– Не похожа она как-то на других ваших дочерей, – командор кивнул на ватагу светловолосых младших сестёр.

– Так это дети от барона, а Каталея от первого мужа, да пребудет он в светлых садах Миеле! – вздохнула леди Милгид, трагично закатив глаза.

– Что с ним случилось?

– Красная лихорадка, командор. И ей, как видите, тоже досталось, – вздохнула леди Милгид, глядя искоса на Лею.

Командор убрал руки за спину, постоял некоторое время, глядя на безучастное лицо старшей дочери, и спросил:

– Как звали вашего первого мужа?

– Барон Рюмон из Индагара.

– Рюмон… Рюмон… Не слышал. Младшие дома́?

– Да, – ответила с готовностью леди Милгид, – не слишком известный дом, но мы любили друг друга.

– Любовь… – усмехнулся командор, отхлёбывая грог из кружки.

Усмешка сделала его лицо совсем хищным. Он постоял напротив Леи некоторое время, словно колебался. Перебросился ещё парой незначительных фраз с леди Милгид и, наконец, снял плащ, сел в кресло и вытянул ноги к камину.

Обыск шёл долго. И всё это время хозяева и слуги томились в большом холле замка, не произнося ни слова. Пробило полночь. Рыцари вернулись ни с чем, перевернув вверх дном всё поместье от каретного сарая до чердака. Командор молча их выслушал, коротко кивнул и отправил к лошадям. А сам поднялся, отряхнул плащ и, набросив на плечи, застегнул пряжку с головой сокола.

– Что ж, нам пора ехать, – он стянул перчатку и, подойдя к леди Милгид, склонился и поцеловал её руку, – благодарю за грог и гостеприимство, миледи. В этих края такое попадается нечасто. Если встретите особу, которую мы ищем, сообщите командору Ордена в Лиссе или в Брохе. Орден заплатит за такую информацию золотом. И немало. Эта ведьма может использовать любые обличья, любые имена, может даже представиться рыцарем Ордена и показать медальон, но вы – умная женщина, распознаете обман. И не буду вам напоминать, что укрывательство ведьмы – преступление, а у вас большая семья.

– Не нужно напоминать, командор. Я дорожу семьёй и всегда готова помочь достопочтенным господам из Ордена бороться против всякой мерзости, – ответила мягко леди Милгид и чуть склонила голову.

Командор подошёл к Лее.

– Надеюсь, вы поправитесь, миледи Каталея Рюмон. – Он совершенно неожиданно склонился и поцеловал и её руку.

Лея вздрогнула от этого прикосновения, как от ожога. Пальцы командора без перчаток были холодными и какими-то жёсткими, словно крючья из металла. Отпуская её руку, они скользнули по ладони, будто оцарапали. В этом внезапном поцелуе и столь неуместном внимании было что-то очень неприятное, и на мгновенье, может быть, совсем краткое, но достаточное для того, чтобы её обман раскрылся, их взгляды пересеклись. И Лее показалось, что тёмные глаза командора выжгли на ней клеймо. Он замер, как будто хотел сказать что-то ещё, покачнулся с носков на пятки, раздумывая, но так и не сказал. Лишь покосился на окно, за которым шумел дождь, развернулся и, не мешкая, покинул холл.

Поднялась суматоха. За нежданными гостями спешно заперли ворота, и слуги бросились вытирать воду и грязь. Леди Милгид зажгла особую свечу, обошла помещение, сотворив пламенем охранные знаки, и трижды вымела веником за порог, чтобы гости уж точно больше не вернулись. А Лея наблюдала за этим, забравшись с ногами в большое кресло, натянув на замёрзшие ноги медвежью шкуру и отхлебывая из кружки уже остывший грог. Ей было холодно и страшно. Она ощущала, как внутри у неё страх плещется, как прибой – то накатывая, то отпуская. И никак не могла понять – почему её так испугало прикосновение командора? Как будто от него по её венам потёк холод, добравшись до самого сердца, и от этого оно теперь колотилось так сильно, словно пыталось заново разогнать кровь.

Грог постепенно согрел, волнение в крови начало стихать, и вернулась способность рассуждать здраво. А когда слуги закончили, и леди Милгид отправила их спать, Лея выскользнула из кресла и подошла к матери.

– Матушка, – спросила она шёпотом, – что всё это значит?

– Вот уж принесла нелёгкая этих кровопийц, – прошептала в ответ леди Милгид. – Надеюсь, боги смилостивятся над нами и на этот раз.

– Так что это значит? – переспросила Лея, беря мать за рукав.

– Ничего это не значит. Какие-то рыцари ищут беглую ведьму! Мало ли что это значит! – буркнула Аберта Милгид, отводя взгляд. – Не наше дело.

– Какие-то рыцари? Мама, ты знаешь, кто это был?! Этот командор Ордена – у него на груди была печать аладира! Это один из Старших Стражей Ордена! – прошептала Лея, склоняясь к уху леди Милгид.

Но в глазах матери она не прочла удивления.

– Это Рошер. Страж Севера, – леди Милгид устало опустилась в кресло и, посмотрев на Лею, добавила: – А теперь иди спать.

Глава 2. Враг моего врага

Ветер рвал ткань шатра так сильно, словно хотел выдрать её вместе с вбитыми в землю кольями. Генерал задёрнул полог, продевая верёвку в петлю, которую едва удержали заледеневшие руки. Спасибо Барку – его адъютанту, который хоть и оказался бестолочью во всём, что касалось расторопности, но по части хозяйственных дел равных ему не было. Он утеплил шатёр медвежьими и волчьими шкурами, как обычно делают тавраки, и теперь внутри было достаточно тепло, чтобы не коченели за депешами пальцы и не застывала чернильница.

– Проклятый дайкан! – шептал себе под нос Барк, возившийся с походной печью. – Дует и дует, когда же это только закончится…

Весной закончится. Если они доживут, конечно, до весны… А может, всё закончится и раньше, если их всех перебьют при штурме перевала клятые лаарцы.

– Когда закончится? – устало ответил генерал, протягивая руки к огню. – Пёс его знает… Как говорят горцы, дайкан дует три дня. Считай, послезавтра будет ясно.

Подготовка к штурму шла полным ходом. Прибыли почти все обозы и ещё два колдуна, а с ними проводник из Туров. И вчера люди Урлаха Белого с отрядом самых ловких бойцов тайно отбыли к Большому Седлу вместе с айяаррским проводником. Колдуны, правда, остались здесь – отсиживались в пещере чуть ниже по склону, жгли костёр да пили вино, дожидаясь, когда стихнет ветер. Но так даже лучше – меньше наблюдателей.

Все эти дни генерал тянул время до штурма, стараясь при этом не вызвать подозрения королевских соглядатаев. С утра до вечера ходил по лагерю, слушал доклады разведчиков, проверял оружие, снаряжение, рвы, которые готовили на случай отступления. Проверял и лютовал, наказывая за каждую мелочь, заставляя переделывать и напоминая своим людям, что в этот раз проиграть они не могут.

Кто бы знал истинную причину столь тщательной подготовки! Он и Урлаха направил с отрядом уже только тогда, когда тянуть дольше стало невозможно.

И теперь в запасе оставалось дня три-четыре, не больше – ровно столько, как обещал проводник от Туров, займёт дорога в лаарский тыл. Дозорные не спускали глаз с вершины, на которой должен запылать сигнальный костёр. Так что всем оставалось только ждать: кто точил оружие, кто травил байки, кто спал.

А генерал спать не мог. На душе скребли кошки, и лишь одна мысль не покидала его головы: только бы у Дарри всё получилось… Хотя в успех этой вылазки в стан врага Арджент Альба верил очень слабо. Слишком дикие эти горы и слишком они враждебны к чужакам. Да и времени у его капитана в обрез.

Так что клятый дайкан был просто благословением небес: северный ветер принёс им небольшую отсрочку штурма, а для генерала теперь важен был каждый день. Но и тянуть дальше, не вызывая подозрений, стало уже невозможно. Зима в горах подбиралась быстро, день за днём отвоёвывая себе понемногу занятые солдатами высоты. Выше шатров уже лежал тонкой коркой первый хрустящий снег. Королевский астролог не соврал: зима в этом году наступила рано и, по приметам, оттепелей не предвиделось. Так что если в итоге генерал проиграет в этой битве – штурм придётся оставить до весны. Ведь кто такой генерал Альба против зимы в горах? Даже королева понимала, что против этой напасти он бессилен. И только Биржил, кузен королевы, торчал целыми днями с подзорной трубой у кромки снегов, разглядывая далёкие остроконечные вершины и лаарских дозорных на них. Но и он видел, как мало могут лошади и люди генерала против снежных заносов. Биржил строчил депеши королеве, генерал писал отчёты, и раз в два дня адъютант раскладывал карту, чтобы прочертить на ней новую линию, показывающую, куда сдвинулась граница снегов. А она неумолимо спускалась вниз.

С датой штурма, наконец, определились. Отряд Урлаха должен быть на той стороне хребта аккурат к полнолунию, и после того, как снимет лаарские заставы, подаст сигнал. А генералу оставалось только молиться всем богам и надеяться на чудо. И на своего лучшего разведчика Дарри Абалейна.

И чудо случилось.

Барк выгреб золу в таз, но только вышел за полог шатра, как снаружи раздалось зычное:

– Смотри куды прёшь, дубина! Разуй глаза! Вечно путаешься под ногами! – и генерал без труда узнал раскатистый голос Бёртона.

В тот же миг кто-то отдёрнул полог, и в шатёр вместе с холодным воздухом ввалились четверо мужчин.

– Вот каналья! Дарри?! Жив?!

Генерал вскочил, едва не перевернув жаровню, и бросился навстречу своему капитану, порывисто обнял и тут же отстранился, глядя на его красное от холода лицо. В тепле шатра снежинки, осевшие на волосах, сразу превратились в капли, и Дарри, стянув перчатку, вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Да жив я, жив! Что мне сделается-то?! – ответил капитан с усталой усмешкой.

Рядом с ним из полумрака появился Бёртон, а затем Ард и Терри затащили внутрь какой-то тюк с поклажей и бросили прямо у порога.

– А это что? – спросил генерал. – И… где Кайя? Она с вами?

– Тут такое дело, ваша милость, – пробормотал Дарри, – не для чужих ушей… Отошлите охрану, надо бы потолковать с глазу на глаз…

Дарри обернулся, махнул своим людям, чтобы они вышли и, сняв с себя тяжёлый плащ из валяной шерсти, положил его на походный сундук. Затем подошёл к огню и протянул руки, а у генерала внутри всё похолодело – он снова бросил взгляд на тюк, оставленный у порога, и только сейчас отчётливо разглядел, что никакая это не поклажа.

На полу лежал связанный человек. И, судя по хорошим сапогам и полам камзола, расшитого серебром, это был не простой лаарский солдат.

Генерал выглянул из шатра, быстро распорядился отослать охрану и людей капитана, и даже Барку велел ближайший час на глаза не показываться.

– И кто это? – спросил, вернувшись в шатёр и разглядывая пленника.

– Это Дитамар Сколгар, князь Лааре, – произнёс Дарри, стоя у огня и не оглядываясь. – Наш трофей. И тот самый Зверь, которого я искал все эти годы. Его я и привёз вместо вашей дочери.

– Вместо? – голос генерала прозвучал хрипло.

Он подошёл ближе и остановился по другую сторону жаровни, не сводя с Дарри напряжённого взгляда. И вопрос, который он хотел задать, но не решался, казалось, просто звенел поверх горящих углей.

– Она жива, – Дарри сжал и разжал руки несколько раз, разгоняя кровь в пальцах, – и более того, теперь она жена верховного джарта Лааре – Эйвера Сколгара. И никто её теперь не тронет. – Дарри поднял тяжёлый взгляд и посмотрел на генерала в упор.

– Жена?! Проклятье! Да как он посмел?! Он дал слово! – вскипел тот, указывая рукой на связанного человека у входа и всё ещё не веря услышанному.

Генерал взял свечу, подошёл к пленнику, лежавшему на боку, толкнул его носком сапога, чтобы он перевернулся на спину, и вгляделся в его лицо. Сомнений не осталось – на устланном шкурами полу шатра лежал младший брат верховного джарта Лааре. Увидев генерала, он дёрнулся, но кляп надёжно удержал его попытку что-то сказать.

– Но… Как тебе это удалось? – генерал вернулся к жаровне.