Далее Скопин заглянул к себе. На минуту… поворошив бумаги в сейфе – вдруг командование припасло на такой вот исход какие-то директивы (скорей для самоуспокоения, все документы он знал наперечёт). Просмотрел и книжные полки (на тот же предмет – может, что полезное?) – там стандартно: устав, международные своды, служебная и корабельная техническая документация.

Посетовал: «Вот бы где не помешала цифровая интернет-библиотека. Хотя в таком раскладе и Гугл в угол поставит».

Затем мимоходом дал текущие бытовые распоряжения копошащемуся в баталерке вестовому, и… ноги снова вынесли в ходовую рубку.

Там всё спокойно, в рабочем режиме.

Под отчётно-докладной бубнёж старшего лейтенанта на вахте – беглый взгляд на выносные индикаторы, готовый зацепиться лишь за нештатные показатели – не доверять спокойствию несущих вахту оснований не было.

Придрался:

– Что с дворником?

Снаружи на иллюминаторное остекление рубки кропило водяной забортной пылью. Одна из щёточек двигалась с натугой, запаздывая.

– Загустела смазка, – в виноватых и скорей предположительных тонах промямлил старлей.

– Разберитесь.

На столе: карты с навигационной прокладкой, курсограммы, планшеты с данными БИП – основное от акустиков и поста РЛС. Пролистал, просмотрел, прикинул время очередного включения обзорного радара – через десять минут.

«Разворошить окружающее палкой РЛС-излучений?» – ему всё никак не давало покоя лишний раз «светить» своими «киловатто-герцами».

Насколько он знал, помнил… пеленгаторы имелись не только у англичан и американцев. На германских подлодках тоже стояли пассивные устройства, имевшие неплохую эффективность против английских трехсантиметровых станций… да-да, память, выковыряв из глубин, неожиданно подкинула детали именно об этих британских диапазонах.

«Километров за пятьдесят, около того, „Телефункены“ немчуры наверняка секут. Что же тогда говорить о больших чувствительных корабельных или базово-стационарных антеннах англосаксов».

Говорить о принципиальной классификации ныне существующих РЛС, работающих в активном режиме, тоже не приходилось. Наличествующая на крейсере картотека корабельных радиостанций потенциальных оппонентов такую древность не охватывала.

«Ну, там… рабочие частоты наверняка варьировались от дециметровых и выше. До полутора метров. В любом случае…»

В любом случае капитан-лейтенант, старший в дивизионе радиотехнической разведки и РЭБ^[33], получил специальный приказ, быть готовым по приказу ГКП^[34] немедленно в широкодиапазонном спектре подавить любые посторонние РЛС и радиопередачи.

«Разумеется, „на той стороне“ подобное глушение будет воспринято со всей подозрительностью и однозначно как недружественный акт. Но тут остаётся смотреть по обстоятельствам и обстановке – с одиночками патрульными корветами или против примитивного самолётного радара можно и по-играть».

Мысли оборвали…

– Товарищ командир! Антенный пост «Ангара!» Докладывают…

Намеченный в периодичности «мазок» локатора вдруг выявил слабую метку. Старшине-оператору даже показалось, что… показалось. Второй «круг» ему был запрещён.

Выслушав доклад дежурного офицера, Скопин засомневался. Запросил акустиков.

Те ничего кроме фоновых звуков океана не слышали. Как и на посыл акустического импульса, ответно-отражённого эхосигнала не поступило. Что неудивительно: гидрология в диапазоне, близком к поверхности моря, в условиях волнения, однозначно была неудовлетворительная, а предполагаемая цель – скорей всего что-то малоразмерное, возможно с малой осадкой.

На мостике посовещались: радар дал пеленг и ориентировочное расстояние – в оценке общей диспозиции выходило, что, выдерживая прежний курс, неизвестный объект «проплывёт» мимо по траверзу.

– По мне, так пусть плывёт. Однако подождём немного и… поглядим с другого угла.

Вытерпев ожидание чуть менее получаса и пять миль, снова включили обзорный радар. Результат удивил – метка проявилась на прежнем месте.

«Всё правильно, – реабилитировались акустики, – оно не двигается. Работу винтов с такой дистанции мы услышали бы».

Сразу посыпались предположения:

– …айсберг, отколовшийся от пака Гренландии.

– …дохлый кит, терзаемый вездесущими чайками.

– …брошенная, полузатопленная посудина в дрейфе…

– …не забываем, мы, как-никак, в зоне боевых действий. Это может быть и спасательный вельбот с уцелевшей командой с потопленного германской субмариной «купца»!^[35]

Не без удивления Скопин подметил, что эта версия штурмана нашла в ли́цах собравшихся на КП офицеров живой интерес. Особенно когда тот предложил выслать на разведку вертолёт.

«Или всем так не терпится повстречать аборигенов? Чтобы, наконец, непременно убедиться на живых доказательствах в том, что мы действительно там – в „заявленном тут“?! А если там и впрямь бедолаги с отбившегося от конвоя транспорта? В силу вступают неписаные и писаные морские правила, обязывающие оказывать всякую возможную помощь людям, терпящим бедствие. Пф-ф! И на кой ляд нам какие-то пассажиры на борту, в наших-то стеснённых условиях?^[36] И непременные хлопоты?.. Ссаживать их потом по пути на какое-нибудь подвернувшееся судно? Или тащить аж до са́мого Мурманска, где судьба (допустим, это будут канадцы) в режимном СССР сложится неизвестно ещё как… даже держи мы их как пленников, чтоб не увидели чего не нужного».

– А не думали вы, что там, – мотнул он головой в примерном направлении, – всплывшая нацистская подлодка?

«Узники» глубин

К исходу 1944 года действия германских кригс-марине в Атлантике утратили чёткость организации.

Миновали «золотые времена»^[37] результативной тактики «волчьих стай». Небритые «мальчики папаши Дёница»^[38] вновь возвращались к «свободной охоте».

И всё чаще лодки не возвращались. Противник демонстрировал доминирующее техническое превосходство. Гнавшие свои конвойные «стада» овчарки-эсминцы оборудовались новейшими гидролокаторами, в составе караванов, как правило, стали ходить эскортные авианосцы, самолёты патрульной авиации оснащались бортовыми радиолокаторами, способными засечь даже выдвинутый из воды перископ.

* * *

В узких и тесных отсеках…

Это был первый выход U-1226^[39] в боевое патрулирование на атлантические коммуникации, и складывался он неудачно.

Путь из базы Хортен в Норвегии в заданный квадрат развёртывания занял три недели. При пересечении Атлантики экипаж сознательно избегал неоправданных по риску контактов с кораблями противника. Ближе к Исландии вражеское давление только усилилось – патрульные «Либерейторы»^[40], даже ночью засекая РЛС одиночную малозаметную цель, производили бомбометание, вынуждая U-1226 всякий раз скрываться под водой.

Дело усугубила череда технических неисправностей – сбои в работе шноркеля^[41] (очевидно, залипание клапана). Что в итоге послужило причиной вынужденного всплытия субмарины. Всплытия в дневное время суток.

Беспокойный океан вытолкнул выдувшую лишний балласт лодку на поверхность, заурчавшую солярным выхлопом, – истощившиеся аккумуляторы неизменно требовали подзарядки. Неожиданно в работе дизелей послышалась неустойчивость, заметная даже непрофессионалу. Старший механик тут же доложил о возникших проблемах и необходимости срочно заглушить двигатели, причём оба. Впрочем, обещая всё исправить… мигом.

Два девятицилиндровых «MANа», стоящих на серии IXC/40, замолчали. Субмарина легла в дрейф, периодически запуская электромоторы, выводившие лодку из положения лага, выправляя нос на волну. Болтало изрядно.

Между тем обещанное «мигом» стармеха затянулось. И только относительная удалённость от чужих берегов и военных баз (в подтверждённом расчёте штурмана всплыли они где-то в четырёхстах милях к юго-востоку от Исландии) являлась успокаивающим фактором, что им удастся остаться вне внимания противника.

Верхняя вахта, вперёдсмотрящие, внимательно следила за небом, за горизонтом… – одетые в тёплые вязанные под горло свитера, накинувшие поверх тяжёлые прорезиненные плащи, привязываясь к рубке специальными ремнями, чтобы их не смыло волной за борт.

Внутри же, в узких отсеках при болтанке не обходилось без того, чтобы кто-то да не приложился об торчащие вентили, различные патрубки и клапаны.

Даже за три недели похода стеснённая утроба подлодки вновь пропиталась сопутствующими запахами человеческих тел, ароматами камбуза, вонью вездесущей солярки…

Успевший отрастить сантиметровую щетину экипаж, рядовой состав, меняющий койку с соседом – с вахты в подвахту (только командир располагал отдельной каютой), выходил наверх по одному – высунувшись в рубочный люк, выцедить папиросу, получить в лицо солёными брызгами, глотнуть свежего воздуха, поглядеть на белый свет.

Какую-то дурную предначертанность видел во всём этом обер-лейтенант цур зее^[42] Август-Вильгельм Клауссен, командир U-1226, подмечая, как безвозвратно, просачиваясь между утренней вахтой и вечерней, уходит время… в свои 25 лет, невзирая на привитую за годы войны оцениченность, всё ещё не утративший склонности к лирическим отступлениям: «…будто забортная вода фильтрацией в прохудившихся уплотнителях, точно вот как эта промозглая северная Атлантика сквозь его толстый свитер и двубортную кожаную куртку».

Последняя директива командования, переданная положенным кодом (не придерёшься), однозначно давала понять, что дела на суше приняли совсем уж безысходный оборот.

– Die Flinte ins Korn werfen?^[43] – прозвучало из его уст поговоркой, уходящей, наверное, ещё во времена ландскнехтов. Смысла впрягаться за Гитлера в этой бойне обер-лейтенант уже не видел.

Мысли о возвращении домой… ностальгические образы далёкого Фатерлянда перечёркивались реалиями сводок с фронтов – сжимающихся тисками с запада и востока. И никакая высокопарная болтовня Геббельса не могла уже затмить горькую правду, лишь предвещавшую большую военную катастрофу рейха.

То, что Германию ждёт незавидная участь, это понимали уже даже самые наивные и упёртые.

«И будет нам как бы не похуже, чем после Великой войны^[44]. Тут не прикроешься тем, что не имеешь никакого отношениям к разнузданности головорезов из СС на славянских землях. Здесь на западном направлении мы тоже порой, и давно уже, обходимся с противником далеко не по-джентльменски. И коли погибать от рвущихся вокруг глубинных бом, в окружении тонн воды – то всем скопом, в стальном гробу – одним на всех».

…год назад на U-469 сгинул брат Эрнст.

«Если не гибель… – плен?»

Ходили слухи и прочие выуженные из эфира обещания озлобленных британцев, готовых мстить за свой «вчерашний» бессильный страх перед «волчьими стаями», за потери торгового флота и жертвы среди гражданских моряков^[45].

«Неизбежные в таком деле жертвы», – передёрнулся Клауссен, будто желая оправдаться. И с радостью отвлёкся от тягостных дум – очередная «голова на перекур», высунувшаяся из люка, сообщила, что у оператора радара есть новость – что-то засёк в своих диапазонах.

Выругавшись, обер-лейтенант поспешил вниз, спускаясь по скоб-трапу, стягивая лоснящуюся влагой одежду. Пользоваться стоящим на лодке FuMO^[46] в режиме активного поиска он запретил, полагая… обоснованно полагая, что враг может наводить свои силы на активное излучение радара. Тем более что дальность его действия была, по-честному, никакой.