– Тогда выходи замуж. Любовь – это не то, что можно позволить себе прохлопать, доктор Гибсон. Как ты думаешь, почему я, вполне удовлетворенный собой вдовец, строил из себя дурака, ухаживая за миссис Фернсби, пока она не согласилась стать моей женой?

– Удобство? – предположила Гаррет.

– О господи, нет, конечно! Нет никакого удобства в том, чтобы соединить свою жизнь с другим человеком. Брак – это как бег в мешках: вы можете исхитриться подпрыгивать вместе, чтобы пересечь финишную черту, но без мешка это сделать намного легче.

– Тогда зачем все это нужно?

– Наше существование, даже наш интеллект зависят от любви. Без нее мы превратимся в бревна и камни.

Удивившись про себя такому сентиментальному спичу коллеги – вот ведь неожиданность! – Гаррет запротестовала:

– Не так-то это просто – найти свою любовь. Вы говорите с такой легкостью, словно это как пойти в лавку и купить дыню.

– Ты явно не занималась ни тем, ни другим. Да будет тебе известно, что найти свою любовь намного проще, чем отыскать хорошую дыню.

Гаррет криво усмехнулась:

– Уверена, что вы советуете из самых добрых побуждений, но я не употребляю дыни и не занимаюсь любовными интрижками. – Она вернула ему пустую мензурку. – Пожалуй, для начала попытаюсь просмотреть список хобби.

– Это уже что-то. – Хевлок подошел к двери и, обернувшись, посмотрел на Гаррет. – Ты прекрасно умеешь слушать людей, мой юный друг. Тебе бы еще научиться так же хорошо прислушиваться к самой себе.

К тому времени, когда Гаррет закончила свой обход в лазарете работного дома в Клеркенуэлле, наступила ночь. Усталая и голодная, она вышла на улицу и в утомленном молчании летнего вечера побрела по тротуару. Издалека донесся скорбный вопль паровоза, перекрывая глухой грохот валов, шипение парового котла и стук колес. Внезапно сообразив, что ей не хочется возвращаться домой, Гаррет замедлила шаг. Отец играет в свой еженедельный покер с друзьями и не хватится ее. Но куда пойти, она не могла придумать. Клиника и универмаг были уже закрыты, а ввалиться в чей-то дом без приглашения было совершенно неприемлемо.

Желудок заурчал от голода, и Гаррет вспомнила, что пропустила сегодня ленч.

Одним из главных правил ее передвижения в опасных районах города было идти с уверенным видом. Так она и шла, время от времени останавливаясь, – ноги были словно налиты свинцом. Что она делает? Что за ужасное ощущение пустоты, которую не заполнит никакое проклятое хобби, никакой проклятый праздник?

Может, ей отправиться к Хелен без приглашения – к дьяволу манеры! Подруга выслушает ее и найдет что сказать. Но нет… За этим последуют новые предложения познакомиться с Уэстоном Рейвенелом – заменой тому, с кем ей действительно хотелось увидеться… с аморальным типом, развратником, убийцей, шпионом на службе правительства.

Гаррет остановилась и восстановила в памяти все, что слышала о нем за последнюю неделю.

«Никто не знает, на чьей он стороне. Но он не тот человек, с которым тебе следует общаться». «Рэнсом – хладнокровный убийца, чья душа будет гореть в аду». «Если он встретится с тобой тайно, куда это заведет?»

И низкий голос Рэнсома: «Я не вижу в вас никаких недостатков».

Гаррет так и продолжала стоять, загнанная в ловушку таинственного состояния, полного внутренней боли. Ей было слышно, как скандалит парочка на соседней улице, затем откуда-то донесся крик осла, а вслед за ним – призывные крики уличного торговца, катившего свою тележку по тротуару. Городской гул заполнял собой каждую уходящую секунду – так Лондон освобождался от суматохи дня, чтобы быть захваченным новым волнением теплой летней ночи. Это был вульгарный, с толстым животом, преуспевающий город, обутый в камень и железо, одетый в толстое пальто из фабричного дыма, носивший миллионы секретов в своих карманах. Гаррет любила его весь целиком, от собора Святого Павла до самой последней канализационной крысы. Лондон, друзья, работа – для нее этого было достаточно всегда… до последнего времени.

– Я хочу… – прошептала Гаррет и прикусила губу.

«Я хочу…» – такие слова она никогда не употребляла.

Интересно, где сейчас Рэнсом?

А что, если закрыть глаза? Тогда, возможно, она и увидит его, как изображение, которое возникает в хрустальном шаре гадалки.

Внезапно Гаррет обнаружила в своей руке серебряный полицейский свисток. Оказывается, она механически вытащила его из кармана жакета и теперь поглаживала блестящую поверхность подушечкой большого пальца.

Словно подчиняясь какому-то лунатическому позыву, она приложила свисток к губам, слегка дунула в него и, закрыв глаза, досчитала до трех, тщательно прислушиваясь, не раздастся ли звук приближающихся шагов.

«О, я хочу, хочу…»

Гаррет приоткрыла глаза. Никого!

Значит, пора возвращаться домой. Угрюмо сунув свисток назад в карман, она вытащила из-под мышки трость, развернулась, чтобы продолжить путь, и неожиданно для себя уткнулась в стену. Сдавленно крикнув, Гаррет выронила саквояж.

«Страдающий Спаситель!»

Но это была не стена! Это был человек!

Прежде чем разум осознал, что произошло, ее тело уже ощутило крепкие мышцы мужской груди. Большие руки надежно обхватили ее, а темно-синие глаза коротко обежали с головы до ног, убеждаясь, что с ней все в порядке.

Рэнсом!

Он все-таки шел за ней. Когда она заглянула в это суровое лицо, ее охватило веселье. Дрожащий смешок слетел с ее губ и повис в воздухе. Как это здорово – ощущать его присутствие рядом! Душа возликовала.

– Этим свистком нужно пользоваться, только когда вам нужна помощь, – тихо проговорил Рэнсом.

Не в силах сдержаться, Гаррет рассмеялась и заговорила своим обычным тоном:

– А мне действительно требуется помощь. Я страшно хочу есть.

За тщательно контролируемым выражением его лица чувствовалась напряженная игра эмоций.

– Acushla^[3], – хрипло прошептал он, – не делай этого.

– У меня сегодня день рождения, – сообщила Гаррет.

Пламенный взгляд пронзил ее.

– Правда?

Она кивнула в ответ, пытаясь сделать несчастный вид.

– Мне одиноко, я хочу есть, и сегодня у меня день рождения.

Рэнсом тихо выругался, вроде как произнес слова на вечерней молитве, а потом нежно взял ее за подбородок. Его прикосновение было таким приятным, что Гаррет показалось, будто кожа у нее на лице обновилась. Окинув ее пылающим взглядом, Рэнсом мрачно покачал головой, словно удивляясь злосчастному повороту судьбы, подобрал ее саквояж и коротко бросил:

– Пойдемте.

И Гаррет пошла за ним, не спрашивая, куда, и ни о чем не беспокоясь.

Глава 6

На ходу Гаррет взяла Рэнсома под руку и ощутила его напряженные мускулы. Так они и шли – мимо пивной, мимо публичного дома, мимо свечной лавки и магазина, торговавшего ношеной одеждой. Улицы начали заполняться людьми – матросами, веселыми девицами, мужчинами в серых плащах, продавщицами, торговцами и хорошо одетыми женами коммерсантов. Гаррет избавилась от своей всегдашней настороженности. Теперь никто не осмелится подойти к ней: ведь она идет под руку с огромным бугаем, который явно чувствовал себя на улицах как дома и заставлял окружающих испытывать страх.

Подумав об этом, Гаррет тут же вспомнила случай с проникновением в тюрьму.

– Чем вы занимались со дня нашей последней встречи? – спросила она. – В «Полис газетт» я прочитала о вашем последнем подвиге.

– О каком именно?

– Как вы вломились в тюрьму и напали на троих солдат, – проворчала Гаррет. – Это было дурно с вашей стороны и совершенно ни к чему.

– Я на них не нападал. У нас случилась небольшая потасовка, но только для того, чтобы привлечь их внимание, пока я буду прочищать им уши.

– Вы проникли в тюрьму только для того, чтобы выбранить их? – не поверила она.

– Я доходчиво объяснил им, что любой, кто попробует хоть как-то вас обидеть, будет иметь дело со мной и тогда света белого не взвидит. То же будет, если вдруг до меня дойдет, что кто-то из них напал на любую другую женщину. В общем, запугал их как следует, чтобы не взялись за старое.

– Поэтому и написали, что личность нападавшего не удалось установить? Они просто побоялись сказать, что узнали вас?

– Я умею запугивать, – сказал Рэнсом.

– Судя по всему, вы назначили себя и судьей, и присяжными, и палачом. Но ведь этим должна заниматься юридическая система.

– Закон не всегда работает нужным образом, когда речь заходит о подобных негодяях. Все, что они понимают, – это страх и возмездие. – Он помолчал. – Если бы у меня была совесть, она бы не мучилась из-за таких негодяев. А теперь расскажите, чем вы занимались в работном доме.

Гаррет поведала ему о пациентах лазарета, о жутком состоянии палат, о еде, которая состоит в основном из овсянки и хлеба и не подходит для больных, а для детей так просто вредна, однако все ее призывы к местному начальству оставались гласом вопиющего в пустыне.

– Они сказали, что, если еда в работном доме будет подходящей, толпы людей начнут расталкивать друг друга локтями, чтобы заполучить ее.

– То же самое говорят и о еде заключенных, – заметил Рэнсом с мрачной усмешкой. – Их аргумент прост: как только еду в тюрьмах улучшат, люди начнут совершать преступления, просто чтобы иметь постоянное питание. Но пока никто из тех, кто оказался по ту сторону тюремной двери, не заявил ничего подобного. А единственным преступлением тех, кто заканчивает жизнь в работном доме, является нищета.

– Администрации работного дома явно недостает здравого смысла, – сказала Гаррет. – Именно поэтому я решила обратиться наверх через их головы и составила доклад для канцелярии министерства внутренних дел и муниципалитета, где объяснила в деталях, почему администрация работного дома должна ввести минимальный набор стандартов. Это имеет прямое отношение к общественному здравоохранению.

На губах Рэнсома появилась слабая улыбка, и он пробормотал:

– Дела, дела, ничего, кроме дел. У вас остается время на себя, доктор?

– Я люблю свою работу.

– Я имею в виду, вы ходите куда-нибудь повеселиться время от времени?

– Сегодня у меня состоялся подобный разговор с моим коллегой, доктором Хевлоком, – грустно улыбнулась Гаррет. – Он назвал меня занудой. Думаю, вы согласитесь с ним.

Рэнсом издал короткий смешок.

– Правда? Зануда – это что-то вроде мокрого покрывала, которое набрасывают на огонь, чтобы потушить. А от вас самой можно зажигать огонь.

Ее это обезоружило.

– Ну конечно, я ведь искусительница с жуткой репутацией, – протянула она с усмешкой. – Всем это известно.

– Думаете, я шучу?

– Мистер Рэнсом, одно дело – говорить какой-нибудь средненький комплимент, и совсем другое – выставлять меня кем-то вроде Клеопатры.

Он не присмирел и не сконфузился, лишь посмотрел на Гаррет с легкой досадой и, взяв ее за руку, повел в узкий темный переулок, где, нацелив в небо оглобли, выстроились в ряд телеги и фургоны торговцев, подогнанные задками друг к другу и связанные цепями. От соседнего домишки волнами исходил острый запах жареной сельди и пережженных каштанов.

Гаррет остановилась.

– Куда вы меня ведете?

– Я предпочел бы не обсуждать это на улице.

– Тут нечего обсуждать. Все и так ясно.

– Не все.

Рэнсом крепко держал ее за руку, и единственная причина, по которой она не вырывалась, – ей стало любопытно, что он скажет.

Заведя Гаррет в тень, которую отбрасывала пустая лестница, Рэнсом опустил саквояж и трость и заговорил осипшим голосом:

– Что бы вы там ни думали обо мне, я никогда не буду играть с вами в эти игры. Одному дьяволу известно, почему вы не хотите признать, что нравитесь мне. Или вы не заметили, что, когда я нахожусь рядом с вами, это возбуждает меня, как призового быка?

– Заметила, – резким шепотом ответила Гаррет. – Однако мужская эрекция не всегда является следствием сексуального желания.

Он смотрел на нее так, словно был полностью сбит с толку.

– Вы о чем?