Красный Вервольф 4 (страница 8)
Теперь вперед, пока пыль от взрыва не осела. Пули щелкали по стене, но частота и прицельность такая себе, если повезет…
Теперь вторая граната, прямо на бегу.
Бабах!
Близко рванула, заррраза… Взрывной волной меня ощутимо так швырнуло в стену, едва на ногах устоял. Кто-то заорал на немецком по ту сторону взрыва. Но я не разбирался. Взлетел на крыльцо, рванул дверь.
За мгновение чуть было не поседел и кони не двинул. Дверь же могла быть и ЗАКРЫТА, только я об этом не подумал.
Ф-ух, пронесло. Тяжелая дубовая створка скрипнула и впустила меня внутрь.
Хлоп… И вот я уже в сумрачном пахнущем ладаном помещении церкви. Выстрелы зазвучали глуше. Пара пуль попала в дверь, но ни одна не пробила.
Надо чем-то это заклинить… Тут явно раньше был засов, но кто-то позаботился, чтобы его под руками не было – петли были пусты.
Что бы такое приспособить? Я быстро огляделся. О, скамья! Годится…
Я метнулся вправо, подхватил скамейку и с силой втолкнул ее в петли засова. Да уж, храм вроде маленький, а двери как в средневековой крепости.
Святые укоризненно смотрели на меня со стен и потолка. Ну, простите ребята, такая уж работа. Вас, можно сказать, тоже спасаю, вряд ли те ребята с ранцами фламменверферов падут ниц перед образами православной деревенской церквушки.
Любоваться искусством времени не было, в любой момент огнеметчики могли запустить свои адские машины, и спалить гордое Свободное со всех четырех концов. Дело, конечно, небыстрое, но лучше бы поймать их до того, как куча дворов заполыхает вонючим пламенем.
Ага, лестница на колокольню, похоже, вон там, за кирпичным простеночком.
Я втиснулся в узкий проход почти вертикальной лестницы с высокими ступенями.
Сейчас главное – не навернуться на этой гениальной конструкции. По всем законам фортификации построено – чтобы максимально затруднить проход врага наверх.
Вот только расшибить голову о ступени в мои планы не входило.
Опа…
Что-то загородило тусклый свет наверху. На фоне темнеющего неба четко обозначился силуэт человека, который целился в меня из винтовки.
Внутри что-то оборвалось. Ну вот и все. Из такой позиции даже слепой не промажет.
Вот так бесславно ты свои дни и закончишь, дядя Саша…
Но неизвестный противник, вместо того, чтобы радостно давить на спусковой крючок, принялся махать в мою сторону штыком. Патронов у него что ли нет?
– Шуруй давай отседова! – проскрипел он. А голос-то дрожит, психует, тварь такая!
– Ага, уже хвост поджал, сучий потрох! – я уклонился от штыка, прянул вперед и ухватил винтовку. Рванул на себя. Принял в свои горячие, так сказать, объятия, это тело и со всего маху шваркнул его о кирпичную стену. Эх, коридор узковат, удар получился не так силен, как мог бы! Незнакомец выпучил глаза и захрипел. Винтовка выпала из его ослабевших пальцев.
Я выволок эту сволочь на колокольню и еще раз со всей дури приложил его башкой об пол. Подхватил винтовку, думал всадить в него штык, но передумал. Это же он, гнида позорная, убил нашего Кольку! Если замочу его вот так просто, то тварь даже испугаться как следует не успеет. Нееет, паскуда, ты у меня еще поживешь. Недолго и несчастливо, правда, но такая уж судьба у тебя!
Я приложил его прикладом по башке, и он отрубился. Если убил, то повезло гаду.
Но надо будет поглядывать, пока стрелять буду, чтобы в себя не пришел раньше времени.
Колька наполовину свешивался наружу, зацепившись ногой за колесо. Ну да, картина преступления ясна, как божий день. Наш пулеметчик заправлял ленту, привстал над станком. А эта сволочь подкралась со спины и всадила ему чуть ниже шеи штык.
Я втянул Кольку обратно на колокольню. Земля тебе пухом, брат-партизан… Спи спокойно, Колян, я у пулемета подежурю.
Пулемет Максима – совершенно безотказная машина. Я даже в своем времени пару раз из такого стрелял. В 1910 году машинка сделана, а убойной силы не потеряла.
В мое время. А этому-то не больше тридцати. Но судя по его виду, судьба у него была очень даже героической.
Я плюхнулся на живот и схватился за станок. Крайний дом в селе заполыхал. Сразу следом за ним – второй. Ну все, гаврики, теперь мое соло!
Поймал в прицел первого фрица с рюкзаком за спиной. Ага, вот он семенит, переваливаясь, как утка. И два других типа в касках его прикрывают. Плавно надавил на гашетку. Пулемет затрясся, выплевывая смертоносные кусочки свинца. Уши заложило от грохота, но на эти неудобства я внимания уже не обращал. Ранец огнеметчика лопнул, разбрызгивая густое содержимое. Большая часть плеснула на самого огнеметчика, но на его прикрытие тоже изрядно попало.
Через секунду горючая смесь вспыхнула, и чудом оставшийся после моей короткой очереди на ногах фриц заплясал взбесившимся факелом.
«Тра-та-та!» – запел пулемет свою грохочущую песню. Второй огнеметчик успел упасть на землю, так что пули прошили его ранец сверху. Жижа растеклась по его трупу огнеопасной лужей.
Какая удобная позиция, все поле боя как на ладони, хрен спрячешься, вражина! Пули безжалостно секли фрицев, а я продолжал давить и давить на гашетку, ворочая тяжелый станок из стороны в сторону.
Бл*ха, патроны кончились. Я ухватил из кучи рядом с пулеметом новую ленту. Так, заряжается он как-то очень просто – сунуть в паз, дернуть рычаг… Я приподнялся, и тут же что-то ужалило мое плечо. Ну да, где-то на опушке засел снайпер, ясное дело.
Но с тобой мы еще разберемся. А пока надо проредить наступающих. И выключить из боя долбаных огнеметчиков! Их осталось еще трое. Где там следующая мишень?..
Бой завершился уже в ночи. Наши ребята еще дорезали последних ныкающихся среди домов фрицев, а местные мужички уже принялись тушить горящие дома. В сгустившейся темноте от озера до полыхающих крайних домов выстроилась цепочка, по которой передавали ведра, кастрюли, котелки и крынки. В ход шли любые емкости.
Расстреляв все патроны, я еще разок проверил, что там с предателем. Еще дышит, гнида позорная… Я скрутил ему руки за спиной и сволок вниз. Выбил скамью из петель и бросился помогать тушить пожар.
У одного из горящих домов причитала крепкая баба в обнимку с охотничьим ружьем. Пыталась броситься в огонь.
– Дочка! Доченька моя там! – голосила она.
– Стой, дура! – мужик, тот самый, с которым мы уже сталкивались в самом начале боя, обхватил ее за талию и крепко держал. – Сама сгоришь! Сейчас потушим…
Чадное пламя, дым режет глаза…
– Топоры! Топоры несите!
– Сюда лей!
– Сейчас обрушится!
– Водой на меня плесните!
В снопах искр рухнули перекрытия. По полыхающим углям на пожарище бросились трое мужиков с лопатами.
– Живая девка, не реви мать!
* * *
Я сидел в уголке кабинета местного сельсовета и вполуха слушал, как партийные лидеры двигают горячие речи о нашей победе. Судя по виду, местный председатель сам в бою не участвовал, где-то отсиделся. И пожар потом тоже не тушил – серый костюмчик мятый, на рукаве хвоя налипла. Воротник белой рубашки несвежий, но в отличие от остальных он выглядел прямо как на дипломатическом приеме. Другие партийцы смотрелись куда менее презентабельно. Грязные, обгоревшие, одежда мокрая, подпаленная, а у некоторых еще и в крови.
Бл*ха, плечо-то как саднит… Пуля чиркнула по коже, оставив только царапину. В горячке боя боль не ощущалась вообще, но сейчас все закончилось, и рана дала о себе знать.
– …погибли Сеня, Гришка и Афонины оба, – невысокий крепенький мужичок с перевязанной головой загибал пальцы, монотонно считая потери. – Четыре двора выгорело подчистую, на дом Супониных перекинулось, но успели потушить, только крыша немного прогорела. Также…
– Товарищи партизаны обещали нам свою защиту, – веско произнес председатель и бросил взгляд в мою сторону. – Товарищ Слободский говорил, что лучших бойцов пришлет. А оно вона как получается… Лучших, да не совсем, да? Тут до зимы осталось шиш да маленько, а запасы нам пожгли. Частично…
– Вы бы, товарищ председатель, за своими людьми получше смотрели, – устало проговорил я и, не поднимаясь, пнул ногой тело предателя. Я притащил его на заседание, и с самого начала он валялся мешком на полу рядом с моим стулом. Но все были настолько взвинчены, что не обратили внимания. – Поднимай голову, сучий потрох, ты давно уже очнулся…
– Братушки, не губите… – застонало тело. Куча под ногами зашевелилась, мужик поднял голову. Волосы с правой стороны головы спеклись в кровавый комок, этим местом я его к стене приложил. Рукав ватника оторван, болтается на соплях. Это я его волок по лестнице. Рожа… Да хрен знает… Хотелось бы, чтобы рожа была мерзкая, рябая, с уродливыми тараканьими усами или козлиной бородой. Но мужик выглядел обычно. За исключением повреждений, во всяком случае. Нормальный такой справный мужичонка, следов злоупотребления самогоном явственных не просматривается, рожа вполне благопристойная. Лет тридцать ему, наверное. Побледнел, губы трясутся, струйка слюны на подбородок стекает. Глаза дикие.
– Паша?.. – председатель захлопал глазами и приоткрыл рот. – Что с тобой приключилось?
– Да ничего необычного, – зло усмехнулся я. – Ваш Паша нашего пулеметчика убил в спину. Поэтому и бой так затянулся.
– Это не я! – завопил Паша, поднимаясь кое-как на колени. Руки я ему не развязывал. – Не я это, христом-богом клянусь! Ребятушки, вы же меня знаете? Да зачем бы я мог…
– Ну да, – хмыкнул я. – И штыком в меня тоже не ты тыкал…
– Да я… – глаза Паши забегали. – Да я когда пришел, он уже был мертвый. А винтовка там же валялась. И я… Я думал, что это фрицы лезут на колокольню, вот и… Но я не убивал, я христом-богом… ребятушки…
– Это ошибка какая-то, товарищ… эээ… – по лицу председателя было видно, что мою фамилию он забыл. – Товарищ партизан. Я его с детства знаю, он и мухи бы не обидел, а вы говорите убил… Попутали вы что-то, по голове вам, видать, чем-то попало.
– И что тогда ты делал на колокольне? – спросил я. В голове зашевелились сомнения. Могло ли быть так, как этот селянин говорит? Хм…
– Дак я это… свечку заскочил поставить, а потом вдруг стрельба началась, вот я и испужался и бросился наверх, на колокольню, значит… – быстро залопотал Паша. Глаза снова зыркнули в мою сторону. – Ребятушки… Товарищи… Вы же меня знаете все, как облупленного! Не я это! Чем угодно клянусь, не я!
– Не мог он, – веско подтвердил председатель. – Зачем бы ему убивать вашего пулеметчика?
– Вот! – приободрился Паша. Приосанился и снова бросил на меня быстрый взгляд. – Меня же вы все знаете, а этого вот… Кто он такой вообще? Мы ведь его раньше не видели никогда! Может он сам диверсию и устроил? Может он с этим пулеметчиком счеты хотел под шумок свести, а теперь на меня сваливает, а?
Сонность моментально с меня слетела. Даже рана на плече перестала саднить. Я подался вперед.
– Ты бы думал, прежде чем говорить, – сквозь зубы сказал я.
– А я и подумал! – запальчиво заявил он и попытался встать. Не вышло, ноги его не держали, он завалился на бок и уперся мне в колени. – Я хорошо подумал! Ты сам, получается, и душегуб, больше некому!
– Паша, охолонись, – тихо проговорил председатель.
– Да? – почти завизжал он. – Так это же он меня в предатели записал!
– Ты же вчера по утру с Климом и Никитой в зимовье ушел, – сказал вдруг один из мужиков. – Детей охранять. Ты как с Свободном-то оказался?
– Так я же… – Паша осекся и побледнел. Взгляд его снова заметался. – Я же это… За припасами вернулся… У нас это… Оказия…
– Что-то ты крутишь, Павел! – тот мужик поднялся и шагнул в нашу сторону. – Отвечай толком! Вы трое должны были детишек довести до зимовья и там схорониться, пока все не закончится. Так?
– Мы… Я… Пришлось вернуться, – промямлил Паша. Кажется, на этот случай линию поведения он не продумал.