VII

«Вот с чего я вчера раздухарился?» – гадал я наутро по дороге в школу. – Ну ладно, мир вокруг полон неожиданностей и далеко не во всём совпадает с тем, откуда я прибыл. Но – что это меняет? Лично для меня, здесь и сейчас? Школьная программа изменилась? Вообще-то, могла и измениться – только вот из наскоро просмотренных к сегодняшним урокам страничек учебников это не следует. Люди на улицах другие? Вроде, те же самые, и даже одеты так же… Может, апрельское небо не такое голубое – скажем, из-за того, что где-то там, в его глубине кружит на своей орбите отсутствовавший в нашей реальности «Скайлэб-2»? Тоже нет – во всяком случае, простым глазом это никак не заметно…

Да ведь интересно, и ещё как! Хотел бы я заполучить в руки книжку, в которой подробно, шаг за шагом расписаны все изменения, произошедшие в здешней истории начиная с пятьдесят третьего года! Чтобы прочесть, обдумать и всё понять, и уже исходя из этого строить планы – как это и приличествует всякому попаданцу. Так ведь опять нет! Вот скажите: мог бы простой восьмиклассник в нашем семьдесят пятом году добыть такую книжку? Да что там, восьмиклассник – студент, инженер, даже преподаватель ВУЗа? И вообще – как могла появиться подобная книга в реальности, которую её обитатели считают единственной и неповторимой? То-то…в лучшем случае, можно надёргать кусочки сведений (которые ещё проверять и проверять) а потом долго и упорно склеивать их вместе, пользуясь для этого самым надёжным цементирующим средством – слухами, приватными беседами на кухне и прочими источниками, которые принято называть «неофициальными». А есть ли у меня сейчас доступ к таковым? Нет, и не предвидится, поскольку вопросы текущей внутренней политики, и её скрытые механизмы пребывают далеко вне сферы интересов московского школьника – как пребывали они вне сферы моих собственных интересов в мои четырнадцать лет. И это нормально, иначе и быть не может, не тем заняты мысли среднестатистического подростка среднестатистической московской семьи…

Это, впрочем, не значит, что я не смогу в итоге составить цельную картину нового (для меня нового, разумеется) мира. Смогу, во всяком случае, постараюсь – но не за день-два, даже не за неделю. И уж точно, не пролистав первые попавшиеся под руку газеты и книги – пусть это даже том «Истории КПСС». Информацию надо накапливать постепенно, обдумывать, раскладывать по полочкам, неспешно разбираться, целенаправленно выискивая недостающие фрагменты мозаики – и вот тогда, тогда… Да и то сказать: куда торопиться-то, крыша, что ли, горит? Лучше положиться на естественный ход событий – не забывая, разумеется, держать уши и глаза открытыми. А заодно, тщательно выбирать слова, когда дело дойдёт до расспросов или бесед на кухне.

Кстати, вот вопрос – а здесь есть «голоса»? Помнится, в своё время отец (уж насколько убеждённый коммунист!) слушал их по вечерам, закрывшись на кухне, на большом приёмнике, тщательно вычленяя осмысленные фразы из воя и какофонии «глушилок», чем повергал меня в тягостное недоумение. Приёмник этот сейчас стоит в родительской спальне, и, пожалуй, надо будет попробовать – после возвращения родителей проделать это будет затруднительно.

Ладно, это всё потом, скажем, сегодня вечером. Вот он, школьный двор, стайки мальчишек и девчонок выныривают из окружающих дворов и бегут – надо торопиться, до первого звонка осталось минут семь, не больше. Младшие размахивают смешными матерчатыми мешками на верёвочке – сменная обувь, а я-то свою не взял, могут и завернуть, не пустить… Вот строгая высокая девочка ведёт за руку малышку в огромных белых бантах – старшеклассница провожает сестрёнку, ясное дело… А вот и натоптанная тропинка, ведущая от «перелаза» через забор к крыльцу коротким путём по газону. Сегодня её караулят дежурные старшеклассники, выставленные завучихой Зинаидой Петровной – ты смотри, помню, помню! В другие дни те же старшеклассники сами с удовольствием сигают через забор, срезая полсотни шагов в обход, но сейчас они стараются вовсю – как же, такая возможность поглумиться над младшими, проявить свою власть! Вот трое десятиклассников, явно не из числа тех, что не могут похвастать пятёрками и четвёрками, торопливо смолят сигаретки в укромном уголке, образованном школьной стеной и боковым крыльцом. Двое передают бычок друг другу и торопливо пускают дым а третий, тощий и сутулый, опасливо оглядывается – не появится ли в опасной близости кто-то из учителей, которые, конечно, осведомлены об этом злачном месте и систематически устраивают «облавы»? Да, люди здесь уж точно те же самые – несмотря ни на каких попаданцев, которые то ли были на самом деле, то ли всего лишь плод моей нездоровой фантазии…

– Вот темы сегодняшнего сочинения.

Русичка проскрипела мелом по доске, заканчивая строку, отряхнула руки и пристроила белый кусочек на узкую полочку. Вообще-то Татьяна Николаевна преподавала у нас и русский и литературу, но термин «русичка» приклеился к ней намертво – пока в девятом не сменился на ласково-любовное «Танюша»

– Вопросы есть? Нет? Тогда приступайте.

Я пробежал глазами написанное

1. Каким предстаёт в поэме Гоголя «Мёртвые души» губернский город?

2. Каково отношение автора к чиновникам губернского города?

3. Каково отношение автора к главному герою?

4. Почему «Мёртвые души» Гоголь назвал поэмой?»

Что ж, вполне ожидаемо – было бы, знай я заранее о предстоящем сочинении. И ведь знал наверняка, но почему-то не удосужился пометить в дневнике! И вот теперь – сиди, высасывай из пальца что-нибудь на тему бессмертного творения Николая нашего Васильича…

Я поднял руку.

– Можно?..

– Да, Монахов, что у тебя? Сиди-сиди, не надо вставать…

Демократичная она у нас, Татьяна Николаевна. Впрочем, иронизирую я зря – педагог она замечательный, а как классная руководительница и того лучше. Правда, оценить это по достоинству я смог только в следующем, девятом классе.

– Какой должен быть объём сочинения?

На меня посмотрели с удивлением – все, начиная с русички, и заканчивая соседкой по парте, Леной Титовой.

Татьяна Николаевна справилась с недоумением быстрее своих подопечных – учительница всё же…

– Если одолеешь хотя бы три страницы, то будет уже неплохо.

– Ага, ясно… – киваю. – И ещё вопрос: можно сначала писать в черновике? Неохота править в тетрадке, неопрятно получится…

Мёртвая тишина была мне ответом, а брови у собеседницы полезли на лоб. Похоже, такая постановка вопроса здесь никому ещё в голову не приходила.

– Что ж, если тебе будет так удобно… а что, в твоей прежней школе, так было принято?

В моей прежней школе, чуть не ответил я, принято править каждую фразу в «Ворде». И если применить тот же подход к написанию сочинения – а я не смогу так вот, с ходу от этого отказаться – то черкать придётся каждое предложение раз по несколько, и финальный вариант будет состоять в-основном, из зачёркиваний и кривых строчек на полях. Вряд ли найдётся учитель, который это оценит.

– Да, – говорю, – нам разрешали. Сначала в черновик, ну а потом перенести в тетрадку. Заодно грамотность можно исправить и стилистику, по мелочи – ну, знаете, близкие повторы, несогласованные предложения, да мало ли чего всплывает в процессе редактуры?..

Кажется, она поперхнулась, а Ленка – та и вовсе смотрела на меня с откровенным испугом. Я что, сморозил глупость? Да нет, вопрос как вопрос…

– Хорошо, делай, как тебе удобно, но постарайся всё же успеть к концу урока. – она обвела класс строгим взглядом. – А теперь за работу, время идёт!

Не то, чтобы я совсем уж не помнил «Мёртвые души» – но в последний раз я открывал эту книгу лет эдак тридцать назад. Да и то, скорее всего, не открывал, а смотрел советский многосерийный телефильм с Калягиным в роли Чичикова, который здесь, к слову сказать, ещё даже и не начали снимать. А потому – уверенно выбрал третий пункт из предложенного меню: «отношение автора к главному герою».

Своё творение я озаглавил «Обаятельные мошенники», и построил на сопоставлении нескольких персонажей: собственно Чичикова, Остапа Бендера, весёлой парочки из О'Генри – Энди Таккера и Джеффри Питерса – а в самый последний момент приплёл ещё и лису Алису и кота Базилио. Не то, чтобы я хотел как-то по-особенному выпендриться – просто подобный материал позволял легко выстроить недлинное и не слишком перегруженное отсылками к оригиналам рассуждение. А уж за стилистику я не беспокоился – три с лишним десятка лет в журналистике и на постах редакторов чего-нибудь, да стоят.

Минут за тридцать я исчеркал с обеих сторон три вырванных из общей тетрадки листка в клеточку, после чего ещё за десять минут перенёс текст в тетрадку по литературе, сопроводив его (исключительно из хулиганских соображений) эпиграфом:

…Пока живут на свете дураки —
Обманывать нам, стало быть, с руки!
Какое небо голубое…
Мы не сторонники разбоя:
На дурака не нужен нож,
Ему с три короба наврёшь —
И делай с ним, что хошь!..

И, только сдав одним из последних в классе работу, сообразил, что «Приключения Буратино» здесь, может статься, ещё и не вышло на телеэкраны, а значит, придётся выкручиваться. Но было уже поздно – русичка убрала тощую стопку тетрадок с нашими литературоведческими изысками в портфель, прозвенел звонок и восьмой «В» в полном составе ринулся на перемену.

Следующий урок – физика. Здесь трудностей не предвиделось и не случилось: я наскоро пролистал нужную главу учебника («законы отражения света») и, когда меня пригласили к доске, не ударил в грязь лицом. Изобразил мелом на доске схему опыта, устанавливающего «угол отражения равен углу падения», потом набросал изображения перископов, добавив несколько живописных подробностей насчёт их применения в субмаринах, танках и окопной войне. И совсем, было собрался перейти от плоских зеркал к криволинейным – но тут выяснилось, что этого мы ещё не проходили, и пришлось садиться на место с заслуженной пятёркой в дневнике.

Вторая перемена длилась уже не пять, а целых десять минут – эти нюансы, как и многие другие, с составляющие суть школьной жизни я успел позабыть. Следующим уроком значилась история, кабинет которой располагался в левом холле четвёртого этажа – пятый целиком отводился под актовый и малый спортивный залы. Проходили мы, как я уже успел выяснить, русско-турецкую войну 1877-78 годов, и необходимости готовиться не было – тему я знал куда детальнее, чем это изложено в учебнике, а потому, бросив сумку на свою парту, вслед за одноклассниками выбежал в холл. И только вернувшись через пару минут, наткнулся на пакостливо-торжествующие взгляды Черняка и Кулябьева – и понял, что меня подловили.

Не знаю, как в других, а в этой школе был обычай на переменах выбрасывать из окон сумки и портфели одноклассников. В прежней моей школе такого не было, а в старших, девятых и десятых классах, до подобных дешёвых выходок уже не снисходили – вот и получилось, что в своей школьной жизни я столкнулся с этим малоприятным явлением лишь в течение тех полутора месяцев, которые провёл на новом месте учёбы, заканчивая восьмой класс.

На самом деле это была не сравнительно безобидная шутка (биться-то в наших сумках по любому было нечему), а своего рода способ прощупывания новичка на предмет податливости – а в перспективе и способ травли. Увы, я не раз становился его жертвой и хорошо помнил унизительное ощущение, когда сопровождаемый смешками и ухмылочками одноклассников сначала ищешь своё имущество, заглядываешь под чужие парты, открываешь шкафчики, стоящие по стенам класса – может, обошлось и засунули туда? И лишь потом, осознав глубину проблемы, высовываешься по пояс из окошка – и, обнаружив искомое на газоне, сломя голову бежишь вниз, а первый звонок-то уже прозвенел, и учительница вот-вот войдёт в класс! И придётся под насмешливыми взорами всего класса краснеть, оправдываться и пробираться на место с мокрой от весенней грязи сумкой под мышкой, потому как вытереть её времени не было…