Я сел в кресло, откинулся на спинку. В башке медленно прокручивались события из жизни Беляева, которые успел вспомнить. И те моменты, которые уже произошли лично со мной. Хреновая выходила картина. Для начала, взять хотя бы тот случай, когда Максим Сергеевич беседовал с Ершовым. Я помню, что во время рассказа об отце Беляев не почувствовал ничего. Вообще ничего. Еще тогда удивился, что за человек этот Максим Сергеевич. Ему про героическую смерть родителя повествуют, а он – ноль эмоций. Странно ведь. А теперь-то да. Теперь понятно. С хера ему что-то чувствовать к чужому человеку. Потому что, если верить сказанному Лиличкой, мы с ней напару – совсем не те люди, которыми выглядим. И жизнь это не наша. Теоретически, получается я и есть тот самый нелегал, которых так страстно желает любая разведка. Только с другой стороны. Так, что ли?

Херня какая-то, честное слово. Сначала – особист. Ладно. Черт с ним. Даже порадовался, что нормально можно устроиться, если с умом подойти. Потом оказалось, это лишь прикрытие. А на самом деле, Максим Сергеевич – сотрудник Комитета. Радости мало, прямо скажем. Но смирился. В бо́льшей мере из-за Комаровой. А теперь что? Вообще мандец? Шпион. Сука…Я – шпион. А, нет. Агент. Нелегальный агент.

Снова посмотрел на спящую Александру Сергеевну. Она тихо посапывала, завернувшись в покрывало. В итоге, пока размышлял о произошедшем, сам заснул. Прямо в кресле. А теперь, проснувшись, имею головную боль, ломоту в конечностях, сбежавшую женщину и правду, от которой на стену лезть хочется. Еще сон этот…

Посмотрел на часы. Время – начало восьмого. Интересно, когда Александра Сергеевна успела смыться? А главное, почему? Все же хорошо было. По крайней мере, у нас с ней. Правда, ни хрена не понятно, как будет дальше. Вообще пока не представляю, что делать. Просто… Черт. Ну, я, типа, патриот. Никогда, конечно, вопрос не вставал такой. Однако, судя по тем эмоциям, которые испытываю в данную секунду, точно патриот. Не хочу быть агентом. Вообще никаким. Ни официальным, ни глубоко законспирированным.

Поднялся на ноги, а затем подошел к кровати. Внимание привлекла какая-то фигня, которую издалека не смог опознать. На подушке лежал клочок бумаги. На нем ровным почерком отличницы было написано сообщение для меня.

«Надо успеть собраться на работу. Будить не стала, крепко спал. Увидимся в рабочее время».

Взял эту бумажку в руку, а затем опустился на кровать. Аж дурно стало, отвечаю. Я именно сейчас осознал, могу потерять все. Вообще все. И наверное, точно потеряю.

Если после разговора с Лиличкой еще присутствовала крохотная, микроскопическая надежда, что она просто специально все наврала, мне назло, то теперь надежды не осталось вообще. То, что приснилось…Я знаю, это происходило на самом деле. Джонатан. Да…Помню его. Он был инструктором, который готовил нас для специальной работы. Помню, что мои настоящие родители погибли. Помню, как меня, а точнее Макса, выбрали из ребят, живших в приюте. Отличные показатели, хорошая физическая подготовка, специальные тесты, которые были пройдены на сто баллов. Плюс, моя семья перебралась из Восточной Европы. То есть, по – американски я говорил все равно с акцентом. И любой специалист прекрасно определит, что именно за акцент. Больше пока ничего не знаю. Опять долбаная память подкинула мне крохотный кусочек. На, Максимка, жри. Смотри, не подавись.

Смял листок с посланием Комаровой и бросил его в угол комнаты. Вот точно так же скоро случится со мной. А точнее, с моей новообретенной жизнью.

– Хрен вам всем! – Сказал я в воздух.

Потом встал с кровати и начал собираться. Хватит систки мять. Надо что-то делать. Надо вытаскивать себя из этой жопы, пока кто-нибудь очень шустрый не перекрыл мне единственный выход.

Глава 2. В которой Комарова верит в меня и не знает, что нельзя верить мне

Вроде бы ничего не изменилось. Ничего не произошло грандиозного. Город тот же. Работа та же. Дома, деревья, прохожие. Люди окружают те же. А с другой стороны – изменилось все.

Саша подошла к проходной, улыбаясь своим мыслям. Погода была отличная. Такая же, как и ее настроение. Даже неудобно немного. После признаний Филатовой особенно. У них тут убийства, Нина Ивановна, с, очевидно, серьезными проблемами, а Саше так хорошо, что хочется петь или танцевать.

Комарова слышала все, что Филатова рассказала Максиму Сергеевичу. Прекрасно слышала. Каждое слово. И с Беляевым была согласна. Полная, абсолютная чушь эта история с признаниями в убийстве. Саше, на самом деле, больших усилий стоило усидеть в шкафу. Она хотела выбраться из своего укрытия, чтоб задать несколько вопросов Ниночке. Естественно, не сделала этого только по причине двусмысленности подобного появления. Сложно было бы объяснить и свой вид, и свое пребывание в номере Беляева ночью.

Для начала, у Льва Ивановича никогда не было серьезных проблем с женой, которые могли бы закончиться грандиозным скандалом. Глядя на их пару, Саша всегда поражалась тому, как удивительно они ладят. Анна Степановна понимала мужа с полуслова. Даже с полувзгляда. Она искренне считала его гением и старалась вообще не отягощать домашними заботами. Лева должен быть всегда сыт, доволен и спокоен. Вот такая позиция была у его жены.

Маслов, в ответ, супругу просто боготворил. Но даже если представить, что по какой-то причине у них произошла ссора, совершенно непонятно, почему Лев Иванович обратился за помощью к Ведерникову. Нет, он действительно благоволил парню и считал его талантливым специалистом. Пророчил Игорю хорошее будущее. Но личные вопросы… Маслов скорее бы подошел к Саше. Что уже случалось. Один раз она уже помогла Льву Ивановичу.

Вообще, когда Комарова поселилась в этом городе, она сомневалась, как лучше ей поступить. Об инженере знала со слов деда. Тот предупредил ее, Лев Иванович сотрудничает с Комитетом. Поэтому с ним Саше лучше не пересекаться. Но этот город стоял в списке возможных мест жительства, как ни странно, из-за женщины. Из-за супруги Маслова. Вот такая вот ирония.

В свое время, Виктор Николаевич помог ей избежать совершенно незаслуженного наказания. Анна Степановна к Авиационному делу не имела никакого отношения, кроме родственных связей с женой одного из главных фигурантов. Пожалуй, тогда еще, очень ни к месту, всплыла биография ее отца-белогвардейца. Взамен супруга Маслова, преисполненная благодарности, пообещала Ершову обязательно, непременно отдать долг, если так сложатся обстоятельства.

О том, что ее мужа «завербовали», она не знала. А Лев Иванович не знал о тех обещаниях, которые его жена дала чекисту, устроившему им спокойное будущее. По сути, Виктор Николаевич в определенном роде использовал их обоих. И это была, наверное, единственная тайна, которую они скрывали друг от друга. Насколько такое положение вещей этически неправильное, рассуждать можно сколько угодно. И ясное дело, Ершов вовсе не фея-крестная из сказки, которая по доброте душевной устроила семейству Масловых их «жили долго и счастливо». Конечно, он преследовал свои интересы. Однако Саша деда не могла осуждать. Она вообще его ни за что не могла осуждать. Как сложилось, так сложилось.

Маслов стал негласным доносчиком Комитета. Он сообщал обо всем, что казалось ему подозрительным. Сначала это был одно из уральских предприятий, а потом – авиационный завод, где прошли его последние годы. Курировали Льва Ивановича другие сотрудники. По причине того, что случилось с самим Ершовым. А супруга инженера, независимо ни от чего, оставалась человеком, который считал себя обязанным лично Ершову. Именно поэтому дед указал это место в маршруте возможного передвижения Саши.

Город большой. Потеряться легко. На крайний случай, если что-то пойдет не так и понадобиться помощь, Анна Степановна обязательно отдаст долг. Она из категории тех людей, которые свое слово держат. Но при этом, нужно быть аккуратной и никаких семейных знакомств не устраивать. Если Лев Иванович поймет, что в их окружении появился человек, даже отдаленно связанный с Ершовым, он обязательно донесет об этом своим руководителям. Тем более, о судьбе, постигшей Виктора Николаевича, Масловы, естественно, знали. Для них это тоже сыграло немаловажную роль.

Но после двух предыдущих попыток начать новую жизнь, особенно после случая с ночным гостем, Саша села и хорошо подумала. Основательно подумала. Все равно долго это продолжаться не может. Нереально вот так, до конца дней своих, скитаться по стране, меняя фамилии и биографии. По большому счету, дед лишь придумал, как выиграть время. Он однозначно рассчитывал именно на это. Тянуть до последнего, в надежде, что ситуация в стране поменяется. Либо, поменяется ситуация в самом Комитете. Саша подозревала, Виктору Николаевичу было известно многое из того, что и предположить боязно. По крайней мере, когда однажды у них зашел разговор о смерти Иосифа Виссарионовича, дед сказал странную фразу. Мол, страна у них такая, приходит момент, когда все важные становятся лишними. А незаменимых, как говорил сам вождь, нет.

Саша пыталась расспросить подробнее, но в ответ получила от деда суровый взгляд и совет унять свое бабское любопытство. Он вообще часто упоминал пол внучки. Будто, это ее вина, что она родилась девочкой. Отношение деда, конечно, обижало. И только спустя много лет, Комарова поняла, почему он вёл себя именно так. Просто будь она парнем, ситуацию выглядела бы иначе.

Когда перед Сашей встал вопрос, как быть дальше, сыграл роль еще один момент. Очевидно, на внучку Ершова охотится не только Комитет. Можно было бы решить, что это вражеские спецслужбы, но непонятно, почему они пытались ее именно ликвидировать. Тогда у Саши ещё не появилась версия, что события могут быть спровоцированны тем, кто вообще хотел бы список похоронить.

К такому выводу она пришла недавно. Опять же, путём бесконечных размышлений и попыток проанализировать цели всех сторон. Саша упорно вспоминала последний год перед смертью деда. Он знал или чувствовал новую опасность. Наверняка. Потому что стал нервным, не спал ночами. Скорее всего, было что-то, сильно волновавшее его. Возможно, дед просто не успел предупредить Сашу. Видимо, хотел сначала разобраться сам. Но просто-напросто не успел.

В общем, Саша решила, надо попробовать договориться с Комитетом. Как бы смешно это не звучало, если кто-то и сможет ее защитить, только они. Поэтому она сделала то, что делать ей дед, как раз, запрещал. Разыскала Маслова и сообщила ему, кем является. Сказала правду. Ну, или почти правду. Что сбежала после смерти деда, так как его убили. Убили, скорее всего, не свои. Скорее всего, это сделали враги.

О том, что дед все подготовил для побега, что ждал этого момента, естественно, Саша даже не заикалась. Подобная информация Маслову ни к чему. Потом попросила у инженера помощи в трудоустройстве. Сказала Льву Ивановичу, будто на самом деле, все годы после своего исчезновения, провела здесь, в этом городе. Училась, готовилась стать хорошим специалистом. А биография, да. Тут помогли. Самое интересное, Лев Иванович Сашу особо не расспрашивал. Видимо, несмотря на свои контакты с чекистами, сливать внучку Ершова ему все равно было совестно. Поэтому предпочел знать, как можно меньше, чтоб как можно меньше о ней рассказать, когда спросят.

После предварительной подготовки почвы, подсказки чекистам, где ее «найти» и устройства на работу, Саша принялась ждать. Маслов не мог в этом плане подвести. Скрывать появление Ершовой он бы точно не стал. Рискованно. Если присутствие внучки Виктора Николаевича откроется другим способом, через другой источник, а такое тоже вполне возможно, то ко Льву Ивановичу у Комитета будут вопросы.

Ну, а потом Маслов подошел к Саше и сказал ей о Беляеве. Мол, подозрительный какой-то товарищ. Ездит и ездит. Вынюхивает что-то. Лев Иванович преподнес это, как свои собственные страхи, но Саша все поняла прекрасно. На самом деле, он ее, вроде как, предупредил. Видимо, совесть не давала покоя инженеру. Он очевидно переживал, что ему пришлось рассказать о девушке кому-то из своих кураторов. Скорее всего, куратором и был Беляев.