Нэнси оглядела фасад и заметила небольшой балкон на третьем этаже. Выше располагалась мансарда с окнами и ещё что-то непонятное. Девочка отступила на середину улицы, чтобы получше рассмотреть крышу, и раскрыла рот от восторга. На самом верху здания находилась маленькая восьмигранная башенка с освещёнными луной арочными окошками. Наверное, оттуда открывался изумительный вид. Это там их дедушка наблюдает за кометой?

– Нэнси, – гневно одёрнула её мама.

Девочка подскочила к крыльцу и встала позади Виолетты. В тусклом свете она увидела на стене табличку: «Дом с башенкой». Кусая губу, Нэнси смотрела на шнурок колокольчика: позвонит мама или нет? Но оказалось, что звонить не было необходимости: дверь открылась, словно их прибытия ждали в эту самую минуту.

Мать проскользнула в полуоткрытую дверь и пальцем поманила девочек за собой. Виолетта потными пальцами взяла старшую сестру за руку. Нэнси крепко стиснула маленькую ладошку и внезапно разволновалась перед встречей с дедушкой. Часто дыша, она переступила через порог и оказалась в лавке.

Внутри путешественниц встретило тусклое освещение и смешение ароматов: цветочное мыло, экзотические травы, специи, резкие запахи масел и уксуса. Нэнси увидела низенького мужчину с аккуратно подстриженными седеющими волосами, жидкими усиками и в очках с золотистой оправой. Он сжал одетые в перчатки руки матери.

– Шарлотта. Моя дражайшая дочь. Я никогда… никогда… не ожидал…

– Тихо, отец, – твёрдо произнесла мама. Она высвободила руки, закрыла дверь за дочками и, повернув в замке ключ, положила на прилавок. – Пока ты ничего не сказал, я проясню, что у меня не было другого выхода: пришлось взять девочек с собой. – Голос у матери дрогнул, и Нэнси заметила, что рука, которой она суетливо пыталась расстегнуть пуговицы перчатки, дрожала. – Виолетта, Нэнси, поздоровайтесь с дедушкой.

Новый родственник с наморщенным от тревоги лбом и широко раскрытыми глазами посмотрел на девочек, а затем снова на их мать.

– Ты должна была приехать одна, – сказал он.

– Я помню, что ты в письме просил меня об этом, – ответила мать, наконец сняв перчатки, – но их отец не может о них позаботиться. Я велела девочкам сидеть в доме, чтобы их никто не видел.

Нэнси с любопытством посмотрела на мать. Значит, она получала от своего отца письма. Тем более странно, что они никогда не слышали о нём.

Пожилой мужчина нахмурился ещё сильнее.

– Ну, раз уж вы приехали вместе, ничего не поделаешь. – Он осторожно шагнул к Виолетте и пожал ей руку, как делают на деловых встречах. Девочка широко улыбнулась, но дедушка не ответил ей тем же. – Она похожа на тебя, Шарлотта, – угрюмо заметил он, повернулся к Нэнси и окинул её взглядом с ног до головы, словно оценивал, можно ли доверить ей важное поручение. – Что ж, – наконец произнёс мужчина, и глаза его внезапно увлажнились. Он вынул из кармана большой (и довольно грязный) платок, шумно высморкался и сунул его обратно. А после сжал руки Нэнси в своих. Костяшки его пальцев были узловатые, словно кора дерева, но кожа мягкой и прохладной. – Я видел тебя совсем маленькой. Надо же, как ты выросла! Рад снова с тобой познакомиться, Нэнси. – Шея у дедушки покраснела, и он быстро взглянул на свою дочь, точно ища одобрения, что всё произнёс правильно.

– Я тоже рада познакомиться, – ответила Нэнси, недоумевая, когда это они виделись.

– Я сказала девочкам, что мы приехали помогать тебе наблюдать за кометой, – сообщила мама. Внезапно она показалась дочери очень уставшей.

– Ах да, комета! Удивительное зрелище, – медленно проговорил её отец, поправляя очки.

Наступила долгая тишина, и Нэнси огляделась вокруг. Они находились в торговом зале. Позади прилавка стояли деревянные стеллажи, заставленные разнообразными склянками с золотыми наклейками, а под ними ряды миниатюрных ящичков. В шкафах со стеклянными дверцами находились зубные щётки, табак, целебные настои и прочие снадобья. На деревянной табличке над дверью выцветшими золотыми буквами было написано: «Лоренс Гринстоун. Аптекарь». Дедушка изготавливал и продавал лекарства.

Хозяин аптеки заметил интерес.

– Эта лавка вместе со всем домом принадлежала многим поколениям семьи Гринстоун. – Он положил руку на шкаф, гордо окинул взглядом его содержимое, и при этом словно пытался защитить его, как птица гнездо. – Надеюсь, я смогу передать её по наследству и она будет существовать ещё многие годы. – Он выразительно переглянулся с дочерью.

Продолжая осматривать помещение, Нэнси догадалась, что в детстве её мама, наверное, часто наблюдала в этой самой лавке, как работает отец – измельчает травы, готовит микстуры и продаёт эликсиры для врачевания самых разных недугов. Вероятно, поэтому она всегда так хорошо знала, как лечить ссадины на коленях или укусы насекомых.

– Пойдёмте, девочки, пора спать, – позвала мама. – Мы все устали с дороги.

– Пусть Нэнси и Виолетта лягут в твоей бывшей комнате на втором этаже, – сказал дедушка. – Им наверняка будет лучше вдвоём, к тому же так мы не побеспокоим девочек, когда пойдём наблюдать за кометой. – Они с матерью снова обменялись долгими взглядами, словно передавали друг другу безмолвные сообщения.

– Я буду спать в твоей кровати, мама? – спросила Виолетта. – В той, где ты спала, когда была маленькая?

Мама устало улыбнулась.

– Думаю, да, милая.

При мысли, что снова придётся делить комнату с Виолеттой, у Нэнси упало сердце. Дома она совсем недавно переехала в каморку в мансарде, подальше от неугомонной младшей сестры, и очень ценила обретённое спокойствие. Жить рядом с непоседой несколько дней будет сплошным мучением.

Нэнси обогнула следом за матерью и дедушкой прилавок и вышла в квадратную прихожую с массивной дубовой лестницей, вьющейся вверх, будто угловатая змея. На столе у лестницы теснились несколько медных масляных ламп. Дедушка вынул из кармана куртки коробок спичек и осторожно зажёг фитили трёх ламп: одну он вручил маме, другую Нэнси, а третью взял сам.

– Зачем это? – спросила Нэнси. Дома в Лидсе электричество провели уже несколько лет назад, а до этого семья пользовалась газовыми лампами.

– Мой дом освещается по старинке, – ответил дедушка и стал подниматься по ступеням, которые заскрипели и застонали под его ногами.

Нэнси нахмурилась. На улице по пути сюда она видела электрические фонари, а значит, достижения прогресса явно добрались до этого городка.

– Неужели у вас нет даже газовых светильников? – удивилась она.

– Боюсь, я отстал от жизни. На благоустройство дома нужны деньги, но мне и так хорошо, – сказал аптекарь.

Нэнси стала подниматься по лестнице вслед за матерью и дедушкой. Пламя за розовым матовым стеклом колыхалось. Масляные лампы давно вышли из употребления. Это какая-то викторианская^[1] старина! Нэнси быстро научилась щёлкать выключателем на стене и уже не могла представить жизни без электричества, хотя порой оно работало с перебоями и тогда приходилось зажигать свечи.

У изгиба лестницы в перилах было вырезано лицо гаргульи^[2]: существо ехидно смотрело на гостей, скривив в усмешке губы. Виолетта задрожала от страха. Образ действительно был жутковатым, но Нэнси больше настораживал отчётливый земляной запах, который становился острее по мере того, как хозяин размеренными шагами вёл девочек с матерью в самое сердце своих владений.

Поднявшись на площадку второго этажа, Нэнси остолбенела.

– Ух ты-ы, – протянула Виолетта.

Перед ними открылась совершенно неожиданная картина. Глядя на дом с улицы, трудно было предвидеть такое зрелище внутри. Нэнси с любопытством посмотрела на дедушку, заподозрив, что и он, вероятно, не тот, кем кажется на первый взгляд.

Глава 5
Чудачества

На полностью покрытой персидским ковром площадке в терракотовых горшках теснились растения: маленькие, с нежными листочками; большие, с высокими сероватыми стеблями; приземистые, с изящными ветвями – и все они наполняли воздух пьянящим ароматом. Справа от высокого окна располагался деревянный стеллаж со склянками, в которых в чистой маслянистой жидкости плавали листья и цветки.

– Похоже на зимний сад, – сказала Нэнси, посмотрев на мать. Та стояла оцепенев, с бледным лицом, и лампа слегка подрагивала в её руке.

Дедушка поставил свою лампу на столик. Наклонившись и оторвав листок от маленького кустика, он поднёс его к носу и вдохнул аромат.

– Я выращиваю эти травы для аптеки, хотя нынче спроса на мои зелья совсем нет. Но уход за растениями даёт мне уверенность, что я занят полезным делом, а значит, провожу свои дни не зря.

Мать чуть тряхнула головой и прикусила нижнюю губу.

– Раньше весной и летом горшки стояли около дома, – начала она. – Прямо возле крыльца… – Её голос умолк.

– Теперь так не получается, – туманно ответил дедушка, растирая лист между указательным и большим пальцем.

– Почему? – поинтересовалась Нэнси. Это своего рода чудачество – разводить в доме такой большой сад.

Дедушка достал платок и поспешно вытер с пальцев зелёные пятна. Похоже, Нэнси не получит ответ на свой вопрос. Взрослые опять обменялись многозначительными взглядами, расшифровать которые девочка не смогла.

– А почему в этих банках плавают листья? – спросила Виолетта, разглядывая полки.

– Это масляные настойки, – удовлетворил её любопытство дедушка, – средства против боли и недомогания.

– Красиво! Можно я подержу в руках? – Виолетта протянула руку к одной банке.

– Не сейчас, – ответила мама.

– В другой раз, – сказал дедушка, чуть улыбнувшись внучке.

– Пойдём, Виолетта, тебе давно пора спать. – Мама взяла младшую дочь за руку и повела её к двери слева от окна.

– На этом этаже гостиная, библиотека и ещё две спальни, – объяснил дедушка Нэнси. – Ваша комната выходит окнами на Траверс – улицу, на которой стоит аптека.

Нэнси взглянула на витую лестницу, которая вела выше, и вспомнила о восьмигранной башенке на крыше.

– Вы наблюдаете за кометой из башни? – с интересом спросила она у дедушки.

Тот кивнул.

– Я называю её обсерваторией. Оттуда видны все окрестности. – Его голос стал печальным, словно дедушка говорил о чём-то грустном. Это тоже показалось Нэнси чудачеством, ведь обсерватории для того и существуют, чтобы смотреть далеко-далеко! Нэнси благоразумно улыбнулась и собиралась последовать за мамой и сестрой в комнату, но аптекарь осторожно коснулся её руки. – Боюсь, вам с Виолеттой нельзя заходить в башню. Там стоит старинный телескоп, он очень хрупкий и легко может разбиться.

– Хорошо, дедушка, – быстро произнесла Нэнси. Странно называть так человека, с которым она только что познакомилась.

Аптекарь опустил руки и тепло улыбнулся. Потом поманил внучку за собой и скрылся в комнате.

Девочка сделала глубокий вдох. Не шумите, сидите дома, не ходите в башню. Интересно, если они приехали сюда, чтобы помогать дедушке наблюдать за кометой, почему им нельзя появляться в обсерватории? Не слишком ли много запретов в этом доме?

В детской матери Нэнси почти ожидала тоже увидеть обилие зелени и душистые травы, но вместо этого оказалась в старомодной, пёстро украшенной спальне. На кремовых обоях красовались золотые птицы и бабочки, танцующие среди извилистых ветвей. Однако деревянный пол покрывал толстый слой пыли, а вокруг ножек кровати собрались пушистые серые шарики. В углу находился умывальник с белым фарфоровым тазиком. Тяжёлый дубовый шкаф с открытой дверцей был пуст. Вдоль стены стояли две узкие кровати из тёмного дерева и два комода, а напротив располагались два окна, где на потрёпанных парчовых шторах нефритового цвета пировала моль.

Потрясённая неуютом этой комнаты, Нэнси поставила лампу на комод, повалилась на ближайшую кровать и взбила подушку, закашлявшись от облака пыли. Похоже, подушку не стирали с маминого детства, да и вообще здесь, видимо, так долго никто не жил, что пыль стала полноправной хозяйкой. Неужели это была мамина спальня? Никаких доказательств: ни кукол, ни книг, ни намёка на какие-нибудь увлечения.