Соседка оживилась и уверенно заявила:

– Сейчас я тебя научу, как из подручных средств можно сделать охранную сигнализацию!

Она взяла пустую бутылку (в углу кухни стояло несколько штук, от Витьки остались) и вместе с Милой перешла в ее квартиру. Здесь, остановившись в прихожей, она закрыла входную дверь и осторожно пристроила бутылку на дверную ручку.

– Вот так! – Она сняла бутылку с ручки и протянула ее Миле. – Поставишь ее сюда, когда я уйду. Теперь, если кто-то попытается войти в квартиру, бутылка упадет, разобьется, и ты тут же проснешься.

Мила поблагодарила соседку, и та ушла к себе.

Проводив Клаву, Мила попыталась снова пристроить бутылку.

У Клавы это получилось ловко, сейчас же Мила никак не могла установить ее устойчиво. Бутылка тут же падала, и Мила едва успевала ее подхватить.

Она уже отчаялась повторить Клавин фокус, как вдруг, на десятый или пятнадцатый раз, ей удалось добиться устойчивого равновесия.

Стараясь не дышать и не топать, она тихонько отошла от двери и добралась до спальни.

Только что ей ужасно хотелось спать, но, устроившись в кровати, Мила поняла, что сна у нее ни в одном глазу.

Ей все время мерещились какие-то странные звуки, доносящиеся из прихожей, – то подозрительные скрипы, то шорохи, а то даже приглушенный шепот.

Она пыталась убедить себя, что там никого нет, что всякая попытка войти в квартиру обернется грохотом упавшей бутылки…

Но никакие логические заверения на нее не действовали, и через минуту она снова подскакивала в испуге.

Наконец она не выдержала и встала.

Лоб покрылся испариной, и Мила полезла в пижамный кармашек, где лежали салфетки.

И тут ей в руку попал какой-то маленький твердый предмет.

Она достала его из кармана, удивленно взглянула…

Это был маленький квадратик из твердого картона или пластика, наподобие телефонной сим-карты, но немного другой.

Мила не сразу сообразила, откуда у нее в кармане взялся этот квадратик. События сегодняшней безумной ночи уже перемешались у нее в голове.

Наконец она вспомнила, что подобрала его на лестнице, на том месте, где упал долговязый Паук, споткнувшись о леску. Наверное, тогда эта карта и выпала из его кармана…

Ну да, Мила поняла, что держит в руке карту памяти для телефона или ноутбука.

Вот это находка!

Она взяла свой телефон, открыла его, осторожно вставила внутрь карту памяти.

Затем она снова устроилась в кровати и запустила приложение для просмотра фотографий.

На экране телефона одна за другой появлялись фотографии.

Мила подумала, что владелец этой карты был фанатом старинного холодного оружия. На всех фотографиях были клинки – длинные и короткие, узкие и широкие, с прямыми лезвиями и изогнутыми.

Мила, разумеется, не знала их названий, могла только догадываться – некоторые были, скорее всего, шпагами, другие, с изогнутым лезвием, – саблями или шашками. Были здесь кинжалы и кортики, но дальше этого Милины познания не простирались.

Все эти клинки были красивы той лаконичной, функциональной красотой, которая отличает мастерски сделанное оружие, особенно старинное; кроме того, они были богато отделаны – позолоченные рукоятки и ножны, некоторые украшены цветной эмалью, инкрустацией и даже драгоценными камнями.

Впрочем, саму Милу холодное оружие не очень интересовало, но что эти снимки говорили об их владельце?

Она еще немного полистала фотоальбом, и вскоре у нее запестрело в глазах от бесчисленных лезвий и рукоятей, глаза начали слипаться, и наконец Мила заснула.

Ей снилось, что она идет по узкой безлюдной улочке незнакомого средневекового города.

Под ногами у нее булыжная мостовая, по сторонам – мрачные каменные стены, высоко над головой – узкая полоса лилового ночного неба, в котором мерцает одинокая звезда.

Мила спешит, она хочет как можно скорее вырваться из этой улицы к свету, к людям…

Она знает, что где-то впереди – ярмарочная площадь, лотки с горячим пуншем и сладкими пряниками, карусели, шарманки, яркие вертепы бродячих кукольников…

И вдруг она слышит позади чьи-то шаги.

Неровные, сбивающиеся с ритма, – должно быть, идущий следом человек хромает. Но тем не менее он идет очень быстро, неумолимо приближаясь к беглянке.

Шаги эти отдаются от каменных стен, двоятся и множатся, словно позади нее идет не один человек, а целая толпа… шаги приближаются, нагоняя ее…

Мила прибавляет шагу, чтобы оторваться от своего преследователя – но его шаги все громче, все ближе…

Она идет еще быстрее, почти переходит на бег – но это не помогает.

Миле хочется оглянуться, чтобы увидеть своего преследователя, взглянуть в его глаза…

Но в глубине души она знает, что этого ни в коем случае нельзя делать, что, увидев его лицо, тем более заглянув в его глаза, она попадет в страшный, смертельный плен…

Вдруг где-то высоко над ее головой открывается окно.

В него выглянула какая-то женщина…

Мила запрокидывает голову, она смотрит на незнакомую женщину с мольбой, надеясь, что та поможет ей, покажет выход из этого каменного ущелья, – но незнакомка в ответ на немую мольбу разражается страшным, издевательским хохотом.

Мила смогла наконец разглядеть ее лицо – и похолодела от ужаса: у незнакомки единственный глаз посреди лба, а по углам ее хохочущего рта торчат кривые клыки…

Мила уже бежит, но шаги за спиной все громче, все ближе.

Наконец она добегает до угла, улица делает крутой поворот…

Вперед, скорее вперед! Там, за углом, должны быть люди, должен быть свет…

Но за углом та же самая улица, то же самое беспросветное каменное ущелье!

Мила бежит, задыхаясь, она уже потеряла надежду и бежит просто по привычке, по инерции.

Преследователь все ближе…

Мила уже чувствует спиной его горячее дыхание…

И вдруг впереди нее из глубокой ниши в каменной стене выходит человек.

Худой и мрачный, как ворон, он одет во все черное.

– Помогите! – кричит Мила из самых последних сил, на последнем дыхании.

Человек в черном ничего не говорит, он молча кивает и встает посреди улицы, лицом к Миле и ее преследователю.

Мила по инерции пробегает мимо него, и только после этого останавливается и поворачивается.

Только теперь она видит своего преследователя.

Это не человек. Это темная, бесформенная фигура, непрерывно меняющая свои очертания.

Вот она превратилась в клубящееся черное облако, из которого проглядывают страшные, уродливые лица… вот она становится огромным косматым зверем…

И все время из глубины этого создания выглядывают пристальные голодные глаза.

Мила понимает, что, попав под гипноз этого взгляда, она исчезнет, пропадет, страшное создание выпьет ее взглядом.

Но теперь она в относительной безопасности, потому что между ней и бесформенным монстром стоит человек в черном и именно на него устремлены глаза монстра…

А человек в черном тем временем что-то говорит монстру.

Мила прислушивается к его словам – но не понимает их: незнакомец говорит на странном, незнакомом, удивительном языке, в котором явственно слышится вой ночного ветра, шум бушующего моря, звон мечей и конский топот.

Эти слова заставляют монстра остановиться, но он не думает отступать.

Бесформенное облако становится больше и темнее, оно поднимается к крышам домов, собираясь потом обрушиться на Милу и ее мрачного защитника…

И тут человек в черном выхватил из висящих у него на боку ножен узкий клинок.

Монстр разражается рокочущим смехом, больше похожим на горную грозу…

Но человек в черном взмахивает своим клинком, словно рисуя в воздухе сложный узор, – и там, где прошло лезвие его клинка, воздух начинает светиться, искриться, переливаться, как радуга.

И вот уже между черным человеком и безликим монстром возникает светящаяся, переливчатая пелена.

И монстр, оставшийся по другую сторону радужной завесы, начинает бледнеть, уменьшаться в размерах…

И вот он уже исчез, растворился во тьме. Его словно никогда и не было.

Мила поворачивается к своему неожиданному спасителю, чтобы поблагодарить его…

Но вдруг видит, что у человека в черном нет лица. На месте лица гладкая фарфоровая маска без глаз, безо рта.

Мила вскрикнула от ужаса…

И проснулась.

За окном было пасмурно, по стеклу стекали капли дождя. Мила с трудом подняла руку, чтобы взглянуть на часы, что лежали у кровати. Ого, десятый час уже, ну она и решила лечь спать.

Она попыталась встать и поняла, что с ней что-то не так. Болело все: голова, горло, шею не повернуть, и руки-ноги ломит.

Все ясно: минувшей ночью она все-таки простудилась на холодном балконе. У нее всегда так: организм быстро дает понять, что болен. Несколько часов всего прошло, а она уже никакая. И температура небось высокая.

Мила все-таки заставила себя встать и пойти по квартире в поисках аптечки. Хорошо, что вчера убрала все на место, а эти двое, что пришли ночью, действовали осторожно, видно, боялись, чтобы соседи не услышали. Только задвижку на двери спальни вырвали с мясом да ножку у стула поломали. Это, как говорил муж, семечки…

На этой мысли Мила споткнулась и едва не упала, с трудом удержавшись за стену.

Ну вот, раньше, когда она болела, муж все-таки за ней как-то ухаживал. Тем более что болела она недолго, так что ему такое времяпрепровождение не успевало надоесть. А теперь вот… ну да, муж ушел, и с этим, похоже, ничего не поделаешь.

Она нашла в ящике кухонного стола градусник, сунула под мышку и присела тут же за стол. Ого, тридцать девять и пять! Ну, она так примерно и думала.

Одно хорошо: чем выше температура, тем быстрее она пройдет, такое уж свойство у ее организма.

Хватило сил еще поставить чайник и отыскать в холодильнике полузасохший лимон.

До вечера она провалялась в кровати, изредка ненадолго выныривая из забытья, чтобы выпить остывшего чая.

Мобильник разрядился, и никто ее не беспокоил. Никто не звонил в дверь, и бутылка не падала и не разбивалась с грохотом, так что Мила проснулась утром не то чтобы совсем здоровая, но вполне можно было в таком виде идти на работу.

Включив телефон, она увидела, что полно звонков от Таисьи. Мила и не подумала отвечать, занесла ее номер в черный список и отправилась на работу.

В офисе девчонки, конечно, приступили с расспросами, как все прошло да что подарил муж на годовщину свадьбы.

Мила сделала загадочное лицо и сказала, что все прошло просто отлично и что муж подарил ей поездку, а куда – она не скажет, чтобы не сглазить. Но Светка Цыпина, которой всегда больше всех надо, заметила, что выглядит Мила неблестяще: что ли, два дня они с мужем из постели не вылезали?

Пришлось признаться, что болит горло от выпитого накануне слишком холодного шампанского.

От дальнейших расспросов спасла Милу Ангелина Геннадьевна – она цыкнула на Светку и призвала остальных к работе, пока начальник не рассердился.

К таверне «Зеленая арфа» подъехал одинокий всадник в пыльном дорожном плаще, на усталой гнедой кобыле. Всадник спешился, привязал лошадь к коновязи и вошел в таверну.

К нему тут же устремился горбатый слуга, угодливо поклонился и спросил:

– Что будет угодно доброму господину? Выпивку, ужин, а может быть, ночлег?

– Это потом. А сперва я хочу увидеть сэра Сорли.

– Не знаю такого, – ответил слуга, и лицо его стало непроницаемым.

– Знаешь, – скривился путник. – Мне передали, что сэр Сорли при смерти. И перед смертью он хочет увидеть меня.

– Кто вам такое сказал?

– Дик Финнеган.

– А больше он вам ничего не сказал?

– Он сказал еще, что для Макдоннеллов даже омела в этом году не так зелена, как прежде.