Глава 2
Лу

Рука Патрика скользнула под платье. Наконец-то. Мне казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как мы поднялись в его комнату и он повалил меня на кровать. Разгоряченная после трех стаканов глинтвейна, теряясь в музыке, сотрясавшей его дом, я плотнее закрыла глаза. Иногда я представляла, что целуюсь не с Патриком, моим парнем, а со Стивом, которого сыграл Мэттью Макконахи в фильме «Свадебный переполох».

– Лу! – раздался разгневанный голос Эммы с другой стороны двери.

Я разочарованно застонала.

– Луиза!

Кто-то толкнул меня в плечо. Я заморгала и поняла, что стою на третьем этаже в коридоре школы перед шкафчиком, в котором хранились мои учебники. Только сейчас, после двух недель зимних каникул, до меня дошло, что слева от моего шкафчика находился шкафчик Эммы. С пятого класса, как только вместе перешли в старшую школу, на каждой перемене мы стояли тут рядышком, придумывали тему для следующей вечеринки и планировали открыть ивент-агентство после выпускного наперекор ее родителям.

Интересно, успели ли они уже забрать ее вещи из шкафчика? Я знала код, могла открыть и проверить, но руки задрожали. Было страшно увидеть зияющую пустоту.

Так и не дотронувшись до замка, запихнула зимнюю куртку в свой шкафчик и оглянулась по сторонам. К счастью, Патрика нигде не было видно. Глупо было надеяться, что мы больше никогда не столкнемся, учитывая, что наши младшие братья друзья не разлей вода, наши отцы работают вместе, а мы с ним учимся в одном классе. И все-таки я натянула капюшон толстовки и опустила глаза в пол. Еще одного публичного выяснения отношений, как на похоронах, я просто не переживу.

Я направилась на урок литературы. По пути к кабинету у доски объявлений собралась толпа ребят, и я вся сжалась, боясь заметить среди них Патрика, но вдруг чей-то голос заставил меня остановиться.

– Какая нелепая смерть.

Поднявшись на цыпочки, я увидела, что именно рассматривали школьники на доске объявлений. По центру висел черно-белый портрет блондинки с острыми чертами лица и пронзительным взглядом. Нижний правый угол фотографии по диагонали пересекала черная полоса. Сердце пропустило удар. Окружающий мир потерял былую четкость.

– Лу, выходи немедленно!

Я крепче обняла Патрика, и он впился жадным поцелуем в мои губы.

Эмма забарабанила кулаками по двери.

– Луиза Мария Штарк! Немедленно выходи, иначе я сломаю эту дверь.

Патрик, отпрянув, закатил глаза.

– Кто-нибудь может угомонить твою подругу?

Я хмыкнула и замотала головой.

– Нет. Эмма слишком упрямая.

– Но мы же на самом интересном месте…

Патрик склонился ко мне, чтобы опять поцеловать, но Эмма с новой силой забарабанила в дверь. Было бесполезно игнорировать ее – она никогда не сдавалась. Я уперлась ладонями в плечи Патрика, оттолкнула его в сторону, встала с кровати и спустила платье ниже ягодиц.

– Она когда-нибудь от тебя отстанет? – проворчал Патрик.

– Ты же знаешь – где я, там и Эмма. – И, повернувшись в сторону двери, крикнула: – Да иду я!

На прощанье послала Патрику воздушный поцелуй. Он сел на кровати и сделал вид, что поймал его. Губы Патрика горели, грудь вздымалась, а пшеничного цвета волосы растрепались. Мне нравилось, что рядом со мной он терял голову.

Я повернула ключ в замочной скважине и открыла дверь. На пороге, пыхча, как дракониха, стояла Эмма. Голубые глаза метали молнии. И чего она взъелась на меня?

– Не могла минут пятнадцать подождать? – буркнула я, расправляя платье на бедрах.

– Ты на часы смотрела? – зашипела Эмма. – Уже пол-одиннадцатого! Мне родители голову оторвут! Мы же договорились в десять уехать?!

– Твою ж налево… – только и смогла выговорить я.

Ее родители были исчадьями ада – чуть что, сразу домашний арест и блокировка телефона. А у нас на зимние каникулы столько дел: в миллионный раз пересмотреть «Свадебный переполох», составить окончательный план на выпускной, утвердить место для его проведения, выбрать цветы… Я схватила ее за руку и бросилась к лестнице.

– Бежим!

Пронзительный звон разорвал воспоминание, сообщая о начале первого урока. Пошатываясь, я добрела до кабинета, зашла внутрь, окинула взглядом класс. Патрика не было, и только тогда я вспомнила, что он собирался в Австралию на какие-то там очередные соревнования для серферов. Может, он еще не успел вернуться? Как бы то ни было, я выдохнула с облегчением. Вдруг мне улыбнется удача, и он решит там остаться?

Парта во втором ряду у окна осталась свободной. Наша с Эммой парта. Никто не решился занять ее. Кожей ощущая на себе пристальные взгляды одноклассников, но изо всех сил игнорируя их, я села на свое место у окна, бросила рюкзак на пол и уставилась на бежевый пластик столешницы.

Проклятье.

У краешка стола на самой середине парты было вырезано сердечко, а внутри него – «Л + Э = друзья навеки». Кажется, мы нарисовали его в седьмом классе. Буквально вырезали в неподатливом пластике шариковыми ручками. Навеки…

Мы пробежали мимо гостиной в доме Патрика, где танцевали наши одноклассники, выскочили на крыльцо и застыли в ужасе. Глаза застилала пелена дождя.

– Какого черта? – спросила я.

Снаружи, где не грохотала музыка, мой голос звучал слишком громко и ужасно хрипло.

– Немецкая зима, а ты как хотела?!

Эмма застегнула куртку и сбежала по ступенькам на подъездную дорожку. Я не решалась следовать за ней. Мне совсем не нравилась идея свалиться с воспалением легких, катаясь на велике в декабре под дождем.

– Эмма, давай позвоним родителям и попросим нас забрать? – окрикнула я подругу.

– Ты первый день живешь, что ли? – не оборачиваясь, ответила Эмма. Она уже добралась до горы велосипедов и раскидывала их в стороны, чтобы найти свой. – Одно дело – они знают, что мы где-то тусуемся, а другое дело – видят, как именно это происходит.

Чертыхнувшись, я натянула капюшон и ринулась к подруге. Нашла свой велик и вскочила на него. Мы выехали на дорогу и принялись изо всех сил жать на педали. Дождь продолжал лить, я быстро моргала, фыркала и трясла головой, но ничего толком не видела.

– Эмма, поехали по Лаксвег! Там есть фонари!

– Ни в коем случае! – отрезала она. – Мы потеряем двадцать минут! Сворачивай направо! Мы срежем!

Эмма вырвалась вперед, я пыталась не отставать. Мы ехали по самому краю однополосной дороги, слева и справа черной стеной высились деревья, где-то впереди должен был быть еще один поворот. Тут не было ни пешеходной дорожки, ни светофора, а лампа на моем велосипеде из-за дождя освещала не больше трех метров перед собой.

Моя нога соскочила с мокрой педали, я потеряла равновесие и спрыгнула с велосипеда.

– Черт! – разозлилась я.

Вытерла лицо ладонью, села на велик и поняла, что Эмма пропала из виду, видимо, уже скрывшись за поворотом.

– Эмма! – крикнула я.

Тишина.

Загрохотал гром. Пульс ускорился. Я прижалась грудью к рулю. В следующую секунду меня ослепил свет фар, пробившийся сквозь деревья, и оглушил крик Эммы. Я соскочила с седла и, не задумываясь, бросилась бежать. Мой велосипед с металлическим скрежетом грохнулся на асфальт за моей спиной. На каждый метр мне требовалось больше сил, чем когда бы то ни было. У меня горели легкие и звенело в ушах.

– Эмма!

Я добежала до поворота и резко остановилась. Снова попятилась и прекратила дышать. В свете фар брошенной на дороге машины какой-то мужчина сидел на земле и держал на руках неподвижную Эмму.

Глава 3
Ник

Завтра меня ждал первый день в новой школе. Майк настоял, чтобы я подождал неделю и дал синякам сойти. Распугивать учителей и одноклассников разбитой мордой было, по его мнению, так себе затеей. Я вернулся домой лишь в одиннадцать вечера, откатав положенные два часа на гребном тренажере. Зимой, пока погода не позволяла плавать на лодке, приходилось тренироваться в районном спортивном клубе, где месячный взнос в пять евро мне был по карману. Старый гребной тренажер противно скрипел, но мне нужно было поддерживать форму до начала нового сезона. И как можно позже возвращаться домой. Я никогда не знал, что меня там ждет: смертельная тишина или пьяная вечеринка.

От усталости я еле волочил за собой спортивную сумку. В коридоре было темно и тихо. Я кинул сумку на пол и прошлепал на кухню, где горел свет. Мать отрубилась, сидя на стуле и уткнувшись лбом в стол. Руки плетьми свисали вдоль тела. Темные волосы до плеч с седыми прядками напоминали прошлогоднее гнездо дрозда. Маме бы в парикмахерскую сходить… Когда отец был жив, она следила за собой, была настоящей красоткой. Его сослуживцы провожали ее голодными взглядами. Сейчас же в замызганных легинсах и растянутой кофте она выглядела жалкой.

– Мам. – Я потрепал ее за плечо. – Мам, иди в кровать.

Она всхрапнула, но не проснулась. На столе стояла опустевшая бутылка виски и один стакан. Как бы эгоистично это ни звучало, но я радовался, когда она пила в одиночестве, потому что никто не буянил в квартире, и мне удавалось выспаться.

– Мам, – тщетно повторил я.

Убрал виски в шкаф и ополоснул стакан. В самом начале я выливал любое пойло в раковину, но потом смирился. Мать все равно пойдет и купит новую бутылку, а тут экономия.

Я подхватил маму на руки. Она была тяжелой, бесформенной, похожей на раненую касатку, выброшенную на берег. Она даже дышала с трудом, будто погибала под тяжестью собственного горя. Крепче прижав ее к груди, я осторожно отнес ее в спальню и уложил в кровать. Укутал одеялом, убрал волосы с лица. Она повернулась на бок, обняла подушку и осипшим голосом прошептала:

– Ох, Лиам…

Меня точно под дых ударили. Прошло два года, а мама продолжала цепляться за отца. Черт, да когда же это закончится? Я попятился, вышел из спальни, схватил рюкзак и куртку, выбежал из квартиры, вниз по лестнице, запрыгнул на велосипед и помчался как можно дальше от дома, где не было ничего, кроме горя.

Ночь я провел в гавани, где река Траве впадала в Балтику. Там находилась маленькая кофейня «Морской волк», в которой я подрабатывал вот уже около полугода, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. В старой школе я прогуливал первые уроки, чтобы отработать нужное количество часов, но со следующей недели я уговорил шефа перекинуть меня на выходные.

Моя смена начиналась в пять утра, поэтому шеф после испытательного срока выдал мне ключ от кофейни. Уверен, Ханс бы тут же уволил меня, если бы узнал, что я иногда ночую в кофейне, но деваться мне было некуда. Чем меньше людей знало о моих проблемах, тем лучше.

Сварив себе кофе, я составил кресла и устроился перед панорамным окном. Мачты яхты мерно покачивались в бледном свете луны и напоминали о том времени, когда у меня была счастливая семья. Каждый год мы с родителями ездили на Кильскую регату. От Любека до Киля за сорок минут добирались на машине, а там папа брал напрокат парусную лодку, и мы присоединялись к сотням кораблей и яхт, участвовавших в «Параде старых посудин». Причем некоторые из них были не просто старыми, а по-настоящему древними – сто лет и больше. Я таращился на них во все глаза и мечтал стать лихим яхтсменом.

Как же мне не хватало отца…

В Старую гимназию я приехал к половине восьмого. Вообще пунктуальностью я не отличался, когда дело касалось школы, но Майк с меня бы три шкуры содрал, если бы узнал, что я опоздал в первый день. Небо уже начало светлеть, но основным источником света все еще оставались кованые фонари вдоль улицы.