За закрытой дверью послышалось движение. Элизабет волновалась накануне праздника, как и он сам. Но вечер обещал быть фантастическим. Список гостей выглядел внушительно – и как раз таким, каким он хотел его видеть. Хеннинг предвкушал застольные речи и поздравления.

Если б еще перед этим он смог выдавить из себя что-нибудь стоящее… Каждый день Хеннинг проводил в этом кабинете по несколько часов. Потягивал чай и смотрел на мигающий курсор на экране. Нужные слова были где-то здесь, рядом. Хеннинг всю жизнь прожил со словами, и они не должны были его чураться, но, похоже, насмехались над ним.

Хеннинг взял чашку и встал у окна, глядя на бурное море снаружи. Летом оно выглядело как на рекламе пива «Приппс блюа» – голубое небо и сверкающие на солнце скалы из розового гранита, парусники, быстро скользящие по воде во всех направлениях… Но сейчас, в октябре, море обрушивалось на скалы так, словно хотело потопить крохотный остров. Природа, не смущаясь, демонстрировала свою силу, и такой она нравилась Хеннингу больше. Он сжал чашку в ладони, проклиная судьбу.

Он должен что-нибудь написать. Этот остров – идеальное место для творчества. За спиной Хеннинга – большой письменный стол возле панорамного окна, и сам он как герой Ингмара Бергмана в вихре первозданной творческой стихии. Но ничего не приходило. Абсолютно ничего.

Осторожный стук в дверь заставил Хеннинга вздрогнуть.

– Да?

Это получилось резче, чем он рассчитывал.

– Извини, папа, мальчики хотят, чтобы ты им кое в чем помог.

Лицо Хеннинга смягчилось. Он не терпел, когда его беспокоили во время работы, но внуки – другое дело.

– Входите, входите…

Дверь открылась. Перед ним стоял Петер с сыновьями. Хеннинг жестом пригласил их приблизиться и потеплел окончательно, когда лица Макса и Вильяма зарделись при виде его улыбки.

Хеннинг не принимал особо активного участия в воспитании Петера и Рикарда – так было принято в то время. Но с Максом и Вильямом все иначе, и Хеннинг должен дать им то, чего не досталось в полной мере его сыновьям.

– Помоги нам выбрать галстуки, дедушка.

Макс, старший и не по годам серьезный, протянул три галстука. В руке Вильяма – вечного неслуха с торчащими в разные стороны волосами – было столько же. У него только что выпали три зуба, поэтому Вильям сильно шепелявил, повторяя за старшим братом:

– Да, дедушка. Помоги нам выбрать галстуки.

– Разумеется, я вам помогу. Галстук – важная деталь мужского туалета. И знаешь что, Вильям…

Тот прищурился на Хеннинга:

– Знаю, завтра мы будем ставить ловушки на креветок^[3].

Хеннинг взъерошил ему волосы:

– Думаю, будем.

Петер широко улыбнулся отцу поверх голов мальчиков. Таким сыном можно гордиться. Мало того что он возглавлял фирму по управлению фондами, но и во всем остальном являл совершенство. Хеннинг остановил на нем взгляд. После смерти Сесилии Петер редко выглядел счастливым, но сегодня его глаза сияли.

– Ну, посмотрим… – Хеннинг вернулся к галстукам. – Для начала мне нужно знать, что ты наденешь кроме этого. К какому костюму ты подбираешь галстук? Он должен стать завершающим штрихом…

В этот момент зазвонил мобильник, и Хеннинг вздрогнул. Он всегда ставил мобильник на беззвучный режим перед тем, как войти в кабинет, но сегодня, похоже, забыл. Раздраженный, Хеннинг приблизился к столу, чтобы отключить телефон, который лежал рядом с компьютером, но остановился на полудвижении, увидев имя на дисплее. Хеннинг не был знаком с этим человеком, однако несколько лет назад на всякий случай сохранил его номер.

Дрожащей рукой Хеннинг нажал сначала на зеленую трубку, а потом на значок громкой связи. После чего приложил палец ко рту, делая знак Петеру и мальчикам замолчать.

– Хеннинг Бауэр.

– Это Стен Сален, ответственный секретарь Шведской академии. Добрый день.

– Здравствуйте.

Сердце забилось в груди так, что Хеннинг чуть не рухнул в обморок. Рука затряслась, и он положил мобильник на стол, чтобы по ошибке не отключить Стена Салена.

Вой ветра за окном усиливал шум в ушах. Всю жизнь он шел к этому моменту. Когда Стен Сален снова заговорил, Хеннинг встретился взглядом с Петером и понял, что сын в полной мере осознает важность момента. Отныне и навсегда имя Хеннинга Бауэра вписано в историю литературы, шведской и мировой.

– Хеннинг, я рад сообщить, что Шведская академия приняла решение присудить вам в этом году Нобелевскую премию по литературе. Позже вас проинформируют обо всех подробностях. Сейчас же мне вряд ли нужно добавлять, что сказанное не подлежит широкой огласке до официального объявления. – Стен Сален коротко рассмеялся. – Большинство публики верит, что лауреаты узнают о своем избрании не раньше, чем я выйду через известную дверь в здании Биржи^[4].

Повисла тишина. Теперь Хеннинг слышал только шум ветра, плеск волн и стук собственного сердца. Петер замер, положив руки на плечи Макса и Вильяма.

Хеннинг сделал глубокий вдох и выпрямился.

– Благодарю за оказанную честь, – сказал он. – Передайте членам Академии, что я очень, очень польщен.

Завершив разговор, Хеннинг посмотрел на мерцающий курсор на мониторе и выключил компьютер.

* * *

– Встала ли тетина любимица? – с опаской спросила Эрика в приоткрытую дверь.

– Она встала, входи! – прокричала в ответ Анна из своего кабинета.

Эрика сняла куртку и бросила кроссовки в кучу обуви в прихожей.

– Ну, и как дела?

Анна сидела за столом, заваленном рисунками, образцами тканей, пуговицами и прочей фурнитурой и цветовыми таблицами, посреди донельзя захламленной комнаты. Эрика не смогла удержаться от смеха.

– У меня срочная работа, а кое-кто только начал ходить. И если она успевала везде, когда ползала, то теперь…

– Это поэтому здесь столько игрушек?

Эрика опустилась на четвереньки, чтобы отыскать племянницу в разноцветном ворохе, и нашла Фелицию, или Флисан, как ее называли в семье, за огромным плюшевым медведем. Малышка улыбнулась при виде любимой тети.

Флисан родилась на месяц раньше срока, что не мешало ей быть самым здоровым и активным ребенком на Земле. Ужас, связанный с обильным кровотечением у Анны, почти забылся.

– Это все равно что работать посреди торнадо, – пожаловалась Анна и встала, обеспокоенно озирая беспорядок на столе.

– Могу забрать ее на некоторое время, пока ты не закончишь, – предложила Эрика и целиком переключилась на Флисан, которая забавлялась тем, что изо всех сил тянула тетю за нос.

– Да, наверное, так будет лучше… – Анна застонала. – Клиент попался на редкость упертый, и я только и занимаюсь тем, что отговариваю его от штор с маяками и подушек с ракушками.

– Разве клиент не всегда прав? – Эрика, в свою очередь, дернула девочку за нос, что привело Флисан в полный восторг.

– Только между нами, – Анна понизила голос, – клиент очень редко бывает прав.

Она в задумчивости почесала в светлых волосах, которые теперь доставали ей ниже плеч и скрывали следы шрамов на голове после аварии. Эрика отметила про себя, что вид у сестры сияющий, несмотря ни на что. Анна, которую столько лет преследовали несчастья, сумела создать с Даном на редкость благополучную семью. Одно из свидетельств тому – маленькая дочь, с которой наперебой нянчились дяди и тети.

– Ты была на пробежке? – подозрительно спросила Анна, только сейчас заметив, в чем пришла к ней Эрика.

– Луиза вытащила меня на силовую ходьбу… – та мрачно вздохнула.

– Это она любит, – заметила Анна. – Силовую ходьбу, я имею в виду.

Эрика показала сестре язык, что Флисан тут же нашла забавным и достойным подражания.

– Что ты имеешь против Луизы, собственно говоря? – Эрика опустила Флисан на пол.

– На самом деле ничего. И я вижу, что вы друг другу нравитесь. Просто мне кажется, у всех Бауэров шило в одном месте. Ты когда-нибудь видела Хеннинга в «Вавилоне»? Зрелище, скажу я тебе…

– Нет, это я, похоже, пропустила.

Эрика пошла за пакетом кукурузных палочек, чтобы хоть чем-то отвлечь племянницу. У нее был хороший опыт с Ноэлем и Антоном, которые вели себя подобно лесному пожару в меблированных комнатах. В последнее время, правда, несколько успокоились, но до снятия детских замков со шкафов было далеко.

– Может, это все моя мнительность, – продолжала Анна. – Неудивительно после нескольких дней в Стокгольме в компании Лукаса… Все эти ужины с людьми, которые слишком высоко задирают нос и разговаривают с тобой не иначе как через губу.

– Луиза не такая, и ты это знаешь, – заметила Эрика, обороняясь от Флисан, пытавшейся засунуть ей в рот хорошо прожеванную кукурузную палочку.

– Не совсем такая, тем не менее.

– С Элизабет и Хеннингом я разве только здороваюсь, если уж на то пошло. А вот с мальчиками точно всё в порядке. Майя и Вильям неразлучны. Он заводила, она его успокаивает.

– Традиционная роль женщины – успокаивать буйных парней, – пробормотала Анна, роясь в образцах тканей на столе.

– С каких пор ты стала феминисткой? – Эрика склонила голову набок, вглядываясь в лицо сестры.

– Не нужно быть феминисткой, чтобы видеть несправедливости этого мира. То же у Эмили в школе. Все внимание учителей достается лихим парням, а тихие девочки вроде нее всегда в тени.

– Ты права, – вздохнула Эрика, раскрывая объятия Флисан, которая неслась к ней на полной скорости. – Ах, тетина радость, какая же ты красивая…

– Как продвигается книга? – Анна потянулась к жестянке с печеньем на верхней полке шкафа. Овсяное, конечно. Оно всегда было в доме их детства.

– Не будем о грустном, – отвечала Эрика, с благодарностью принимая печенье. – Похоже, я исписалась: ни одной новой идеи. И ни одно из преступлений меня не вдохновило. И это притом что я перелопатила целую подшивку «Криминальной хроники»… Издатель просит хотя бы синопсис, но я не могу дать ему то, чего у меня нет. – Эрика встряхнулась, прогоняя неприятные мысли. – Может, сменим тему? – Она мрачно посмотрела на сестру. – Мне неприятно.

– Конечно, – Анна широко улыбнулась. – Что ты думаешь о сегодняшнем вечере?

Она приложила кусок ткани к образцу цвета, нахмурилась, взяла другой кусок и недовольно покачала головой.

– Пойдем выпьем кофе, голове нужен отдых. Итак, вечер…

Эрика подняла Флисан и последовала за Анной на кухню.

– Это будет… интересно. Патрик не то чтобы в восторге, но… в общем, мы идем, потому что попросила Луиза. Все равно немного неловко – мы ведь почти не знаем ни Хеннинга, ни Элизабет.

– Но ты писательница, для них это должно много значить.

Анна стояла спиной к Эрике и насыпала кофе в фильтр видавшей виды кофеварки.

– Даже не знаю, считают ли Хеннинг и Элизабет меня писательницей. Для них моя проза слишком незамысловата. Но простым людям нравится то, что я делаю… Нет, правда; в понимании людей их круга, хорошие продажи – худшее, что может случиться с писателем.

Анна усмехнулась, наливая воду в кофеварку.

– Ну а если кроме шуток, – продолжала Эрика, – все должно получиться здорово. Луиза обещает вкусную еду и хорошее вино.

– Ну, вот и Дан. Он укреплял лодку. Когда закончишь с шалуньей, можешь передать ее Дану. Теперь она его дочь – на ближайшие пару часов, по крайней мере.

Эрика понюхала макушку Флисан. Девочка сидела на коленях у тети и играла связкой ключей – хоть какое-то занятие.

– Ну вот, старушка, – сказала ей Анна. – Когда мама тупит, обращайся к тете Эрике. На нее можно положиться.

– Эээ… поцелуй меня. – Анна поставила кофе перед старшей сестрой, но на безопасном расстоянии от малышки. Потом наклонилась и поцеловала Эрику в щеку. – Люблю тебя.

Эрика сглотнула. Анна всегда была скупа на нежности.

– Люблю тебя, – шепотом ответила она.

* * *

Вивиан Стенкло сомневалась. Обычно право решающего голоса оставалось за Рольфом, она не любила брать на себя ответственность. Но на этот раз столкнулась с тем, чего не понимала и не могла принять.