– Странное название англичане для них придумали… – задумчиво сказало правое, – но ладно, сейчас не об этом. Направление перспективное, сварганить рабочие модели можно чуть ли не на коленке… ну с помощью авиамодельного кружка конечно. Выхлоп будет существенный, засветишься по полной программе, если всё пойдёт, как надо.

– Да понял я, понял, – ответил я им, – накидайте ещё чего-нибудь, раз уж начали идеи генерировать.

– Нинтендо, – тут же откликнулось левое, – это название тебе ничего не говорит?

– Говорит, – отвечал я, – электронные игры они делали, первыми в мире, но там же микросхемы нужны и эти… жк-экраны, а у нас и с этим, и с тем пока туго.

– Да есть уже и то, и это, просто места надо знать, где брать – институт тут недалеко стоит, профильный, надо только придумать, как туда зайти. А при институте завод, называется телевизионным, но это для отвода глаз – так-то он разную военную радитехнику клепает. Там точно все запчасти найдутся.

– Хорошо, это я уяснил (хотя как пробраться обычному учителю на секретный военный завод, это большой вопрос) – дальше давай жги.

– Уокмэн, – выдало уже правое.

– Угу, – тут же включился я, – революционное изделие фирмы Сони, лет через 5-6 появится.

– Есть шанс забить Сони баки… если подсуетиться, конечно – это ж обычный магнитофон, только сильно миниатюризированный. Все детали можно найти в кружке «Юный радиотехник», наверняка рядом с авиамодельным такой есть.

– Хорошо, но это всё занятия для мальчиков, – сделал я ремарку, – а девочкам чем заняться?

– Так известное дело, красотой, – тут же парировало правое. – Тренажёры для занятий физкультурой пусть изобретают. Заодно фитнес можно развить лет на 20 раньше, чем он появился.

– Ну вы сегодня ударно поработали, – похвалил я полушария, – надо вам премию какую выписать… а мы, кажется, уже и приехали.

А правое полушарие перед тем, как уйти на заслуженный отдых, ехидно заметило:

– Но для начала ты бы разобрался с личными проблемами – с Васей Дубиным, который тебя инвалидом мечтает сделать, с Аллочкой Лосевой, которая к тебе неровно дышит, и с кучей мусора, коя в кабинете НВП вдруг воспламенилась.

– Кончай грузить уже, – сердито цыкнул я на него, – и так у меня перегруз наблюдается, так что ко дну могу пойти.

Тридцатый автобус остановился на разворотной площадке в старой части нашего города – кругом была сплошная старинная застройка, характерная для российской провинции прошлого века. Справился у прохожего, где здесь Обозный переулок, оказалось совсем близко, два перекрестка прямо и один направо. На часах была половина девятого, есть время купить мороженого, подумал я и подошёл к киоску с незамысловатой надписью «Мороженое» с трёх сторон периметра. С четвёртой, может, тоже было, но она вплотную примыкала к кирпичной стене.

– Мне пломбир, пожалуйста, – попросил я, – с розочкой.

– Девятнадцать копеек, – бросила продавщица, выдала мне изрядно помятый стаканчик, а потом добавила, – ну здравствуй, Антоша.

 Встреча с песней

Я поднял голову от прилавка (обычно же на продавщиц в униформе внимания не обращаешь, они все какие-то одинаковые) и увидел Марину Шершень… мы с ней вместе в пединституте учились, судя по фотокарточкам, кои я нашёл в отцовской квартире. А если вспомнить письма, которые эта Марина отцу писала, у них было что-то вроде большой дружбы, местами переходящей в любовь. Но так почему-то и не перешедшей.

– О, привет, Марина, – ответил я ей, а потом задал глупый вопрос, – а ты что тут делаешь?

– Ты сам не видишь что ли? – грустно ответила она, – мороженое продаю.

– А как же пед? Ты же там отличницей вроде бы числилась.

–Ты не помнишь что ли, Антоша, на пятом курсе пришлось мне в академ уйти, да так и не восстановилась.

Была эта Марина не сказать, чтоб писаной красавицей, но что-то такое, удерживающее внимание мужского населения, в ней имелось. Ферромоны наверно…

– Понятно, – протянул я, – ты сегодня до скольки работаешь?

– До часу, потом у нас пересменка.

– И я тоже до часу в методическом центре занимаюсь, – обрадовался я, – давай после этого сходим куда-нибудь? Да, забыл спросить – может у тебя муж есть?

– Нет у меня никакого мужа, – отрезала она, – а у тебя жена есть?

– Аналогично, – коротко ответил я, – не нашёл пока. Ну так значит я сюда подхожу в час и мы по ходу дела определимся с направлением движения, лады?

– Лады, – улыбнулась она, – подходи.

И я отправился на встречу с прекрасным… в смысле на методические занятия. Вы никогда не посещали такие мероприятия? Завидую вам от всей души, потому что ничего, кроме смертной тоски, я в последующие четыре часа не испытал. Пока нам втолковывали о деталях преподавания тригонометрических функций и физическом смысле производной, это было ещё туда-сюда, но вишенкой, так сказать, на торте тут явилось выступление старшего методиста Коваля на тему «Повышение идейного уровня советских работников образования в свете решений 24 съезда КПСС». Тут уже от тоски мухи начали дохнуть.

Да и коллеги, собравшиеся на это мероприятие, были какими-то тусклыми и бесцветными, не на кого посмотреть с интересом даже было, не то что беседы заводить. В перерыве все толпой подались в буфет, да, и такой здесь имелся, а я не пошёл, ну его… вместо этого прогулялся туда-сюда по Обозному переулку, переходящему в центральную улицу Дзержинского. И посмотрел на нынешнюю моду, в чём сейчас люди ходят.

Ну, допустим, у мужиков всё просто и незамысловато – брюки из советской торговли, бессмысленные и беспощадные, почти обязательно расклешённые, приталенные рубашки самых невероятных расцветок, иногда джинсы плюс водолазка, но это редко. У женщин одежда выглядела посложнее, преобладали при этом мини-юбки, иногда очень-очень мини, и брючные костюмы типа того, в котором появлялась героиня Селезнёвой в фильме «Иван Васильевич». Некоторые вещи были из не вышедшего пока из моды кримплена, однако преобладали всё же натуральные ткани плюс замша с вельветом.

Джинсы пока ещё не стали мечтой миллионов, их было относительно мало, хотя в кино эта одежда уже просочилась – вспомним «Человека в проходном дворе» с Корольковым, который ловил уцелевших фашистких недобитков, или сразу уже «Золотую мину», там в джинсах ходили и положительные герои (Киндинов) и отрицательные (Даль).

На ногах преобладали тяжёлые неудобные ботинки фабрики Скороход у мужчин и самые разные варианты у женщин, от почти что открытых босоножек до сапогов до колен. Кроссовок, как и джинсов, тоже практически не встречалось, а те, что мелькали, выглядели смешно, отчётливо проглядывало родовое клеймо обувной фабрики в городе Кимры.

Однако все или почти все выглядели до безобразия счастливыми и уверенными в своём будущем, в отличие от постсоветского мира… ну ещё бы, родная советская обует, оденет, накормит, выучит и пристроит к какому-нибудь, но делу. Безработица тут явно никому не угрожала. Даже за злостные нарушения дисциплины. Даже если ты заработал судимость. Даже если ты сидишь на стуле и тупо полезного ничего не производишь. Единственное исключение тут, это антисоветчина, этого не прощают никому и никогда, что есть, то есть.

– Но мы же с тобой, Антон Палыч, в несистемную оппозицию пока не собираемся? – это вылезло на первый план правое эмоциональное полушарие.

– Честно говоря – нет и не хочется, – ответил ему я, – только в самом крайнем случае. Когда ничего другого не останется. А теперь брысь обратно в подсознание, – скомандовал я полушарию и вернулся к своим баранам.

Но не сразу, по дороге мне встретился киоск «Союзпечать», это дело сложно было обойти стороной. Выложенные на видное место газеты особого интереса у меня не вызвали, ну «Правда», ну «Известия», ну «Труд» с «Советской Россией». Сразу вспомнился замшелый неполиткорректный анекдот на эту тему – «Правда есть? – Правды нет. – А Известия? – Известия старые. А Советская Россия? – Продали. – А что же есть? – Есть Труд за 3 копейки».

По углам висели и лежали журналы, тоже мягко говоря непроходные, какие-то лиловые «Коммунисты», «Агитации и пропаганды» и почему-то «Наука и религия». Всё это не вызвало у меня прилива энтузиазма, была бы хоть «Наука и жизнь», а не религия, это ещё куда ни шло, а так… Но неожиданно под правой рукой киоскёрши я заметил мелькнувшие «Вокруг света» – это совсем же другое дело, граждане, это такой уже не «Агитатор и пропагандист», что выходит на уровень, грубо говоря, «Нэшнл джиографик».

– А можно мне вот этот журнальчик? – осторожно спросил я. – Вот этот, который Вокруг света?

– Конечно, – ответила дебелая киоскёрша с умерщвленными в ноль перекисью волосами (совсем не то, что в киоске с мороженым), – с вас шестьдесят копеек, молодой человек.

Отдал деньги и тут же открыл журнал… ого, Гарри Гаррисон и «Неукротимая планета», это ж лучшая вещь мэтра, если будем честными. Жалко, что продолжение следует, но ничего, ещё не вечер, соберём и полный комплект…

Всё на свете когда-то заканчивается (ну не считая, конечно, поющей Аллы Борисовны – где, кстати, она сейчас? ау… до конкурса в Варне, где она со своим Арлекином взлетит в небо, ещё пара-тройка лет осталась), закончились и методические занятия. Слушатели обрадовались финальному звонку нисколько не меньше, чем их ученики – как ветром всех сдуло из аудитории, включая меня. В основном все потянулись в кольцо автобусов, чтобы по домам разъехаться, ну а у меня на сегодня было запланировано дополнительное приключение.

В киоске «Мороженое» уже сидела совсем другая продавщица, на порядок менее привлекательная. Я в растерянности покрутил головой, никого не увидел и напрямки спросил у этой «А где Марина-то?». Та хмуро изучила мою внешность и буркнула что-то типа «сменилась и ушла». Ладно, подождём… прогулялся вдоль улицы Коммунистической, переходящей в Интернациональную, зашёл в хлебный магазин без особой надобности, чисто посмотреть, что там и как.

Здесь было организовано что-то вроде самообслуживания в облегчённом варианте – доступ к хлебным полкам был свободный, причём мягкость хлебопродуктов предлагалось проверять двузубой вилкой довольно устрашающего вида. А все остальные товары, как-то: сахар, муку, конфеты и печеньки, уже выдавала продавщица из-за прилавка в дальнем правом углу помещения. Предварительно взвешивая на механических весах с двумя платформами и с прилагающимися чугунными гирьками… бог ты мой, подумалось мне, как давно я не был в таких заведениях, аж на слезу пробило.

Раз уж зашёл, купил два кренделя, видимо только что испечённых, за пять копеек каждый. Полиэтиленовых пакетов здесь даже в проекте не значилось, попросил листок серой обёрточной бумаги и завернул крендели в неё – а что, очень даже экологично, зелёная экономика и всё такое, эта бумага за год разложится в земле, а полиэтилен веками там лежать будет. Я вернулся на место встречи… а не было там никакой Марины. Окей, дорогая, мысленно сказал я ей, честно жду ещё десять минут и уезжаю… вон как раз тридцатка с нашей стороны подкатила, на неё и сяду, когда шофёр свой путевой лист отметит.

Марина подошла сзади, так что я её в самый последний момент увидел.

– Извини, задержалась, – сказала она, беря меня под руку, – надо было кассу сдать.

– Ничего, – ответил я, – я вот пока кренделей прикупил – хочешь один? Горячие ещё…

Марина не отказалась от кренделя, и мы пошли вдоль по Интернациональной, на ходу закусывая, чем бог послал.

– Расскажи про себя, – попросила она, – три года ведь прошло, как мы последний раз виделись.

– Говорить-то особенно нечего, – ответил я, – как закончил пед, так и работаю в одной и той же школе. Номер 160 в Заводском районе. Веду три класса, восьмые и десятый.

– А семья?

– Родители умерли два года назад, один за другим…

– Извини, я не знала.

– Подругу жизни как-то не нашёл… вот собственно и всё в сухом остатке. А ты как?