер. – Вот она! Сначала в голове едут русские кареты в окружении кавалеристов. Далее – полсотни сипахов, потом опять русские в зелёных мундирах, и вот уже идут посольские кареты турок – две простые, а потом как раз та, что и была нужна. Именно в ней, огромной, чёрной, влекомой целой дюжиной коней, и перевозили высших сановников Порты. Катила она в окружении турецких воинов. Следом за ней скакали ещё всадники в зелёных мундирах.

«Плотно опекают, – подумал Гюнтер, – но ничего, стрелять мы будем сверху, а это значит, что всадники на конях нам вовсе не помеха. Странно, а почему тут среди турецких карет ещё и русская в богатой отделке затесалась?» – мелькнула у него мысль, но раздумывать времени не было, голова колонны уже проезжала мимо холма.

– Джон, гляди, вон вторая половина поезда, – указал он рукой. – Там турецкая часть, в ней, в голове, две обычные кареты, а потом за ними большая, просто огромная. Сразу же за ней ещё две и потом вся в золоте русская. Вот та огромная, что катит среди меньших перед русской, это и есть наша цель! Стреляем, когда она будет прямо напротив, целимся в заднюю её часть. Именно в ней, в самой удобной, и должен ехать рейс-эфенди!

– Понял! – крикнул британец и быстро перевёл всё сказанное своим людям.

– Удобное место для засады, – отметил Алексей дорожный изгиб у холма.

Сколько их таких ещё удобных мест будет впереди? И где-то должны ждать своего часа иноземные стрелки. Если, конечно, они всё правильно поняли и рассчитали с бароном. А если вдруг нет, и вся эта большая суета будет лишней?

Голова поезда обогнула холм и, набирая скорость, покатила дальше, а вот середина, где и находилась турецкая делегация, только-только втягивалась в дорожную петлю.

Бам! Бам! Бам! – хлёстко ударили выстрелы. Ехавшие и так медленно кареты остановились, и из тех четырёх, что следовали впереди и позади огромной турецкой, высыпали люди в зелёных мундирах.

– Холм! Самая серёдка, там, где проплешина! – крикнул, указывая рукой на цель, Афанасьев.

Тихон, отщёлкнув курок штуцера, водил стволом, выискивая цель. От того места, где растительность была не такой густой, и ближе к вершине возвышенности ветерок относил в сторону серое облачко дыма. Там что-то мелькнуло, и капрал выжал спусковой крючок. Вслед за его выстрелом ударили сразу несколько десятков винтовальных и гладких стволов. Пятёрка Горшкова уже влетела в овраг и теперь карабкалась по его противоположному склону.

– Вперёд, братцы! Живьём постарайтесь кого-нибудь взять! – рявкнул Егоров, перезаряжая штуцер.

Около сотни спешенных егерей устремились к холму, а выпрыгнувшие из карет штуцерники Афанасьева всё били по нему, осыпая пулями.

Гюнтер, пригнувшись, подбежал к лежащему без движения Дитриху, перевернул его на спину и выругался. В синее небо глядели застывшие, мёртвые глаза, а из уголка рта бежала алая струйка крови.

– Готовый он, не видишь, что ли?! Бежим! – рявкнул Джон.

Пуля ударила в ствол дерева буквально в пяди от головы, и он резко пригнулся.

Гюнтер, перекрестившись, закрыл глаза товарищу и, вскочив на ноги, сделал три шага. Свинец вошёл ему сзади в бедро, и он, громко вскрикнув, упал на землю.

– Бежать можешь?! – крикнул Джон, наклоняясь над пруссаком.

– Найн, – прорычал тот, зажимая рану рукой. – Бегите без меня!

– Прости, друг, ничего личного, – Джон выхватил из-за пазухи пистоль и, отщёлкнув курок, выжал спусковую скобу. – Ты же знаешь, нам нельзя попадаться в руки русских.

– Ваше высокоблагородие, сюда! – крикнул Мухин. – Тут среди кустов два трупа лежат.

Алексей, преодолев подъём, выскочил на прогалину. Здесь уже обшаривала заросли пара дюжин егерей.

– Ого, а это ведь наш с тобой знакомец, Тихон, – проговорил полковник, присаживаясь возле одного из убитых.

– Так точно, вашвысокоблагородие, – кивнул капрал. – Гюнтер это, денщик того самого прусского посольского барона. А вы этот штуцер, что рядом с ним лежит, узнаёте?

– Вот это да-а! – присвистнул в удивлении Егоров. – Не думал, что снова буду его держать!

В руках у него был тот самый прусский штуцер барона Иоганна Корфа, который он у него выиграл четыре года назад. Уж спутать с другим Алексей его никак не мог: клеймо мастера, год выпуска и даже зазубрины на стволе – всё было знакомым.

– Вашвысокоблагородие, а ведь умер он не от нашей пули, – проговорил удивлённо Мухин, осматривая тело. – Ну да, ногу, похоже, это мы ему пробили. А тут вот, сами поглядите, вблизи, прямо в упор, в грудь ему стреляли. Вона и от горящего пыжа, и от пороховых крупиц подпалины на одёже. Это что же получается такое, ваше высокоблагородие? – пробормотал он, ошарашенный. – Свои его, что ли?

– Похоже, что да, добили, – кивнул Алексей, осматривая одежду возле пулевой пробоины.

– Да как же такое возможно, чтобы свои и своих? – прошептал потрясённый капрал. – Грех-то какой! Звери они, что ли?

На прогалину выскочил запыхавшийся Лужин. Остановившись и окинув всё быстрым взглядом, он в сердцах махнул рукой.

– Не поспел, вот ведь незадача! Пока это я с головы колонны подскакал, а здесь уже всё и закончилось. Не догоню я, Ляксей Петрович, уже наших?

– Не-ет, не догонишь, Федя, – покачал головой полковник. – Они уже, небось, в версте от нас, к самым плавням реки подбегают.

– Кажись, бахнуло где-то? – негромко проговорил Аникеев. – Во-о, слышишь, Вадя, теперь опять. Слабенько эдак, еле-еле слышно.

– Да не-ет, Борис Матвеевич, показалось тебе, тихо ведь, – помотал головой напарник. – Может, это жерех на течении хвостом мелочь бьёт?

– Ага-а, конечно, жерех, ты чего? – фыркнул унтер. – А то я не расслышал бы! Не с воды этот звук шёл, а с самой глубины берега. И не кони это наши, – сразу отмёл он новое предположение егеря. – Точно говорю тебе – выстрелы это были. Только далеко, не меньше как в версте.

Сержант привстал из-за куста, пристально оглядел стоящую в затоне шхуну и махнул рукой.

– За мной, Вадимка, только пригнись! Чуток от берега отбежим, а то тут со спины никакого огляда нет. Во-он там, где плавни у косогора проходят, на нём мы и заляжем. Дорожка там натоптанная есть, самое то сверху это всё место перекрыть.

Пуля пропела над головой, и на спину Горшкову упала срубленная ей ветка.

– Зараза! – выругался Фрол и сместился за дерево. – Задерживают они нас, гады! Отбежать дают остальным! Ваня, Нестор, побегли! Тихон, Елизар, прикрывайте нас! – и, выдохнув, бросился вперёд. Вслед за ним выбежали двое, а вдалеке хлопнул ещё один выстрел.