– Поняла, остальные как? – Ранджи посмотрела на пятерых пассажиров, устроившихся сзади, Женька посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, и я мысленно подбодрила его – да, да, скажи, что хочешь еще потусоваться! Вместе со мной! Ты же парень, не молчи. Просто дай понять, что ты заинтересован во мне!

Однако Евгений все же ничего не произнес, и я разочарованно поникла. Почему он так себя ведет? Ждет, что я буду прыгать по салону и с радостной улыбкой предлагать, где бы провести время? Я хочу, чтобы он сам проявил инициативу! И точка.

– Тогда я всех развожу по домам? – переспросила Ранджи.

– Давай, – решила я, что на сегодня приключений нам хватит.

Доехали мы, конечно, не без них. Наверное, не очень красиво это рассказывать, но все же Темные Силы не выдержал длительной поездки и Ранджи спешно подъехала к обочине около перекрестка. Дверь внедорожника распахнулась, и наш нетрезвый друг, перебравший алкоголя, которого очень уж тошнило, решил немного удобрить почву. Наверное, смотрелись мы очень эпично, потому что секунду спустя вторая дверь тоже распахнулась – и бедная Алена, понимая, что тоже больше не может, склонилась над асфальтом. Самое забавное, что почти около нас остановилась полицейская машина, спокойно себе ждущая, когда загорится зеленый. Естественно, представители органов правопорядка большими глазами уставились на наш Танк с двумя открытыми задними дверями, из которых высунулись плохо себя чувствовавшие люди. Однако к чести их и достоинству, делать полицейские ничего не стали – просто смотрели то на Алену, то на Темные Силы, то на нас, сидящих с абсолютно непроницаемыми лицами и не смеющих поднять глаза на полицейских. Рядом остановилась еще одна машина – тоже внедорожник, но «Лексус», и уже оттуда на нас с интересом смотрели какие-то взрослые дядечки в костюмах. Хорошо, что нас не видели ровесники или кто помладше – явно бы тут же засняли на камеры.

После этого ничего особенного более не происходило – только Алене было очень неловко, хотя мы успокаивали ее как могли. А Темным Силам вообще было на все фиолетово. В подобные ситуации он попадал не раз и относился к ним весьма философски.

Меня и Дана Ранджи привезла домой последними, и мы уговорили ее остаться у нас ночевать, а не ехать одной через весь город в свой отдаленный район. Подруга согласилась, и мы разделили мой диван, еще часа полтора шепчась о случившемся. Уехала она довольно рано, чтобы успеть на тренировку, прихватив и Дана, которого пообещала подбросить к клиентке. А я счастливо спала допоздна, хотя нечасто могла себе это позволить. Выспавшись, встала, поделала кое-какие дела, не поленилась покачать пресс, приготовила обед – Дан придет вечером и будет наверняка жутко голодным, а после стала собираться на встречу с крестной. Она звонила мне накануне, поздравив с днем рождения, и сказала свои обычным бескомпромиссным тоном, что хочет увидеться со мной в воскресенье.

Глава 9

С Матильдой мы всегда встречались в одном и том же кафе – в том самом, расположенном на пятнадцатом этаже бизнес-центра, из которого открывался удивительно красивый вид на город. Несколько раз я была у нее дома, но мы никогда не гуляли вместе и не ходили по магазинам. Ко мне в гости она тоже не приезжала, хотя сама настоятельно рекомендовала (считай, заставила) съехать из общежития, любезно предоставленного мне университетом, в съемную квартиру, которую я сейчас делила с Даниилом.

Матильда была не в восторге от того, с кем вместе я снимаю квартиру – она вообще хотела, чтобы я жила одна, и давала мне достаточное количество денег на это, но я, как могла, объяснила ей, что жить вместе удобнее и дешевле. Она лишь пожала плечами, сказав: «Как знаешь», и больше к этому вопросу не возвращалась.

Крестная, как и обещала два года назад, честно рассказывала мне про маму в моменты наших редких встреч, которые из-за ее занятости происходили не чаще, чем раз в два месяца, а то и реже. Во вторую нашу встречу она принесла фотографии с мамой, времен университета, и я долго рассматривала старые тусклые снимки с молодой и красивой девушкой, совершенно непохожей на меня. Темные волнистые волосы сумасшедшего объема, карие смеющиеся глаза, иронично вздернутые брови, родинка над губой, женственная фигура с красивыми изгибами. Моя мама была яркой.

Несколько фотографий я, с позволения крестной, забрала себе и хранила как зеницу ока. И если честно, изредка мысленно разговаривала с мамой, надеясь, что звезды не мешают ей меня слышать.

Когда я была маленькой, няня часто говорила мне, что мама стала ангелом, звездой на небе. Няня, конечно, была тем еще баяном, явно начитавшись сказок Андерсена, но я ей всецело верила, и когда мы выходили гулять на улицу вечерами, все время задирала голову вверх и смотрела на темное небо в поисках маминой звезды. Няня только улыбалась и помогала мне ее искать.

Смотреть на небо я перестала после того, как отец однажды увидел нас во дворе и сказал строго: «Хватит. Вы бы лучше ее алфавиту учили, а не глупостям. Девочка, на небе – звезды. Звезды – это небесные тела. Твоей мамы там нет». Тон у него был при этом такой сердитый, что я, помнится, очень испугалась. И няне пришлось весь вечер успокаивать меня.

Об этом я, конечно, никому не рассказывала и крестной – тоже, но она и без подобных рассказов знала мое отношение к отцу. Матильда не говорила про него ничего плохого, просто сказала, что не хочет, чтобы он узнал о наших встречах, но мне казалось, что она его презирает. Я тоже не хотела, чтобы отец узнал о крестной. Хотя, наверное, даже если бы он и узнал, ничего страшного не произошло бы. Думаю, он уже вычеркнул меня из жизни, как сон – не как страшный, а как абсолютно бесполезный, с дурацким сюжетом.

В этот раз с Матильдой мы пообщались минут тридцать – у нее были какие-то важные дела, и вместе с губернатором она должна была срочно вылетать в какой-то отдаленный район. Она сделала подарок – как всегда, деньги в простом белом конверте, которым, если честно, я очень обрадовалась. После вчерашнего у меня их почти не осталось, да и хотелось оплатить часть штрафа Ранджи. Поспрашивав, как мое самочувствие, дела и успехи в университете, Матильда вдруг сказала:

– Ах, да, девочка. Нам нужно кое-что обговорить. У меня к тебе есть, – она задумалась, подбирая слова, – пожелание, – наконец, вымолвила крестная.

– Какое же? – удивилась я.

– Я хочу, чтобы твое образование было полным.

– Полным? – удивленно переспросила я.

– Полным. Ты учишься на пятом курсе, и, когда закончишь его, получишь диплом специалиста, так? – спросила она.

– Так, – подтвердила я, не совсем ее понимая, но на всякий случай добавила: – Красный диплом.

– Знаю. Но я хочу, чтобы ты была не просто специалистом, а кандидатом наук, – сказала Матильда и внимательно глянула на меня. – Ты думаешь, что не сможешь сдать экзамены в аспирантуру?

– Да я вообще никогда не думала о том, чтобы учиться дальше, – честно сказала ей я. – Я хотела просто пойти работать и все.

– Ты будешь учиться и работать. И я, естественно, буду помогать тебе. Думаю, Катя была бы в восторге, если бы знала, что ты не просто закончила университет, а стала кандидатом наук. Уважаемым человеком. – Слово «уважаемым» крестная подчеркнула.

Она никогда не использовала имя мамы, чтобы манипулировать мною. Она вообще никогда не манипулировала мною, и тогда мне показалось, что Матильда действительно желает мне лучшего. Я, если честно, была в некоторой растерянности, и ничего внятного сказать крестной не могла.

– Я подумаю. Мне хотелось полностью заняться журналистикой, понять, смогу ли я…

– Быть как Инесса Дейберт, я знаю, – оборвала меня крестная. – Знаю-знаю. Она, между прочим, кандидат экономических наук.

Я кивнула – а ведь действительно, женщина, на которую я пыталась равняться, закончила аспирантуру и меня это немного вдохновило.

– Я подумаю, Матильда, правда, – сказала я, почему-то вспомнив отца. Он-то кандидатом никаких наук не был. В их семье вообще не было людей науки и искусства. Зато рождались первоклассные бизнесмены и отменные стервы.

Крестная, сегодня облаченная в белый, как снег за окном, деловой костюм, хмыкнула, словно поняв мои мысли.

– Ладно, девочка, мне пора. Иди первой. И не раздумывая, соглашайся. Ты ничего не теряешь. А я буду помогать тебе.

Я кивнула, попрощалась с ней, еще раз поблагодарив за подарок, и направилась привычным маршрутом к лифту. Оглянувшись, я увидела, как Матильда с кем-то разговаривает по телефону, держа в руке тонкую длинную сигарету, и поняла вдруг, что многого о ней не знаю. Например, при мне она ни разу не курила.

В лифт, большой и зеркальный, отделанный натуральным деревом, я вошла вместе с двумя весьма представительными дядечками в черных костюмах и с дорогими галстуками на плотных шеях, на которых в электрическом свете блестели зажимы то ли из серебра, то ли из платины. В руках обоих были кожаные портфели – один такой наверняка стоил больше, чем весь мой гардероб вместе взятый.

Один из них приятным тембром рассказывал что-то о приближающемся падении цен на какие-то важнейшие акции, а когда вскользь глянул на меня, стоявшую в сторонке и обеими руками державшую перед собой сумочку, то удивленно приподнял бровь. Договорив мудреную фразу о котировках на акции, он вдруг обратился ко мне:

– Простите, девушка, но вы случайно не Реутова… – Дальше он даже договорить не успел.

– Нет, – перебив мужчину, что мне было не свойственно, ответила я куда более резким тоном, чем того требовал элементарный этикет. – Нет. У меня другая фамилия.

Его брови вновь поползли вверх, но тут же опустились.

– Тогда прошу прощения, – озадаченно сказал он. – Не хотел потревожить вас. Вы очень похожи на дочь моего приятеля.

Он отвернулся, зато теперь на меня смотрел его спутник – только не удивленно, а, скорее, озадаченно. Так смотрят на только что принесенный горький ристретто, выглядевший в своей чашке демократично просто, тогда как заказывал у официанта сладкий глясе с воздушными взбитыми сливками и мороженым.

– Анатолий Иванович, ты что, – негромко сказал он, – разве не видел дочь Реутова? Как ты умудрился перепутать столь разных девушек? – Кажется, ему было весело. Наверное, подумал, что друг потихоньку стареет умом.

– Молчи уж, Валентин Яковлевич, – строго посмотрел на него первый. – И не смущай девушку.

Кажется, он хотел вновь обратиться ко мне то ли с вопросом, то ли с очередным извинением, но створки распахнулись, и я тут же вышла из лифта, чувствуя, как смотрят в спину. Последним, что я слышала, было то, как Анатолий Иванович заметил, что «вообще-то, у Реутова несколько дочерей, и, может быть, это та, которая…»

Я покинуло бизнес-центр, сверкающий своими холеными прямоугольными боками под декабрьским солнцем, с двойственным чувством.

С одной стороны я была рада – каждая встреча с крестной была для меня важна. И ее материальная и моральная поддержка меня действительно выручала.

Но с другой стороны я была в смятении. Почему крестная хочет, чтобы я училась дальше? Сама я никогда не думала об аспирантуре, но и отказать ей я не могла. Матильда была единственным человеком, кто связывал меня с жизнью моей мамы. Я не могла просто так взять и отказать ей.

Да еще и происшествие в лифте.

Я устало опустилась на лавочку – от обилия эмоций слегка закружилась голова, что, впрочем, для меня не было редкостью. Выпив воды и немного успокоившись, я написала сообщение Алене, с которой обещала погулять.

«Я свободна, когда встретимся?» – написала ей я. Телефон у меня был старый – раскладушка яркого синего цвета, кое-где пообтертая, и не раз бывавшая в воде, но выживающая вопреки всему. Экран в уголке был потрескавшимся, удобные кнопки поистерлись, кое-какие даже западали, поэтому приходилось давить на них с силой.

«Насть, я освобожусь только через час, у меня работа, подождешь?» – написала мне в ответ подруга.