Зрящие не способны призывать души без содействия их родных. Только родственники или те, с кем у умерших при жизни сформировалась крепкая эмоциональная связь, могут притянуть тень в этот мир. Чувства живых своего рода магнит для покинувших землю. Такие, как я, видят и слышат духов, но не призывают. И сами духи тоже не появляются. Вильма – исключение. Её никто не звал, по крайней мере, никто из тех, кто ко мне обращался, не просил отыскать этот божий одуванчик. Она сама однажды явилась ко мне и с тех пор время от времени навещает.

Я слышала о неупокоенных душах, застрявших в мире живых. Зачастую это либо жертвы преступлений, которые так и не были раскрыты, либо те, над кем не проводился погребальный обряд. Вильма не помнит, как она умерла, ничего не знает о своих родных. Не представляет, откуда родом и что её держит в мире живых.

– Женя-а-а? – Старушка пощёлкала полупрозрачными пальцами возле моего лица. – Ты, часом, не заболела, душа моя? Вон какая бледненькая, да и исхудала заметно. Почти такая же прозрачная, как я, стала. – Она снова рассмеялась, довольная своей шуткой, после чего, бросив по сторонам быстрый взгляд, уже серьёзно спросила: – Расскажешь, что это за место и что ты здесь делаешь?

– Выдаю себя за ту, кем на самом деле не являюсь.

– А разве ты не этим последние пару лет занималась? – с хитрой улыбкой заметила Вильма, имея в виду, что и имя, и тело мне не принадлежали.

Изначально. Теперь-то они мои и расставаться с ними я не собираюсь.

– Теперь всё стало ещё сложнее.

Пока расчёсывала волосы, а потом одевалась, рассказала о выступлении в театре, знакомстве с палачом и обо всём отсюда вытекающем. Вильма слушала, не перебивая, хоть и было видно, что молчание даётся ей с трудом. Она любила поболтать и, всякий раз, возвращаясь из, как она выражалась, «кругосветного путешествия», взахлёб рассказывала обо всём, что видела.

Это от неё я узнала о живописном Вальдене и маленьком, тихом Нортраме с его бесконечными холмами и зелёными пастбищами. Слушая рассказы Вильмы, я загорелась мечтою когда-нибудь перебраться жить в один из этих заморских краёв. Планировала с Кастеном, но теперь получается, что придётся одной.

Ну ничего.

– Вот ведь дурень, – подвела итог Вильма, имея в виду моего бывшего жениха-друга. – Это же надо было додуматься – выступать в театре! Ещё хорошо, что тебя этот ультор заметил. А мог бы кто-нибудь из законников предложить-навязать службу в следственном управлении.

– Так всё-таки предложить или навязать? – застёгивая крючки корсажа, спросила я.

Старушка мрачно усмехнулась:

– С твоими талантами у тебя не осталось бы шанса на отказ, душа моя.

Проплыв по комнате белёсым облаком, Вильма опустилась в кресло. Закинула ногу на ногу, поправила свою и без того идеальную причёску-ракушку, подёргала эфемерную серёжку с не менее эфемерным бриллиантом. Обычно тени не имеют чётких очертаний, лишь иногда в размытом сгустке тумана можно различить черты лица умершего, но Вильме удаётся, уж не знаю как, обретать человеческие формы. Да, как и остальные тени, она кажется сотканной из марева, но это марево зачастую имело чёткие очертания.

Высокая стройная фигура, красивые благородные черты лица, которые не смогли испортить даже морщины в уголках глаз и у рта. У Вильмы была идеальная осанка и достойная подражания манера держаться. Правда, в иные моменты, словно забывая о том, что жизнь свою она завершила в весьма преклонном возрасте, старушка становилась похожей на подростка. Было в ней что-то беззаботное, сумасбродное. Что-то шальное.

– Кто бы мог подумать… Теперь наша Вейя-Женя – леди Высокого дома. Раннвей Делагарди-Фармор… – Оставив в покое серёжку, старушка принялась задумчиво потирать подбородок. – А знаешь что? Мне нравится! Ты, девочка, достойна и такого титула, и такого мужчины.

Заплетая волосы в косу, я покосилась на Вильму:

– Титул временный, и никакие мужчины, тем более палачи, мне не нужны.

– Никак не похоронишь прошлое, Женя, – пришла к непонятным для меня выводам Вильма. – А пора. Уже давно пора… То, что тебе не повезло в первом браке, не означает, что всё повторится.

– Во-первых, это не мой брак, и я здесь просто играю роль. А во-вторых… – Я завязала ленту на кончике косы. – Прошлое я похоронила. Уже давно. Вместе с прошлой собой.

– Ну-ну… – пробормотала она. Придирчиво оглядев меня с ног до головы, хитро сощурилась: – А что эйрэ сказал про новый гардероб? Украшения? Ты, конечно, будешь прекрасна даже в мешке из-под картошки, но женщине твоего статуса нужна красивая одежда.

– Он что-то говорил про портних, – рассеянно ответила я. Мысли уже перетекли к грядущему завтраку. С Эдвиной и… Делагарди. И от них, этих невольных мыслей, почему-то пересохло в горле, а на бледное лицо Раннвей наконец вернулся румянец.

– Вот и правильно. Вот и замечательно… Он мне уже заранее нравится! – потёрла в предвкушении ладони старушка. – Помогу тебе выбрать ткани и определиться с фасоном. Я только из Вокрэйна, а там сейчас в моде такие шляпки! И платья у них что произведения искусства. Ты знала, что павлиньи перья отлично смотрятся не только в головных уборах, но и на юбках?

Готова поспорить на что угодно, при жизни Вильма была заядлой модницей и тусовщицей. Она обожала театры, выставки, музеи. Частенько заглядывала в дамские клубы, а иногда совала свой призрачный нос и в мужские. Правда, потом жаловалась, что у них там тоска смертная и совершенно нечего делать, кроме как смотреть, как местные джентльмены хлещут крепкие напитки и читают газеты, но всё равно продолжала к ним наведываться.

Я также была почти уверена, что Вильма принадлежала к знатной фамилии. Ну а называть её стала так, потому что, когда увидела впервые, она словно заведённая бормотала: Вильма, Вильма…

Тогда она ещё не понимала, что умерла и стала призраком.

– Ты иди, милая, спускайся вниз, а я пока с домом познакомлюсь. Ну и, конечно, в столовую загляну, погляжу на твоего дракона-мужа.

Под «познакомлюсь» явно подразумевалось тщательное исследование каждой комнаты.

– Сильно не усердствуй, – улыбнулась старушке и отправилась на завтрак в обществе «дракона-мужа» и «племянницы».

Ещё подходя к лестнице, услышала, как по дому разнёсся звон механического звонка. Кто-то с явным нетерпением дёргал за шнурок, заставляя колокол в холле истерично дёргаться, звонить снова и снова.

– И кому с утра пораньше неймётся, – донеслось до меня недовольное ворчание Бальдера.

Я замерла в нерешительности, а потом стала уверенно спускаться. Мне здесь не от кого прятаться.

– Бальдер, что такое?! – разнёсся по холлу капризный женский голос, прозвучавший ещё громче колокола. А колокол звучал весьма громко. – Я под вашей дверью чуть в мумию не превратилась! Где все? Эндеру уже давно следовало бы сменить прислугу!

– Искренне сожалею, что не превратились, – невозмутимо ответил дворецкий, и я невольно улыбнулась.

– Тебя стоит рассчитать в первую очередь, – выцедила женщина, а вскинув взгляд на лестницу, расплылась в счастливой улыбке: – Раннвей, дорогая! Значит, это правда!

– Леди Данна Левенштерн-Фармор, – церемонно объявил дворецкий, после чего добавил, переведя взгляд на меня: – Полагаю, это по вашу душу, леди. – И снова вернул его на гостью: – Желаете яду или, может, снотворного? Я настоятельно советую первое, но буду рад угостить вас хотя бы вторым.

Лицо нежданной родственницы побагровело. Казалось, она сейчас или лопнет от злости и возмущения, или начнёт метать глазами молнии, а может, плюнет огнём в дворецкого. Не даром же драконица.

– Раннвей! И ты это допускаешь? – скинув Бальдеру на руки бархатную пелерину, Данна решительно устремилась к лестнице. – Он со всеми гостями ведёт себя так вопиюще нагло?!

Без понятия.

– Вы в моём сердце занимаете особое место, леди, – вякнул от двери домоправитель, получив в ответ раздражённый взмах руки в атласной перчатке.

– Это правда, милая? Ты вернулась с даром? – неожиданно переключилась на другую тему Данна, сделав вид, что о существовании Бальдера она просто забыла. Глаза женщины, не то светло-серые, не то блекло-зелёные, сверкнули от нетерпения.

Было видно, её большое волновал мой новоявленный дар, чем поведение дворецкого.

– Да, тётя. Всё это время я искала себя, свою силу, и наконец нашла, – сказала я то же самое, что говорил Эндер Флемингам. Думаю, это с их подачи «тётя» уже в курсе, что племянница вернулась не пустышкой.

– Одна новость лучше другой! – заявила Левенштерн, правда, как мне показалось, без особой радости и энтузиазма. – И что же ты, дорогая, в себе раскрыла?

От ответа меня избавило появление Эдвины. Девочка слетела с лестницы, на которой я по-прежнему стояла, не желая спускаться к Данне. Сбегая вниз, Эдвина как бы невзначай меня задела. Так, что я чуть не покатилась по ступеням прямо к ногам Левенштерн.

– Осторожней!

Если Эдвина меня и услышала, то виду не подала. Сделала вид, что натолкнулась на вазу или на какую-нибудь подставку, перед которой не стоит извиняться. Ну кто извиняется перед неодушевлённым предметом?

– Бабушка Данна! – Маленькая нахалка сердечно обняла родственницу, а та, вместо того чтобы расплыться в улыбке, скривилась.

– Я же просила, Эдвина, так меня не называть. Просто «Данна» мне больше нравится.

Наверное, я бы на её месте тоже была недовольна. Леди Левенштерн выглядела отлично: на лице ни единой морщинки, а в густых мелко вьющихся волосах – ни намёка на седину. Ну какая из неё бабушка?

Одета она была со вкусом и элегантно: в тёмно-синее платье с турнюром. Воротник-стойку, отделанный кружевом, украшала золотая брошка, в ушах сверкали бриллианты, а на левом запястье, ослепляя блеском камней, красовался сапфировый браслет.

Лёгкий румянец на щеках, едва заметная помада на тонких губах, вуаль из пудры и лёгкий шлейф цветочного аромата, который я ощутила, когда всё-таки к ней спустилась.

– Извини ба… Данна, – Эдвина быстро поправилась и посмотрела на леди глазами ангела. – Больше не буду.

Женщина удовлетворенно кивнула.

– Ты заметила, Раннвей, какая из нашей Эдвины растёт красавица? – Она ласково потрепала девочку по щеке. – Так похожа на маму… Будем надеяться, что и даров в ней раскроется столько же, сколько было у Терес. Не хотелось бы, чтобы мой покойный брат – да прибудет с ним Великий Дракон – и на том свете испытал разочарование. Ему хватило разочарований и в этом, – добавила она, ввинчиваясь в меня взглядом.

Мне непрозрачно намекали, кто для Хеймера Фармора был в этом мире разочарованием.

– Уверена, так и будет, – ответила я, переведя взгляд с Данны на льнущую к ней Эдвину.

Не то чтобы я вдруг записалась в её болельщицы, но слова Левенштерн вызвали раздражение. Вроде и обнимает девочку, по голове мягко поглаживает и при этом всем своим видом даёт понять, что ни сколько не сомневается: Эдвине не светит наследство Фарморов.

– Эдвина, ты рада возвращению Раннвей? – медово разулыбалась гостья.

Девочка громко фыркнула, изо всех сил показывая, что она ко мне испытывает.

– Ещё как рада, – ответила я за язву. – И моему возвращению, и тому, что теперь ей не придётся покидать ставший родным дом.

Эдвина удивлённо захлопала ресницами, словно слышала о переезде впервые в жизни.

– Но… – растерянно пролепетала она.

А Данна жёстко произнесла, глядя мне прямо в глаза:

– Боюсь, Раннвей, тебя не было слишком долго. Ты и раньше была не в состоянии заботиться о чужом ребёнке, а после стольких лет отсутствия… – Они дёрнула тонкой, похожей на полумесяц бровью и смерила меня взглядом, в котором читалось: не справишься. – Этот год для Эдвины очень важен. Рядом с ней должна быть опытная драконица, наставница. Мать. У меня трое детей, – не без гордости заметила Левенштерн. – Младшей, Кикки, уже исполнилось четырнадцать. Её раскрытие должно было начаться в прошлом году, но мы решили подождать. Из-за Эдвины. Чтобы девочки уже вместе занимались и раскрывали в себе силу.