А ещё на данный момент это наилучший задел на то, о чём пока он запретил себе и помыслить. Ведь благодаря лепке он, пожалуй, смог бы обеспечить в будущем ту единственную, которую он нежно любил и которую отчаянно мечтал когда-нибудь назвать своей.

Пока что он этого сделать не мог. Для того чтобы хотя бы на йоту приблизиться к осуществлению этой цели, необходимо прочно стоять на ногах, стать тем, кому безо всяких колебаний можно доверить свою судьбу, на кого можно опереться в трудные моменты. Любимую женщину необходимо завоевать, а в том положении, в котором теперь находился Влад, эта задача казалась особенно трудной. Да что уж там – практически невыполнимой. Только лепка из полимерной глины давала надежду на то, что когда-нибудь ситуация может переломиться и измениться в лучшую сторону. И Влад упорно продолжал лепить – вопреки всему. Лепка буквально окрыляла его, ведь благодаря этому своему делу он получал уникальный шанс – завоевать любовь Ладушки.

Эта девушка сделала для него невозможное – только благодаря ей он снова обрёл самого себя. И теперь он хотел положить к её ногам целый мир – пусть даже вылепленный из полимерной глины, но самый что ни на есть живой и настоящий. А небо… А что, собственно, небо? Сотни тысяч людей живут и умирают, так никогда и не оказавшись в заветной кабине самолёта не то что в качестве пилота, но даже и в качестве пассажира. Чем же он, Владислав Озеров, лучше любого из этих сотен тысяч, в конце концов?

Глава 2

Влад ощутил, как на его затёкшие от долгого вынужденного сидения плечи мягко легли заботливые, не знавшие устали руки. Так мог прикасаться только один человек на свете.

– Сынок, пора заканчивать. Побереги себя.

Голос Марины Сергеевны звучал очень тихо, как перекатывающееся журчание ручейка. Она инстинктивно стремилась уберечь своего сына – теперь уже единственного, оградить его от всего, от чего только было возможно, в том числе и от раздражающих резких звуков. Совсем как в те далёкие времена, когда она очень осторожно, словно боясь потревожить маленького Влада, склонялась над его детской кроваткой и приглушённо напевала ему колыбельную.

– Я почти закончил на сегодня, мам, – Влад положил ладони на покоившиеся на его плечах кисти материнских рук и легонько их погладил. – Осталось только освоить один рисунок лепки и немного отточить технику.

– Не перенапрягайся, – Марина Сергеевна мягко улыбнулась. – У тебя ведь на сегодня ещё занятие в плавательном бассейне, верно?

– Да. Но это после обеда. Время пока есть.

– Побереги силы. Ты лепишь уже третий час. А до этого целый час чертил. Уж я-то знаю, как это для тебя тяжело.

В последнюю, на первый взгляд бесхитростную фразу был вложен особый смысл. Марина Сергеевна уже давно догадалась о том, что Влад так отчаянно стремился от неё скрыть. Впрочем, не только от неё, но и от всех своих близких. Она словно нутром почуяла, когда именно, в какой момент это произошло. В ней словно бы что-то надломилось и погасло, как будто это она сама ослепла на один глаз. Материнское сердце не обманешь.

Тем не менее Марина Сергеевна с неимоверным трудом взяла себя в руки и постаралась сделать над собой невероятное усилие, чтобы не выдать своей печальной догадки сыну. Он сам должен ей рассказать. И непременно сделает это, когда сочтёт нужным.

– Что ты ещё задумал? – в интонации Марины Сергеевны вкралась тревога. – Изделий для интернет-магазина хватит на полгода вперёд. Пора бы уже остановиться и вспомнить о своём здоровье.

Это было правдой. Изделий, вылепленных Владом в пансионате Абхазии, накопилось уже столько, что они едва помещались в просторном двухкомнатном номере люкс. И это не считая тех многочисленных сувенирных домиков и церквей, которые Влад сотворил из полимерной глины ещё до отъезда. Так что продукции для Ладиного магазина было хоть отбавляй.

Но в настоящий момент Влада интересовало не это. Он был целиком и полностью поглощён своей новой идеей, которая, как он сам понимал, граничила с безумством.

Влад лепил из полимерной глины огромную ширококрылую ласточку. И не простую, а как бы парящую в небесах. Влад мечтал закончить эту грандиозную работу ко дню рождения Лады, чтобы преподнести девушке, вернувшей ему самого себя, подарок, который был бы её достоин.

Сначала Влад рассматривал своё новое занятие как своеобразный эксперимент, так как первые его попытки вылепить роскошную летящую птицу не привели ни к чему хорошему – только глины извёл почти целую коробку. Тогда Влад очень сильно сомневался, что он вообще когда-нибудь закончит это изделие. Но постепенно работа над парящей в небесах ласточкой настолько захватила и увлекла Влада, что он уже не мог думать ни о чём другом. Он представлял себе искреннюю и неподдельную радость Лады, которая непременно отразится на её милом веснушчатом лице, когда она получит его подарок, и его руки сами собой тянулись к брикетикам полимерной глины, чтобы спустя мгновение его длинные тонкие пальцы утонули в податливой мякоти.

Конечно, Влад втайне мечтал подарить Ладе нечто несравненно большее, чем вылепленная из полимерной глины громадная ласточка. Он хотел подарить этой замечательной девушке НЕБО. Чтобы они вместе когда-нибудь смогли обнять луну и прикоснуться к звёздам. Но Влад, будучи реалистом, понимал, что для него это невозможно. Что ж. Пускай Лада получит свой подарок хотя бы в виде символа – великолепной ласточки, парящей в небесах. Может быть, когда он преподнесёт милой Ладушке эту частичку своей души, Владу нечаянно повезёт, и девушка его мечты ответит ему: «Да».

Лада прилетала к Владу, чтобы вместе встретить новогодние праздники и Рождество. Она оплатила дополнительное спальное место и устроилась в комнате Марины Сергеевны. По многим причинам. Во-первых, Владу нужны были полный покой и тишина из-за его проблем со сном. Во-вторых, хотя в отношениях Лады и Влада уже наметились нотки романтики, тем не менее они пока ещё не перешли те рамки, которые разделяют дружбу и нечто большее. Или, вернее, перешли, и уже давно, но только для каждого из них в отдельности. Внешне всё казалось вполне невинным и пристойным. Лишь изредка Лада и Влад позволяли себе чуть больше, нежели это полагается друзьям, – «говорящие» нежные взгляды, понимающие улыбки, деликатные прикосновения, бережные рукопожатия, когда кисти их рук задерживались одна в другой на несколько чудных мгновений дольше, чем того требовали правила приличий.

На данный момент как для Лады, так и для Влада этого было достаточно. По крайней мере, каждый из них свято верил, что это так. Они боялись каким-либо неосторожным действием, словом или даже полунамёком нечаянно спугнуть ту пронзительную нежность, что зародилась между ними и теперь расцветала пышным цветом.

И в то же время каждый из них не хотел причинять другому случайной боли. Поэтому пока Влад и Лада предпочитали оставить всё как есть. В таких отношениях, которые сохраняли внешнюю видимость дружеских и не более того, было некое особое, неповторимое очарование. Ни Влад, ни Лада не хотели нарушать это хрупкое спокойствие и умиротворение, перейдя незримую границу.

Так что ни один из них не решался открыть свое чувство другому. Влад знал, что Лада некогда была неравнодушна к его погибшему брату, и искренне полагал, что эта тайная привязанность до сих пор жила в ней. Он с большим уважением и трепетом относился к этому чувству, считая, что сам он никогда не сможет занять в Ладином сердце место Стаса.

Лада же, в свою очередь, считала примерно так же, только с точностью до наоборот. Влад ведь просто боготворил её сестру, уж Лада-то знала это наверняка. Она с жадностью ловила те ненавязчивые, но вполне явные знаки внимания, которые Влад в своё время оказывал Лиде, и просто бесилась от ревности. И всё же она изо всех сил старалась не демонстрировать этого Владу. Зачем тешить себя напрасными иллюзиями и только ещё сильнее бередить свои раны? Пусть лучше всё остаётся как есть.

Тем не менее Влад верил, точнее – хотел верить, что, если он когда-нибудь сумеет вылепить ласточку, парящую в небесах, он заслужит Ладу и пусть и не займёт в её сердце место Стаса, но всё-таки найдёт там свою собственную, лишь ему одному отведённую нишу. И Влад, воодушевляясь этой мыслью, снова и снова брался за работу над своей, быть может, и сумасбродной, но по-своему грандиозной задумкой.

Часто они вдвоём ходили к морскому побережью и собирали ракушки. Вернее, собирала Лада и бережно перекладывала их на ладонь Влада, который мог различить их очертания лишь на близком расстоянии.

Иногда на пути Лады и Влада попадались прибитые к берегу волной морские чёртики в спирально закрученных известковых раковинах. Лада со звонким смехом подбирала их и бросала в море.

– Они ведь уже не живые. Какой в этом толк? – тихо спрашивал Влад.

– А мы с тобой представим, что живые, – отвечала Лада. – Пусть возвращаются туда, где их место. В свою стихию.

– Тогда они станут пищей морских ангелов, – живо откликался Влад, глядя на свою очаровательную спутницу серьёзными серыми глазами, которые были бы точь-в-точь такими же, как у его погибшего брата, если бы правый глаз Влада щемяще-трогательно и вместе с тем несколько пугающе не выделялся своей помутневшей радужкой. – Знаешь, а ведь в каком-то смысле ангелы коварнее чертей. Никогда не задумывался над этим, но ведь так оно и есть.

Лада снова рассмеялась своим звонким смехом, рассыпавшимся по побережью серебристым колокольчиком.

– Верно. Во всяком случае, морские ангелы – так уж точно. Коварнее этих забавных существ.

Она подняла каким-то образом затесавшегося между береговыми камнями и мелкими ракушками очередного морского чёртика, но на этот раз не бросила его в воду, а положила на изящную ладонь и стала пристально разглядывать свою добычу.

– Этого я морским ангелам не отдам. Оставлю себе. На добрую память о нашей с тобой прогулке.

Лада ловко подхватила морского чёртика и осторожно положила его в припрятанный в дамской сумочке целлофановый пакетик.

– Мы с тобой непременно должны приехать сюда снова, – серьёзно поглядев Владу в глаза, сказала Лада. – В эту волшебную тёплую страну, где вместо берёз и тополей цветут мимозы и магнолии. Тебе нужно будет закрепить результаты по восстановлению сна. Лучше всего это сделать летом. Тогда мы сможем даже купаться. Только представь себе: мы с тобой вдвоём стоим по шейку в море. А оно такое чистое, что можно разглядеть ноготки на пальцах ног, а вокруг нас завораживающая красота: чайки, вьющиеся над самыми нашими головами, высокие горы, обступающие побережье со всех сторон, хрустально-прозрачные озёра и ручейки…

– Ноготки на пальцах ног? – Влад встретился с Ладой взглядом, и мутная радужка его правого глаза стала как-то особенно заметна в свете лучей стального зимнего солнца. – Мило.

– Извини. – Щёки Лады моментально окрасил румянец стыда, когда она задним числом поняла, что Влад не разглядит не то что ноготки – он не увидит даже собственные ступни. – Я не хотела тебя задеть. У меня и в мыслях не было, что…

Она запнулась, не зная, как потактичнее выразить вслух свои мысли.

– Да ничего… – негромко отозвался Влад. – В конце концов, я должен привыкнуть к тому, что я не такой, как все…

– Не такой! – в зелёных глазах Лады неожиданно вспыхнул упрямый вызов. – Потому что ты лучше! Несравненно лучше других. Слышишь?!

Она поспешно схватила Влада за обе руки и, слегка тряхнув их, пристально посмотрела ему в глаза. Теперь уже Ладе было не страшно сказать ему об этом прямо. Ведь, как она могла убедиться за всё это время, сам он никогда в жизни не сделает первый шаг. И вовсе не потому, что он этого не хочет. А из-за своей чёртовой гордости. И ещё из-за того, как жестоко обошлась с ним судьба.

Лада вспомнила тот день, когда она впервые взглянула на Влада глазами женщины. Два с половиной года назад. И по иронии судьбы – тоже на морском курорте. Только не в зимней Пицунде, а в летнем Судаке.