– Твои старания нас разлучить не особо нам помогали.

– Не было никаких стараний… – Мой голос сковало напряжение, такое сильное, что слова превращались в вязкое месиво. – Я просто думала…

– Ты чуть не лишила меня всего. – Ярость Талии звучала четким стаккато.

– Я желала вам обоим только лучшего.

– Точно? – По лицу Талии скользнула тень жалости, и я покосилась на парней. – Или ты надеялась вернуть Фаиза себе?

Мы и вправду встречались, если это можно так назвать. Два месяца, ничего такого не было, даже поцелуя, и, будь мы старше, будь наша самооценка не такой хлипкой и не столь зависимой от того, что нам представлялось нашей репутацией, мы бы сообразили закончить все поскорее. Но по крайней мере кое-что из этого вышло – дружба. Покалеченная чувством вины, зародившаяся в останках мертворожденного романа. Но все равно дружба.

Свет внутри дома загустевал, приобретал синеватый оттенок, проникая в коридоры.

– Точнее некуда. И господи боже, не нужен мне твой мужчина, – сказала я, мобилизовав все свои внутренние запасы хладнокровия. Я не хотела подводить Фаиза. Только не после всего, что было. – Уже сто лет прошло с тех пор, как мы встречались, и я не знаю, чего еще ты от меня хочешь. Я попросила прощения. Я пыталась с тобой помириться.

Один уголок рта у Талии приопустился.

– Ты могла бы остаться дома.

– Ну да, конечно.

Эта фраза так и сгинула, потонув в возбужденном гомоне голосов, когда в наше поле зрения вновь вернулись мальчики, почти мужчины, да и мужественность этих недосформировавшихся личностей была чисто формальной. Филлип со смехом закинул Фаиза себе на плечи – этаким полупожарным захватом, так, что локоть последнего воткнулся ему в ямку над ключицей. На первый взгляд могло показаться, что Фаиз усмехается своему неловкому положению, но по тому, как растянулись его губы, становилось ясно: ему не смешно. Это была гримаса, сдерживаемый тонкой оболочкой приличия оскал.

– Поставь моего жениха на место! – флейтой вскрикнула Талия, кидаясь к своему любимому.

– Я разберусь. – Ответ вышел сварливым и бестолковым.

Филлип мог бы держать Фаиза в воздухе вечно, однако смилостивился, когда Талия повела плечами и подняла руки в умоляющем жесте. Он опустил Фаиза на землю и лениво шагнул назад, засунув большие пальцы за ремень и продолжая ухмыляться самым наибеспечнейшим образом.

– Придурок, – сказал Фаиз, счищая с себя пыль и позор.

– Ладно, расскажи мне про это место, Филлип, – предложила Талия, повысив голос так, что он заполнил собой переднюю, дом и царящий в нем сумрак. – Скажи, что ты не привез нас тайно в замок Мацуэ. Потому что если это Мацуэ, то я убью себя. Я слышала, что внутри его стен захоронена танцовщица и замок начинает ходить ходуном, стоит кому-нибудь рядом лишь подумать о танцах.

Особняк словно вдохнул, впитывая ее обещание. Я могу поклясться, что мы все это заметили одновременно, но вместо того, чтобы броситься из дома прочь, склонили головы, точно при обряде крещения.

– Дом может поймать тебя на слове, – брякнула я, не сдержавшись.

От откровенной бредовости этого заявления, от того, с какой нелепой щенячьей наивностью оно выскочило из моего рта, меня охватил стыд. Долгий год, посвященный изучению своих внутренних демонов, каждый день – новая строка в договоре. От этих дел с тобой что-то начинает происходить. А если точнее, внутри тебя что-то начинает расходиться. Необходимость выторговывать себе храбрость, чтобы выйти из дому, ответить на звонок, прожить десять минут в уверенности, что траектория твоего выздоровления идет вверх, что лекарств хватит, что твоих сил хватит, что однажды всего этого хватит, чтобы ты смогла вернуться в норму. После такого прежним человеком уже не будешь.

Однако никто на меня косо не посмотрел. Разве только какой-то отблеск мелькнул на лицах присутствующих от моих слов, последние лучи уходящего дня обозначили их черты неровными тенями. Талия поймала мой взгляд, ее глаза были, словно два черных холодных озера.

– К счастью, – сказал Филлип и потянулся по-собачьи – от души, лениво и совершенно бессознательно, – потом почесал у себя за ухом и изогнул губы в усмешке, – к счастью, это не замок Мацуэ.

Фаиз похлопал Талию по плечу:

– Не-а, на аренду Мацуэ даже у Филлипа денег не хватит.

Филлип попытался сделать вид, что ужасно застеснялся-засмущался, но ничего не вышло. На данный момент он успел побывать лучшим выпускником, королем школьного бала, капитаном команды в дискуссионном клубе, шахматным вундеркиндом – достиг всех впечатляющих показателей, о каких только может мечтать мальчишка, – стал царем царей во дворце принцев. Такие персонажи не в состоянии изобразить скромность, как бы ни старались.

Но и они бывают славными парнями.

– Уже лучше. – Я подкатила свой чемодан к деревянной колонне и аккуратно прислонила.

Несмотря ни на что, я начала заражаться энтузиазмом друзей, отчасти потому, что куда как легче просто плыть по течению, да и от одиночества это спасает. В СМИ вечно поют хвалу одиноким волкам, но на самом деле все мы лишь овцы.

– Ну так что же это за место? – спросил Фаиз. Он всегда становился жутко дотошным, когда роль несущей конструкции в его размышлениях выполняла любовь. Его пальцы обхватили запястье Талии, а улыбка поблекла от тревоги.

– Ну-у-у… – Филлип все никак не мог выговорить это «ну-у-у», пережевывал его секунд двадцать, а то и больше. – Парень, с которым я общался, не сообщил, как оно называется. Заявил, что не хочет никаких документальных свидетельств на случай…

– Мог бы просто по телефону тебе сказать, – заметил Фаиз.

Филлип приложил палец ко лбу:

– И чтобы на него ссылались, мол, «мне сказали», он тоже не хотел. Этот парень был повернут на правилах.

– Думаю, это у них в культуре, – многозначительно проговорил Фаиз. Его мать была японка – миниатюрная, не знающая улыбки женщина. – Вполне логично.

– Но разрешение-то у нас есть. Верно? – спросила Талия, на мгновение сбившись с пафосного тона девочки-отличницы.

– Ага. Разрешение есть. Насчет этого не волнуйтесь. – Филлип потер ладонью затылок. – Ну, типа того. У нас есть разрешение зайти на участок и разместиться там. А особняк… вроде дополнительного бонуса.

– О’кей. То есть, как это место называется, мы не знаем. – Фаиз принялся загибать пальцы, подсчитывая огрехи Филлипа. – Разрешения здесь находиться у нас, по сути, нет. Но есть бухло, жратва, спальники и юный задор, велящий творить всякую тупую хрень…

– И сильное желание послушать хорошую страшилку о привидениях, – сказала Талия. Заходящее солнце красиво играло на ее коже, покрывая ее позолотой. – Какая у этого особняка история?

– Не знаю, – ответил Филлип знакомым мне мелодично-тягучим голосом койота, который врет о том, куда спрятал солнце. – Но поговаривают, что когда-то здесь должны были справлять роскошную свадьбу. К несчастью, жених не приехал. Он умер в дороге.

– Если ты умрешь, – сказала Талия, ущипнув Фаиза за складку на боку, – я вместо тебя выйду замуж за Филлипа. Просто чтобы ты знал.

Филлип улыбнулся на это заявление так, словно уже слышал его десять раз от десяти тысяч других женщин, и знал, что говорили они чистую правду, и, если бы не узы братства, эти обещания давно претворились бы в жизнь. Фаиз улыбнулся в ответ, и я была единственной, кто заметил, что до глаз его улыбка не добралась.

– Кажется, закон запрещает выходить замуж за своего духовника, – непринужденнейшим тоном заметил Фаиз. – Но если тебе понадобится замена, советую выбрать Кошку.

– Фу, – сказала я. – Она не в моем вкусе.

– Я лучше умру старой девой. Без обид, – сказала Талия.

– Никаких обид.

– В общем, – продолжил Филлип, откашлявшись, – невеста приняла случившееся как должное и велела гостям похоронить ее под домом.

– Живой? – прошептала я.

Я представила, как девушка прижимает ладони ко рту, глотает воздух, а потом пыль, как ее волосы и подол свадебного платья становятся тяжелее с каждой новой падающей сверху пригоршней земли.

– Живой, – ответил Филлип. – Она сказала, что обещала жениху ждать его, и она будет ждать. Благодаря ей дом будет стоять, пока его дух наконец не явится.

Молчание заполнило особняк и наши рты.

– И с тех пор каждый год в стенах этого дома заживо хоронили девушку, – сказал Филлип.

– За каким хреном, – произнес потрясенный этим сообщением Фаиз, – им это понадобилось?

– Потому что под землей становится одиноко, – продолжал Филлип, а я меж тем вжимала язык в нёбо. – Откуда, по-вашему, столько историй о призраках, которые пытаются довести людей до самоубийства? Они там скучают по товарищам, человеческому теплу. Неважно, сколько тел лежит в земле вместе с ними. Это не то. Мертвецы скучают по солнцу. А внизу темно.

– Это… – Талия провела рукой по плечу Фаиза жестом, явственно говорящим: «Все поняли? Это моя собственность!», ее глаза – блестящие, недобрые – встретились с моими.

В эту секунду мне ужасно хотелось в очередной раз довести до ее сведения: прошлое покоится под такой горой ошибок, что вновь сойтись нас с Фаизом не заставит даже запас виски, достаточный для затопления Нового Орлеана. Но суть была не в этом.

– Реально адская жесть, – договорила Талия.

– Все будет хорошо! Свежерукоположенный священнослужитель не даст вас в обиду! – Филлип со смехом стукнул себя кулаком в грудь.

Талия в ответ немедленно поцеловала Фаиза. Тот, в свою очередь, притянул ее пальцы ко рту и обласкал губами каждую костяшку.

Я стояла, уставившись на устилающие пол соломенные матрасы, и невольно внутренне содрогалась. Меня внезапно ошеломил мучительный вопрос: сколько же мертвых и расчлененных женщин сложены внутри этих стен и под этими полами, меж поддерживающих этот потолок стропил и мощных перекладин, едва различимых в темноте?

Обычай требовал, чтобы жертв хоронили живыми, во время совершения обряда они могли дышать и молить о пощаде, их погребальные одеяния оскверняли дерьмо, моча и прочие жидкости, испускаемые охваченным агонией телом. Я никак не могла выкинуть из головы мысль о неимоверно практичном семействе, сообразившем, что там, где сгниет дерево, кость останется целой, и велевшем строителям укладывать девушек, как кирпичи. Руки сюда, ноги туда, гирлянда черепов вплетается в костяк дома – страховка на будущее, когда традиционные архитектурные ухищрения окажутся бессильны. Почему бы и нет? Девушкам еще долго нести свою службу. А когда эти двери распахнутся, внутрь хлынет толпа свадебных гостей и начнется церемония, современной цивилизации придет конец.

Дом будет бесконечно ждать этого дня.

Каждый год – по девушке. Двести шесть костей, помноженные на тысячу лет. Кальция с лихвой хватит, чтобы дом простоял здесь до тех пор, пока звезды не исчерпают силу собственных сияющих костей и не пожрут сами себя без остатка.

И все ради одной девушки, что ждет и ждет.

Одна, в земле, во мраке.

– Кошка?

Я вынырнула из своего безумия. И поняла, что стою, стиснув пальцами запястье.

– Все хорошо.

– Точно? – Филлип обеспокоенно нахохлился, луч сумеречного света играл в его волосах. – Выглядишь ты не очень хорошо. Если это…

– Не трогай ее, – тихо сказал Фаиз.

Веселье покинуло его, уступив место тревоге, судороге охранительной злобы, задравшей его губу в оскале. Я потрясла головой, чтобы лицо разгладилось, улыбнулось. Все в порядке. В полном порядке.

– Кошка знает, что мы рядом, если что.