Он хватается за цепи, прикрепленные к полу, и с силой дергает их. Кожа на моих руках вопит от боли, но меня рывком отрывают от стены, и я падаю к ногам убийцы. Внезапно его пальцы путаются в моих волосах, он тянет меня вверх, и я кричу, пытаясь подтянуть скованные ноги к себе.

– Я не обманываю вас! Клянусь, не обманываю, – кричу ему я, и он приближает свое лицо к моему – в нем читается раздражение.

От него пахнет первой травой и свежей утренней росой, и в своей голове я пытаюсь как-то соединить этот аромат невинности с яростью, что плещется в его глазах.

– Я что, должен вбить в твою бестолковую головку, кто ты и что твой отец задолжал мне? – рычит он, его глаза бегают по моему лицу, ища ответ. – Может, вместо этого я должен втрахать в тебя эти знания? – Голос Дорсина нежный, как шелк, но его руки трясут меня так, будто он ожидает, что ответ сам вывалится сейчас наружу.

Я хнычу и пытаюсь оттолкнуть своего мучителя, но от этого становится лишь больнее.

– Он спрятал тебя подальше, надеясь, что никто ничего не узнает, но он забыл, как вообще ты у него появилась! – Дорсин рычит мне в лицо, брызжа слюной. – Я знаю, чего он от тебя хочет, что, как он надеется, принесет ему лишь факт твоего существования, – добавляет он злобно. – Он думает, что один такой хитрый. А сколько лордов и наследников побывали меж этих бедер, изливая свои тайны вместе со своим семенем? – Дорсин рычит и по-прежнему держит мои волосы, другой рукой срывая с меня грязную, изодранную ночную рубашку.

Я кричу, но он засовывает порванную ткань мне в рот и швыряет меня к стене.

Я не успеваю выставить руки и врезаюсь лицом в шершавую стену. От удара я теряюсь, падаю на пол, не в силах защититься, пока Дорсин пинает меня. Жесткий ботинок бьет в живот, по рукам, ногам и ребрам. Он орет на меня, но я не могу разобрать его ядовитых слов, потому что их заглушают мои крики.

Боль взрывается в моем теле, я безуспешно пытаюсь свернуться так, чтобы защитить все жизненно важные органы, но его ярость обрушивается на меня, находя все новые открытые участки тела. Я не могу ничего сделать, не могу выдержать эти бесчисленные удары, как бы ни старалась. Ребра ломаются, и боль проникает в меня не только с каждым ударом Дорсина, но и с каждым дрожащим, отчаянным вдохом.

Мои крики постепенно превращаются в жалкое мычание и скулеж, я больше не пытаюсь остановить эту пытку – теперь я… принимаю ее.

Просто давай покончим с этим. Дай мне умереть.

И стоит мне принять эту мысль, как Дорсин останавливается. Я беспомощно скулю, с виска капает кровь, все мое тело – это сплошные синяки и ссадины. Я на мгновение теряюсь в боли, и тьма начинает просачиваться в мою душу.

Затишье длится слишком долго, и я рискую поднять взгляд от холодного каменного пола. Мои глаза пылают ненавистью, и я одновременно жажду оттолкнуть этого ублюдка от себя и заставить его подарить мне сладостный покой в смерти, которого я так внезапно возжелала.

Я ожидала встретиться с жестким голубым взором Дорсина, ожидала, что мои ослепшие от боли и ярости глаза наткнутся на его, полные злобы и силы.

Но нет, и увиденное шокирует. Я наблюдаю, как отблеск волшебного света играет на остром лезвии, что прижимает к горлу Дорсина… скелет. Я моргаю, пытаясь избавиться от этого морока, но костяная белая рука, держащая рукоять кинжала, не исчезает. Я не могу понять, что происходит: два других скелета появились из-за спины Дорсина и двинулись вглубь комнаты.

Наконец до меня доходит: это чары. Я наблюдаю, как скелеты уверенно входят в комнату, их сильные ноги, руки и конические торсы обтянуты черной кожей. Я вижу ее там, где ее не закрывают доспехи или оружие, она кажется чернильно-темной, особенно на фоне белизны костей обнаженных частей тел. Вместо мужских лиц – черепа, вместо рук – пястные кости и фаланги.

Одно из этих существ поворачивается ко мне спиной, и я могу сосчитать его шейные позвонки. Однако вместо пустых глазниц – ониксовые глаза, холодно и внимательно оглядывающие все кругом. У каждого существа были черные, как вороново крыло, волосы, собранные в тугой узел на затылке. И, как и орки, при движении никто из них не издавал ни малейшего звука.

Я ошеломленно гляжу на Дорсина, на его лице шок быстро сменяется яростью. Он открывает рот, но сияющее лезвие плотнее прижимается к его горлу, и Дорсин, кажется, решает еще раз обдумать, что он собирался сказать.

– Нашел, – слышится глубокий, бесстрастный голос, и прежде, чем я успеваю повернуть голову, чтобы узнать, что же нашел незнакомец, лезвие впивается Дорсину в горло, и из раны на меня брызжет горячая кровь.

Ужас и отвращение охватывают меня, и я отворачиваюсь. Но, отключив эмоции, наблюдаю, как скелет отточенным ударом топора отрубает руку Дорсина и небрежно бросает ее одному из своих напарников. А затем, наконец, позволяет тому, кто только что избивал меня, свалиться с глухим шлепком на пол.

Трое существ, даже не удостоив меня взглядом, направились к пустому участку стены и уставились на него так, будто это вовсе не простой камень.

Я пытаюсь побороть сковавший меня ужас и дышать, но пугаюсь и замираю: а вдруг мои судорожные вздохи услышат и тоже перережут мне горло?

Не осознавая, что делаю, я ползу к зеленой луже, которая когда-то была орком, и вытаскиваю из нее два длинных кинжала. Рукояти скользкие, и я не хочу думать, что течет у меня меж пальцев, но я все равно крепче сжимаю их, не зная, что будет дальше.

Я надеялась, что оружие поможет мне почувствовать себя лучше, но я снова скрючиваюсь в углу, голая, избитая, в брызгах своей и чужой крови. А три новых кошмара стоят на другом конце комнаты, уставившись в стену.

Болит все. Я пытаюсь – пока безуспешно – не задохнуться от страха, наблюдая за чем-то, напоминающим игру в карты. Однако она реальна и разворачивается прямо у моих ног. В картах козырная масть кроет ту, что ниже рангом, но здесь то же самое проделывают монстры. И стоит мне подумать, что я наконец-то знаю, кого и чего мне бояться, как колоду тасуют, и вот новое и еще более опасное испытание оказывается сверху.

Вдруг до меня доносится скрежет – камень трется о камень. За широкими плечами трех существ я вижу, как кирпичная стена отодвигается. Медленно крупные камни поворачиваются, открывая небольшую комнатку с рядами и рядами полок, на которых расставлены какие-то предметы – какие, я не могу разобрать. Один из скелетов исчезает внутри, но вскоре появляется вновь и передает небольшой мешок одному из своих напарников. То, что похоже на сложенный пергамент, он засовывает во внутренний карман куртки.

– Все взял? – спросил один из скелетов, привязывая котомку к поясу, и тот, что сунул сверток под доспехи, произнес:

– Все, что нам было нужно. Я даже оставил кое-что на память о нас, хотя после сегодняшней ночи туда вряд ли кто-то зайдет.

Скелеты наконец отходят от стены, и проем тут же закрывается. Я, как завороженная, наблюдаю, как поворачиваются камни, – а может, я просто в шоке – кто в такую кошмарную ночь разберет?

– А с ней что будем делать? – До меня доносится ледяной голос, и я вздрагиваю: один из скелетов бесшумно подкрался и теперь стоял всего в шаге от меня.

Я крепче сжимаю кинжалы, и, клянусь, в уголках его рта замечаю нечто похожее на смешок. Конечно, на месте рта сейчас у него пасть мертвеца, но это не мешает мне разглядеть под чарами его настоящее тело, квадратную челюсть и впалые скулы. Как фантом, появляющийся из тени, другой скелет внезапно оказывается рядом с ним, наблюдая за мной.

– Если мы ничего не предпримем, то она, наверное, отправится на рынок плоти, – указал на меня первый скелет.

– Не наша проблема, – заявил третий, продвигаясь к открытому окну.

– Я могу убить тебя, если пожелаешь, – предложил второй, и только через мгновение до меня доходит – он обращался ко мне. – Лучше тебе умереть – мы знаем, что с тобой сделают эти люди.

Взгляд его черных глаз жесткий, а голос ровный, будто он излагает всем известную истину.

– Нам нужно спешить, – обрывает его скелет у окна, в его тоне слышится раздражение.

– Ты хочешь, чтобы я тебя убил? – снова спрашивает меня его товарищ, будто никуда не торопится.

Хочу ли я?

Я неуверенно смотрю на него. Я была готова умереть, когда Дорсин пинал мое тело, но теперь, когда три монстра мертвы, а я сжимаю в руках кинжалы, мое положение видится мне по-другому: не таким отчаянным, не столь безнадежным.

– Помогите мне, – умоляю я. – Возьмите меня с собой. – Я приподнимаюсь со своего места в углу и вскрикиваю – ребра ноют, мое искалеченное тело болит, и я вновь опускаюсь на колени.

– Ты даже ходить не способна, а если бы и могла встать, мы все равно не смогли бы забрать тебя с собой, Лунный Лучик. Тебе лучше умереть, – отвечает мне второй, и что-то в его спокойном тоне вновь разжигает мой гнев.

Я бросаю на него яростный взгляд, но ничего не говорю, лишь подтягиваю кинжалы ближе к себе – в знак предупреждения. Черные глаза скелета смотрят на меня пронзительно, а затем он и его товарищ подходят к окну, где их дожидается третий скелет.

– Как пожелаешь, – бросает один из них через плечо – он даже не оглянулся, будто я не заслуживала его жалости.

Они собираются уйти, и паника вновь начинает накатывать на меня волнами. Но что я могу поделать? Они предложили мне смерть, а умирать я не хотела. Одно дело – желать смерти в агонии, разбитой, уничтоженной, когда смерть кажется тем единственным, что избавит тебя от новых страданий. Но вот она я – сижу, окруженная трупами врагов, у меня есть оружие, а свет луны обещает исцеление, он совсем рядом, за спинами скелетов, выбирающихся из окна… Я хотела жить.

И любой, кто вновь посмеет причинить мне боль… поплатится за это.

Горячие слезы стекают по моим щекам, а скелеты исчезают в окне так же незаметно, как и появились. Темные, жестокие слова эхом отдаются в моем сознании.

Я подползаю к телу Дорсина и ищу в его карманах ключ от моих оков.

Лучше тебе умереть.

Это так бессердечно, но лишь эти слова звучат у меня в ушах, пока я срезаю с тела Дорсина тунику и оборачиваю ее вокруг себя, кое-как прикрывшись.

Меня тошнит, но я стараюсь держаться и отчаянно ищу ключи от своей свободы. Должно быть, они в столе, но мои цепи туда не дотянутся.

Мягкое прикосновение ночи нежно очерчивает синяки на моей коже. Свет луны пробирается через открытое окно и впивается в мои кости, исцеляя раны, нанесенные Дорсином. Но, к несчастью, этого мало, чтобы восстановить мои силы, и как бы я ни старалась, как бы я ни втыкала кинжалы в звенья цепей или ни пыталась открыть острием ножа замки на наручниках, все было тщетно.

Не знаю, сколько я пролежала вот так, прижавшись щекой к прохладному полу и глядя в мертвые глаза Дорсина и дразняще распахнутое окно.

Солнце уже поднялось высоко, когда в двери из белого дуба постучали. В моем сознании вновь ожили слова скелета, но, когда требовательный стук повторился, я даже не шелохнулась.

Лучше тебе умереть.

Передо мной возникли обтянутые кожаными штанами ноги. Я вздрагиваю – я больше физически не способна бояться хоть чего-то, так что я просто наблюдаю за тем, как люди Дорсина выходят на эту мрачную сцену, раскинувшуюся передо мной.

В голове, в душе моей пусто, и я пытаюсь осознать, что происходит вокруг. Голоса кричат и спорят, но я ни на чем не фокусируюсь, пока в поле моего зрения не попадает пара черных ботинок. Я рассматриваю начищенную поверхность обуви и замираю, заметив маленький череп, вдавленный в серебро пряжки на ремешке, удерживающем лодыжку владельца.

Сколько боли и ужаса принесет мне эта пара ботинок?