Поклонившись, алхимик присоединился к Канте и бросил на него встревоженный взгляд. Вспомнив черное послание на столе у своего наставника, принц почувствовал, как петля у него на шее затягивается еще туже. Однако сейчас было не время обсуждать свои опасения, особенно поскольку все взгляды были устремлены на смуглого сына короля.

– Ко… когда мы трогаемся в путь? – выдавил Канте.

– Ваш корабль отплывает через два коротких дня, – ответил отец. – Так что тебе лучше приступить к сборам.

Принц кивнул. Он понимал, чем вызвана спешка. Король хотел удалить из города своего младшего сына – вечного раздражителя в семье – до предстоящего бракосочетания Микейна с леди Миэллой.

«Пусть будет так».

Когда все было решено, король с громким скрежетом отодвинул свое кресло и встал.

Микейн поспешно последовал его примеру, как и все остальные. Поднявшись на ноги, Хаддан посмотрел на Канте. Его лицо было суровым и холодным. Положив руку на рукоятку кинжала в ножнах, полководец смерил взглядом младшего королевского сына. Судя по тому, как он отвернулся, нахмурившись, увиденное ему не понравилось.

«Не могу не согласиться с тобой, – подумал Канте. – Но может быть, это изменится».

Он уже знал, какой первый шаг к достижению этой цели нужно совершить.

* * *

Не обращая внимания на недоуменные взгляды, Канте поднимался по винтовой каменной лестнице, ведущей в казармы Легионария.

Принц еще никогда не бывал здесь. Он ожидал услышать лязг стали, хриплые громкие голоса закаленных ветеранов, грубые шутки товарищей по оружию. Вместо этого в учебных залах Королевского Легиона царила полная тишина, какую можно встретить в классах Тайнохолма. Единственными звуками были лай и вой, доносящиеся из псарни на первом этаже, где содержались боевые собаки легиона, обучавшиеся вместе с молодыми новобранцами.

Канте поднимался наверх, привлекая к себе взгляды всех тех, кого встречал на своем пути. Хоть он и не был в своем придворном облачении, все знали в лицо Вдрызга, принца-пропойцу Вышнего. Его провожали шепот и смешки, но он не оборачивался.

Поднявшись на восьмой уровень казарм, Канте отыскал нужную дверь и постучал.

Ему ответило приглушенное ругательство, сопровождаемое звуками шагов. Дверь распахнулась.

– Чего тебе надобно…

Слова застыли у Микейна в глотке, когда он узнал стоящего на пороге гостя. Назревающая на его лице буря тотчас же улеглась, сменившись настороженным прищуренным взглядом.

– Канте, что ты здесь делаешь? Ты заблудился, возвращаясь к себе в Тайнохолм?

Не обращая внимания на насмешку, Канте отстранил брата и переступил порог. Оказавшись в комнате Микейна, он с удивлением обнаружил, что жилище светловолосого королевского сына еще теснее покоев самого Канте в Тайнохолме. Незаправленная кровать, маленький изрезанный стол да большой шкаф, открытый, в котором виднелся серебристый блеск доспехов. Микейн снял парадный камзол и остался в длинной рубахе, открывавшей босые ноги. Сейчас он казался моложе и мало походил на грозного рыцаря.

Канте протянул брату маленькую шкатулку из черного дерева.

– Подарок. Тебе на свадьбу. Поскольку я не смогу присутствовать на бракосочетании.

– Ты мог бы отправить посыльного, – нахмурился Микейн.

– Я хотел вручить лично.

Вздохнув, Микейн взял шкатулку. Откинув защелку, он открыл крышку и долго смотрел на содержимое. Когда Микейн наконец поднял голову, легкая улыбка почтила своим присутствием его красивое лицо, удивленное и обрадованное.

– Ты ее сохранил, – пробормотал он.

– Как можно было иначе? – пожал плечами Канте.

Микейн достал из шкатулки маленькую статуэтку. Грубая керамическая поделка из обожженной глины изображала двух мальчиков, которые стояли лицом друг к другу, взявшись за руки. Один был выкрашен в белый цвет, другой – в темно-серый.

– Ты слепил ее для меня, – кивнул на фигурку Канте, – когда я валялся в постели с приступом огненной сыпи и ко мне в комнату никого не пускали.

– Я помню… – Голос Микейна чуть дрогнул. – Я хотел быть рядом с тобой, хотя мне это запрещали. – Он отвел взгляд. – Почему сейчас ты мне ее возвращаешь?

– По той же самой причине, по которой ты давным-давно подарил ее мне. Через два дня я отбываю в путь. Ты скоро женишься. Я хотел, чтобы ты знал, что хоть наши пути в жизни и разошлись… – Канте указал на руки крошечных фигурок, спеченные вместе жаром печи, – душой я всегда буду вместе с тобой.

Однако была и другая причина, зачем Канте тайком вернулся в свои бывшие покои в Вышний и забрал шкатулку, спрятанную под половицами. Он хотел напомнить Микейну о том, каким тот когда-то был – добрым мальчиком, заботящимся о своем больном младшем брате. Хотя на протяжении последних восьми лет они росли порознь, быть может, сейчас появился шанс повернуть это вспять, снова найти дорогу друг к другу.

Микейн осторожно положил керамическую фигурку в шкатулку, вернув обоих принцев в их крошечный чуланчик. Поставив шкатулку на стол, он накрыл ее ладонью.

– Спасибо, брат!

– Помни! – сказал Канте. – Насколько это только в моих силах, я всегда буду с тобой. Клянусь!

– Ловлю тебя на слове. – Микейн оглянулся по сторонам, и у него на лице появилась мальчишеская улыбка. – Конечно, если ты не сгинешь в этих болотах. Я пробовал отговорить отца отправлять тебя туда, однако он для себя уже все решил. Ты же знаешь, каким он бывает непреклонным.

«Слишком хорошо».

И все же Канте стало не по себе. Он вспомнил, как Микейн что-то шепнул королю на ухо за столом для совещаний, но тот от него отмахнулся. Тогда Канте подумал, что этот обмен мнениями был вызван ревностью, а не беспокойством за судьбу брата.

Шагнув к своему брату-близнецу, он обнял его. Микейн на какое-то мгновение напрягся, но затем расслабился и тоже стиснул брата в крепких объятиях. Оба словно вернулись на многие годы назад.

– Я попробую еще раз, – сказал Микейн, – убедить короля в том, что тебе лучше остаться здесь.

Канте разжал объятия. Братья остались стоять, взяв друг друга за руки, словно ожившая хрупкая керамическая статуэтка.

– Нет, милый брат, – сказал Канте, – пришло время младшему принцу выбраться из чулана.

«Раз и навсегда».

Часть пятая
Весть о погибели

Те, кто поднимается на вершину,
Рискуют разбиться, низвергнувшись вниз.
Те, кто в страхе разворачивается и бежит,
Никогда не узнают, что ждет
За дальним горизонтом.

Слова, высеченные на девятой ступени девятой террасы каждой школы по всему Венцу; традиция требует, чтобы к ним прикасался устами каждый Восходящий.

Глава 14

Никс смотрела в зеркало на открывающееся ее взору чудо.

– Тебе очень идет, – сказал Джейс. – Как будто сшита специально для тебя.

Смущенно улыбнувшись, девушка провела ладонью по парадной мантии. Одна ее сторона была белоснежная, настолько отбеленная, что в ярком солнечном свете резала глаз. Другая же сторона была черная как уголь, такая темная, что, казалось, при каждом движении втягивала в себя тени. Никс даже не мечтала о том, что когда-нибудь наденет такой роскошный наряд – мантию Восхождения.

Через три дня она вместе с тремя соискателями-девятилетками взойдет по лестнице на вершину. Их восхождение начнется с самой первой террасы с первым рассветным колоколом и закончится с последним ударом Вечери. Весь путь они преодолеют на четвереньках, размышляя о том, с чего начали и куда направляются. Лишь поцеловав девятую ступень, ведущую к вершине, соискатели поднимутся на ноги и займут свое место на верхней террасе Обители.

На протяжении семи лет Никс наблюдала за этой процессией со стороны, завидуя тем, кто полз к небу, и в то же время гордясь ими.

«И скоро я присоединюсь к ним!»

– Не могу поверить!.. – пробормотала девушка, обращаясь к своему отражению в зеркале.

– А я никогда не сомневался! – широко улыбнулся Джейс.

Никс улыбнулась его отражению, однако ее радость была омрачена чувством вины. Джейс завалил пятый уровень. Он никогда не наденет эту мантию. Однако за последние дни парень ни разу не выказал ни зависти, ни злобы. Даже сейчас девушка читала лучащуюся радость в его ясных круглых глазах, в его искренней улыбке. Также Джейс нисколько не переживал по поводу своего разбитого носа. А ведь нос должен был до сих пор болеть после той взбучки, которую парень получил из-за Никс.

Мысль о кровавой драме загасила восторженное возбуждение девушки, напомнив ей о том, что у нее есть враги.

Летние каникулы заканчивались через три дня, и многие ученики, уезжавшие домой или пережидавшие самое жаркое время года в более гостеприимных местах, уже вернулись в школу. Лестницы, ведущие с одной террасы на другую, становились все более оживленными. С каждым днем нарастали царящие в школе шум и суета.

Все это время Никс с опаской наблюдала за своими бывшими одноклассниками, в особенности теми из них, кто травил ее в тот роковой день. В первую очередь ее беспокоила одна из них. Пока что Кайнджел, сестры погибшего Бэрда, не было видно. Никс непроизвольно взглянула на свои руки, ожидая увидеть на них кровь.

Должно быть, от Джейса не укрылось то, что у Никс испортилось настроение. Он смущенно потер свои перепачканные чернилами руки. Парень пришел прямиком из скриптория присутствовать при последней примерке. На нем по-прежнему был кожаный фартук, в котором он сегодня утром дубил свежие шкуры.

– Теперь, когда мы убедились в том, что твоя мантия подшита надлежащим образом, лучше до торжественной церемонии убрать ее в сундук, – сказал Джейс. – Я выйду из комнаты. Когда ты закончишь, нам нужно будет приступить к последнему тому истории Халендии и обзору геометрических теорем, с которыми у тебя возникли трудности.

– Конечно, – ответила Никс, однако это получилось у нее как стон. Она тепло улыбнулась. – Я мигом!

Встретившись с ней взглядом, Джейс тотчас же отвернулся. Щеки у него стали такими же огненными, как выбивающиеся из-под кожаной шапочки рыжие волосы. Он поспешно вышел из комнаты. Оставшись одна, Никс снова посмотрела в зеркало. Девушка пожевала губу, не желая снимать мантию. Она так усердно трудилась, чтобы ее заслужить. Ей казалось, что, если она разденется, мантия исчезнет, словно призрачная мечта.

Никс потрогала дорогую ткань, плотную и толстую.

– Мантия моя, – прошептала она, глядя в лицо своему отражению. – Я ее заслужила!

Девушка постаралась прочувствовать эти слова сердцем, как делала каждый день. И снова у нее ничего не получилось. Никс понимала: она надела эту мантию исключительно потому, что настоятельница Гайл убедила остальных в том, что ее чудесное спасение – это ниспосланная Матерью благодать, отметившая девушку как достойную Восхождения.

К сожалению, Никс не могла убедить в этом себя саму.

«Особенно если учесть, как сильно я отстала в учебе».

Она оглянулась на дверь.

Последние две недели Джейс почти постоянно занимался с нею здесь, в комнатах, примыкающих к лечебнице на четвертой террасе. Эти помещения, которые раньше занимал один физик, отправившийся в джунгли Саванов в поисках новых лечебных трав, выделила ей настоятельница. Больше Никс некуда было идти. Она уже не была семилеткой, а поскольку следующий класс она пропустила, комнаты на восьмой террасе у нее не было. А девятая терраса была для нее закрыта до официальной церемонии.

Можно было бы вернуться домой к приемному отцу и братьям, однако настоятельница хотела, чтобы девушка оставалась рядом с физиком Ойриком на тот случай, если состояние ее здоровья ухудшится. К тому же Никс предстояло усиленно заниматься, чтобы заполнить пробелы в своих знаниях, образовавшиеся вследствие того, что она пропустила восьмой класс, и наилучшим образом подготовиться к обучению на девятом уровне.

Гайл выдала Никс и Джейсу длинный перечень заданий, покрывающих основные темы, которые разбирались на восьмом уровне. Также настоятельница выделила несколько послушников и учеников алхимиков, чтобы они помогали девушке в этой работе. И тем не менее основная нагрузка легла на широкие плечи Джейса.