Крутым мечником я точно стану нескоро. Если вообще стану. А раскидывать врагов, как самураи в фильмах, вообще никогда не смогу. Обидно. И почему я не попала в тело какого-нибудь силача? На худой конец, колдуна, вроде Ли. Почему этот неудачник-принц с его больным сердцем?! Почему я такая невезучая?

– Тем не менее вы действительно учитесь очень быстро, Ваше Высочество, – добавил Ли, спокойно наблюдая за мной. – Всего несколько дней назад этот меч вывалился бы из ваших рук.

– Глядишь, кого-нибудь бы и прихлопнул, – пробурчала я, мысленно добавив: «Например, тебя».

В такие моменты я буквально ненавидела Ли. Он воплощал все то, что у меня не получалось. Терпеть не могу, когда я стараюсь, но ничего не получается! Терпение вообще не моя добродетель.

После полудня еще канцлер проявил себя, подложив мне свинью. Здоровенную такую, жирную свинью.

Дело было так: в покои принца явились правый и левый министры одновременно, вот же делать старикам нечего! Они привели с собой целую армию лекарей и витиевато объяснили, что, дескать, пошел, слух, будто принц после неудачного покушения вместе с памятью потерял мужскую силу. Раньше-то из гарема не вылезал, по три наложницы за раз звал, а то и больше. Теперь же и дорогу туда забыл. Подозрительно это! И перед тем, как выбирать невесту, кстати будущую императрицу, нужно жениха проверить. А то мало ли!

Я и так чувствовала себя паршиво: вокруг одни предатели, все болит, ни черта не получается! И вот только этого мне для полного счастья не хватало.

Бросив Ли меч, я героическим усилием воли удержала себя в руках и вздохнула:

– Ну, проверяйте.

Любой нормальный мужчина со стыда бы помер во время этой процедуры. Какие они вопросы мне при слугах задавали – мама дорогая, извращенец покраснеет!

Подробности вспоминать не хочу – мерзко. Я пыталась относиться к происходящему философски, размышляя, кому эта проверка выгодна и кто выиграет, если я ее не пройду. Канцлер? Возможно, но как тогда он выдаст за принца свою дочь? Император? Вряд ли, ему нужен полноценный наследник. Кто-то третий? Наверняка среди придворных полно тех, кто принца ненавидит. Завистники те же.

– В гарем-то сходите, – сказал напоследок левый министр, старичок чуть моложе правого. – Заболеете, Ваше Высочество, нельзя долго держать тетиву натянутой – порвете.

Я чуть лесом его не послала, но кое-как смогла удержать лицо и кивнуть.

– Обязательно.

Когда лекари и советники убедились в моей полной мужской состоятельности и ушли, Рен осторожно предложила:

– Позвать наложниц, господин?

Я посмотрела на нее очень красноречиво, думала, сорвусь. Но нет, сдержалась.

Рен не вняла моему взгляду и стала перечислять имена фавориток принца. Штук двадцать назвала точно.

– И что, я со всеми спал? – не выдержала я. У меня в голове не укладывалось: как? Задохлик от ветра качается, а глядите-ка – в постели просто гигант!

Рен хихикнула.

– Что вы, господин, не разом. Впрочем… – Она не договорила, прикрыв рот широким рукавом, и засмеялась.

Я помрачнела. Получалось, для поддержания репутации принца в гарем идти все-таки придется. Как там быть, я пока не придумала. Подкупить сразу двадцать наложниц казалось мне невозможным. Во-первых, дорого, а деньги мне пока в руки так никто и не дал. Во-вторых, я не верила, что два десятка девиц, пусть и подкупленных, никому ничего не разболтают.

Ладно, разберусь с этим позже.

Я сослалась на усталость от тренировки, и Рен, конечно, спорить не стала, но вздохнула с разочарованием.

Тренироваться дальше смысла не было – про усталость я не лгала. Чтобы не терять время, мне показалось разумным повторить иероглифы и почитать. Только не стихи, а что-нибудь полезное. Есть у них тут энциклопедии или справочники? Я думала, что нет ничего проще: отправлю Ли в библиотеку, и он все принесет. Уж он-то лучше знает, как тут обстоят дела с энциклопедиями и справочниками.

Ли меня выслушал и твердо сказал, что в архив его не пустят. Принца – да, а телохранителя – нет.

Что ж, я решила прогуляться. Вечер, закат, какие-то там пионы недавно зацвели, ими даже слуги бегали любоваться. Вот и я по дороге посмотрю, заодно после новостей о гареме успокоюсь.

От дворца принца до архива идти оказалось довольно далеко. Наверное, потому, что Ли вел меня террасами, где цвели те самые пионы, а не через главный двор, унылый и навевающий тоску.

Где-то на полпути случился казус.

Перед нами неожиданно возникла группа придворных юношей в богатых одеждах. У меня в глазах зарябило: и белые шелка, и красные, и все оттенки зеленого. А когда один из юношей заступил мне дорогу, я уставилась на него как на привидение, потому что он был белым! То есть одет-то в зеленое с лиловым, но лицо у него было очень сильно набелено, а когда он открыл рот, я и вовсе остолбенела: зубы у юноши оказались черные. Не гнилые, нет, а покрытые черной краской, точно лакированные. Естественно, я смотрела на него как на чудо света!

Нас обступили другие юноши, тоже густо накрашенные, а потому все одинаковые, и различить их можно было только по цвету одежд. Один из них меня толкнул, не помню, кто конкретно, но я полетела на землю – прямо в те пионы. Пахли они так сладко и терпко, что от этого запаха сделалось дурно. Уверена, без Ли я бы не встала.

– Наш принц бессилен во всем, точно младенец, – проговорил юноша, которого я увидела первым, в зеленом с лиловым. Голос у него был капризно-тонкий, очень смешной. Только смеялись почему-то не над ним, а надо мной. – Он и ходить не может. Какая печаль для его царственного отца!

– Наш, как же! – поддакнул кто-то. – В Лянь совсем сдурели, раз пригрели его ведьму-мать.

Я удивилась: император был вежлив с послом Лянь, а за глаза его придворные так поносят королеву? Этот балаган надо было прекращать.

Я выпрямилась, оттолкнула руку Ли, подошла к зачинщику, который все еще заступал мне дорогу, и спросила:

– Ты кто?

Повисла тишина. Улыбка на лице юноши сменилась недоумением, но затем появилась снова. Он скривил алые напомаженные губы и протянул:

– Ах, наш принц не только силой скорбен, но и памятью?

Снова раздался смех, угодливый и неприятный. Хотя ничего неизвестного двору юноша не сказал. Разве император не объявил, что принц после покушения ничего не помнит?

Этот юноша кто-то влиятельный, подумала я. Наверное, сын какого-нибудь министра. У них же не только дочери и племянницы имеются, чтобы на отбор отправить, но и такие вот оболтусы – очевидно, чтобы принца оскорблять.

Нужно было спасать репутацию Его Высочества, и я, подражая юноше, протянула:

– Мне что, нужно помнить каждую собаку, которая меня облаяла?

Судя по реакции, раньше принц так себя не вел. Я отошла на несколько шагов от этой веселой компании и приблизилась к пруду. В моем саду в таком водились карпы, и я любила их кормить, так что Ли всегда носил с собой корм для рыб. Здесь они тоже водились, суетливые и яркие, очень красивые на закате, когда солнце пускало по воде алые с золотом блики.

До юноши, наверное, долго доходило, но вспыхнул он моментально: бросился ко мне, схватил за грудки – грозный такой, хоть и размалеванный, как кукла. Ли взялся за меч, но я мотнула головой: «Не смей».

Друзья юноши тоже подошли и с интересом наблюдали. Для них все это наверняка было излюбленным представлением. Неужели наследный принц раньше участвовал в этом безобразии? Исполнял роль шута и терпел?

– Если бы не твой титул, гаденыш, – прошипел юноша, брызгая слюной мне в лицо, – я бы вызвал тебя на поединок. Не боишься, что однажды в темном углу тебя случайно кто-нибудь прирежет?

Ого, подумала я. Не боишься, что я тебя императору сдам? Ты же вслух только что признался, что хочешь наследному принцу смерти. Да еще и при свидетелях. Канцлер, для сравнения, делал это тихо, на ушко.

– За языком следи, – холодно приказала я. – И руки. Убери. Немедленно.

Он послушался, полагаю, инстинктивно. За время, проведенное здесь, я привыкла приказывать.

Через мгновение юноша понял, что произошло: принц приказал, и он подчинился. Ужас, согласна.

– Гаденыш, как ты смеешь?! – возмутился он.

Я поправила ворот верхней накидки и чуть подвинулась – так, чтобы грубиян оказался спиной к пруду. Он был слишком удивлен и ничего не заметил.

– А может, это ты меня вызовешь? У тебя нет чести, и если я назову тебя ничтожеством, тебя это вряд ли заденет. Но если скажу, что твоя мать…

Закончить он не успел – я его толкнула. Достаточно сильно, чтобы наглец потерял равновесие и полетел к карпам в пруд. Такую тучу брызг поднял, ух! Сзади донеслось аханье остальных юношей-придворных. Намокли, наверное, бедняги, меня-то Ли закрыл собой.

– У нас еще остался корм для рыб? – поинтересовалась я из-за плеча телохранителя.

– Да, господин. – Ли протянул мне шелковый мешочек.

Я высыпала крошки на ладонь и бросила их прямо на барахтавшегося в пруду грубияна. Вспугнутые карпы кинулись к угощению с большим энтузиазмом.

Пока придворные разбирались, кто вытащит товарища, а тот отмахивался от рыб, я кивнула Ли, и он увел меня подальше от этого безобразия.

– Кто это был? – спросила я позже.

– Младший сын канцлера, господин Такихи́ро, – ответил Ли.

Я обернулась.

– Серьезно? Канцлера?

Ли, не поднимая глаз, кивнул. И я не смогла сдержать смех:

– Не повезло канцлеру с младшим сыном! И что, принц… то есть я раньше сносил подобное? Этот Такихиро, кажется, был удивлен моим поведением.

Ли мельком взглянул на меня.

– Ваше Высочество очень изменились после потери памяти.

– Надеюсь, в лучшую сторону, – пробормотала я и уже громче приказала: – Идем.

В архиве меня ждал облом. Нет, нас с Ли пустили и книги нам выдали. Хотя на вопрос «Что Вашему Высочеству угодно?» отвечать пришлось Ли, потому что я смогла с умным видом выдавить только «Все!», чем привела архивариуса в состояние шока. Ах, да, не архивариуса, их называют здесь «куро́до». Любой работник архива – это куродо. Как я поняла, по совместительству они писцы, и должность эта весьма почетна.

Облом начался с книг: они совершенно меня разочаровали. Я ожидала фолианты размером с меня, в тисненой коже, с пожелтевшими страницами. А получила только страницы – в прямом смысле. Они были сшиты друг с другом и напоминали большие тетради. Гору таких книг я приказала Ли отнести в покои принца.

Карт среди них не нашлось. А то, что нашлось, я бы назвала рисунком на свободную тему.

– А что, модернизм у вас уже изобрели? – вырвалось у меня при виде одной такой карты.

– Господин? – непонимающе переспросил Ли.

Я промолчала, хотя очень хотелось материться.

Местные карты состояли из пояснений вроде «где-то тут земля», «а тут море… наверное», «о, а это наша столица!» и «идите на Глаз Собаки, а потом поверните к Северной звезде». Самое обидное, Ли в этом безобразии был как рыба в воде и на раз-два объяснил мне дорогу от Коконоэ (столицы империи) до границы с Лянь.

Я схватила бумагу, кисточку и заставила его повторить все еще раз. А потом еще, потому что, повторяя, Ли косился на мои записки с таким интересом, что терял нить рассказа. А когда закончил, даже не постеснялся спросить:

– Господин, что это за знаки?

Писала я, конечно, на русском.

Вместо ответа он получил кистью по носу – я раскрасила ему самый кончик – и только тогда угомонился.

Где взять обезболивающее, я выясняла уже у Рен. Ответ был близок к бородатому анекдоту: «Есть у вас что-нибудь от головы? Да, топор». В обстановке строгой секретности (Ли заставили отвернуться и зажать уши) Рен вытащила из складок одежды малюсенький пузырек с чем-то черным и пообещала, что это чудодейственное зелье мгновенно уберет боль. Правда, вместе с сознанием. А еще побочным эффектом была потеря либидо, но мне после утреннего осмотра ничего терять не хотелось. Так вот потеряешь, а потом тебя еще раз осмотрят, признают импотентом и отправят к императору в пыточную. Нет уж.