– Как и все прочие, они не всегда были такими. Когда-то они были верны своему королю, но он плохо отплатил им за преданность. Оставшись без вождя, они позволили памяти о его эгоизме и жестокости извратить себя. Со временем любой осадок всегда опадает на дно чашки. – Малькольм наконец оторвался от созерцания востока и повернулся к Нифрону с извиняющейся улыбкой. – Называй их как хочешь, но те, кого ты к ним отправил, будут съедены. В этом можешь быть уверен.

– Посмотрим.

Поднявшийся ветер с воем пронесся по равнине. Снег повалил гуще, танцуя среди камней. Нифрон вновь обратил взор к лесу.

– Мне не видно реку. Ожидание сигнала от Тэчлиоров сводит меня с ума.

– Почему бы тебе не отправиться туда самому?

Нифрон, нахмурившись, покачал головой:

– Не смею. Вести войну с тыла… – Он вздохнул. – Это так раздражает. Гораздо больше, чем я когда-либо мог предположить. Но если бы я оказался на берегу, а вода остановилась…

Он положил руку на рукоять меча, а сделав это, понял, что не помнит, когда в последний раз вынимал его из ножен.

– Закон Феррола – это проблема, не так ли? – с высокомерной улыбкой спросил Малькольм. – Но пусть тебя это не слишком тревожит. Как я обещал, ты станешь правителем мира. У нас ведь сделка, помнишь?

– Ты когда-нибудь расскажешь мне, чего ты хочешь?

– Скоро дам знать. Просто помни, что я был прав и ничего не изменилось: ты станешь императором.

– Кем стану?

– Тебе незнаком термин «империя»? Наверное, нет. Это слово племени эйливинов, и оно не имеет отношения к завоеваниям. Оно означает «объединять, строить, делать единым». Эйливины ставят перед собой задачу жить в гармонии. Этим словом они называют среду, позволяющую существовать в гармонии с природой, с богами и друг с другом. Вот что я хочу создать. Ты поможешь мне построить империю для всех.

– Ты хочешь создать? – переспросил Нифрон.

Малькольм пропустил вопрос мимо ушей.

– Только представь, что можно осуществить, если войны отойдут в прошлое и все будут трудиться вместе.

– По-моему, это скучно. – Нифрон вновь окинул Малькольма пристальным взглядом. Высокий, худощавый нечеловек не чувствовал страха, но по его виду нельзя было определить почему. Он навевал жуткое ощущение, будто говорящая рыба. Казалось бы, это невозможно, но вот он – говорящая рыбка, обещает исполнить величайшие мечты Нифрона… пусть и не бесплатно. – Почему у меня складывается впечатление, будто ты что-то недоговариваешь? Ты словно один из тех демонов, которые исполняют желания, но не так, как этого ожидаешь. Если попросишь никогда не стареть, они тебя убьют. Правильно?

Малькольм надел капюшон и улыбнулся, но не радостно, а с сожалением:

– В жизни не всегда все получается так, как мы того хотим, но не следует полагать, что это не к лучшему. Запомни мои слова. Вдруг пригодятся? – Он поднял глаза к небу. – Хотя… вряд ли. Демону нет смысла объяснять, почему смерть лучше бессмертия. Чтобы понять такое, надо испытать это на себе.

Глава восьмая
Вопросы без ответа

Теперь я понимаю, что эсир – синоним слова «бог». Их всего пятеро, и, как ни странно, это одновременно слишком много и слишком мало.

«Книга Брин»

В обители Дроума Мойю приветствовали два ряда массивных колонн, по пять в каждом. По обе стороны от них изгибались дугой широкие мраморные лестницы, словно пара исполинских рук, обнимавших великолепный зал. Все – от вымощенного плиткой пола до высоких стен и арок – было либо черным, либо белым. Даже факелы не мерцали привычным желтым огнем; от них исходило неподвижное бледное сияние, напомнившее Мойе снежный покров, отражающий серое зимнее небо. Одри часто рассказывала дочери мрачные истории о Пайре, но никогда не упоминала, что в загробном мире господствовал тиран, обожавший все черно-белое. Конечно, Мойя ей не поверила бы, но теперь, оглядываясь назад, поняла, что предпочла бы узнать об этом заранее.

Внутри было пусто. В огромном, внушительном зале не было ничего, кроме камня. Солдаты остались там, а Эзертон повел гостей наверх. Оказалось, что обе лестницы ведут к одному балкону и сходятся перед одной и той же аркой. Сияющий пол был вымощен камнем цвета бронзы с геометрическим узором, а в центре была изображена сфера, похожая на солнце. От нее расходились лучи, напомнившие Мойе рисунки, которые она видела в Нэйте. По обе стороны возвышались статуи. Мужчина слева держал в одной руке короткий меч, в другой – факел. Напротив располагался тот же мужчина, но на сей раз в одной руке у него был какой-то треугольный инструмент, а в другой – молоток. Из покоев за аркой лился яркий свет.

Лестница оказалась не слишком крутой и длинной, однако после подъема по ней Мойя начала задыхаться и почувствовала страшную усталость.

– Кому-нибудь еще трудно дышать?

– Мне как-то… тяжело, – пробормотал Тэкчин. – Я даже устал.

Остальные закивали.

– Что происходит? У нас же нет тел, как мы можем выбиться из сил? Роан?

– Не знаю.

– Похоже, правила меняются, – сказала Мойя.

– Как вы думаете, что это за свет? – щурясь в сторону дверного проема, спросил Гиффорд.

– Ну, глаз у нас нет, – сказала Роан, – значит, это что-то, что мы воспринимаем как свет. Может, сила?

– Это присутствие Дроума, – заключил Дождь.

– Правда? Он сам по себе светится? – Мойя закатила глаза.

– Почему бы и нет? Все-таки он бог.

– Малькольм не светится. – Мойя покосилась на Трессу, провоцируя ее, но та не стала отвечать.

Эзертон остановился перед аркой.

– Узрите: Господь Дроум, властитель Рэла. – Он жестом пригласил их войти.

Охваченная сомнениями, Мойя сделала несколько шагов вперед. Внутри сияние ослепляло, и она подняла руку, прикрывая глаза. Сквозь пальцы она увидела перед собой тронный зал, облицованный белым мрамором. Вместо колонн крышу – если таковая имелась – подпирали статуи великанов. Их руки с трудом удерживали небо. С неописуемой высоты низвергались водопадами реки золота и серебра, проливаясь на украшенные рельефами стены. В центре всего этого на помосте, к которому вела еще одна лестница, возвышался гигантский трон.

На нем восседал Дроум.

Огромный, улыбающийся и внушающий ужас, он выглядел настолько крепким, широкоплечим и коренастым, что его можно было бы принять за очередную статую, если бы не исходившая от него энергия. Высокие скулы застыли в радостном предвкушении, лицо с широко поставленными глазами и плоским носом обрамляли густые волосы, золотистые с серебристыми, будто тронутыми сединой прядями. Мойя не сомневалась, что он стар, однако цвет его волос и бороды не имел отношения к его возрасту.

– Что за тени Элан вошли в мою обитель? – спросил бог.

Могло быть и хуже, – подумала Мойя. – Он не стер нас с лица земли. Может, я неправильно истолковала намерения Чернильноволосого. Пожалуй, надо перестать так его называть или вообще перестать думать.

На некоторое время воцарилась тишина, и Мойя стояла неподвижно, вслушиваясь в плеск водопадов из драгоценных металлов.

Дроум переставил ноги, придвинув их к основанию трона, и наклонился вперед. Длинные косы его бороды свились в кольцо на полу. Указывая на каждого из присутствующих, он перечислил их имена.

– Мойя, Тэкчин, Брин… – Он помедлил. – А… Роан! Да, Роан и Гиффорд. – Он перевел взгляд на Трессу и прищурился. – Г-м-м, а ты кто… ах да, жена Коннигера. – Его взгляд скользнул мимо нее к кому-то другому. – И, разумеется, Дождь! – Он задержал взгляд на гноме, и его улыбка стала еще ярче. – Приятно видеть кого-то из моих.

Бог откинулся на спинку трона и скрестил ноги. Из-под пурпурной с золотом и серебром мантии торчали мускулистые волосатые икры.

– Я бы поприветствовал вас в своих владениях, но вы, конечно же, незваные гости. Вы самозванцы, нарушители границ, хулиганы – подстрекатели, задумавшие недоброе и явно пришедшие сюда с дурными помыслами. Никогда раньше я не закрывал Врата Рэла, но, когда сестра предупредила меня о том, что вы идете, я внял ее совету. Мы близнецы, а потому поделили все, что делает нас теми, кто мы есть. Она присвоила себе прозорливость, я же взял все остальное. – Он снова сосредоточил внимание на Дожде. – Ты знаешь, о чем я.

Дождь никак не отреагировал на его слова, разве что добровольно обратился в камень.

– Итак, перейдем к цели вашего визита. – Дроум снова подался вперед, на сей раз положив обе огромные квадратные ладони на крепкие подлокотники трона и выпрямившись. – Как вы вошли?

Дроум ждал ответа, но гости не проронили ни слова.

– Вам кто-то помог? Кто-то изнутри? Может быть, Арион?

Чем громче делался голос Дроума, тем больше возрастал страх Мойи. Она припомнила слова Арион: «Дроум действительно безраздельный властелин этих мест … он – эсир, и его интерес к вам кажется мне дурным знаком».

Что такое эсир? – задумалась Мойя. – И почему мне кажется, что это нечто нехорошее?

Мойе достаточно было посмотреть на Дроума, на исходивший от него свет, который Роан считала воплощением его силы, чтобы понять: не следует доводить его до исступления.

Поначалу ей захотелось все ему рассказать. Это была не просто пришедшая в голову мысль, но непреодолимое желание, бороться с которым казалось почти невозможным. Если дать ему то, что он хочет, это спасет их – их всех. Это желание было столь велико, что Мойя непроизвольно открыла рот, однако из духа противоречия промолчала – ее остановила врожденная склонность стоять, когда велят сидеть, и непременно сказать «нет», когда все кругом говорят «да».

Несмотря на дурную репутацию, Мойя спала не со всеми парнями Далль-Рэна. Она сказала «да» Хиту Косвеллу, но всего один раз. Мойя пожалела мальчишку, потому что тот рыдал и умолял на коленях, клялся в любви и утверждал, что не вынесет ее отказа. Будучи молодой и глупой, она согласилась, а Хит оказался тем еще мерзавцем. Растрезвонил на всю деревню, будто она его соблазнила, потому как ни за что не рассказал бы правду о той ночи. Мойя разозлилась, а ее мать пришла в ярость. Увидев, какую боль слухи причинили Одри, Мойя не стала их отрицать, и они разрослись, как сорняки в огороде. Вскоре все уже пребывали в уверенности, что она прыгает в постель к каждому, кто предложит, но это было неправдой. После вранья Хита она сотню раз говорила «нет». Всякий раз это вызывало изумление, за которым ей нравилось наблюдать. Слово «нет» – отказ подчиняться, плыть по течению, ублажать – стало частью ее и помогло стереть ту глупую ошибку из памяти. Неповиновение было одной из главных черт ее натуры, и смерть этого не изменила.

Несмотря на всю свою силу и славу, Дроум был всего лишь очередным мужчиной, который спрашивал: «Ты согласна?» Нет… он требовал от нее повиновения. Бог он или нет, но губы Мойи искривились в привычной усмешке.

– Души попадают в Рэл после смерти. Мы умерли. Раз ты бог, то, полагаю, знаешь, как это происходит.

Дроум прищурился, но не разозлился. Он лишь откинулся на спинку трона, а губы его тронула легкая усмешка.

– Не всяк способен выстоять перед моим светом и уж тем более проявить наглость. Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. Я запер врата. Как вы их открыли?

Мойя похлопала ресницами.

– Наверное, запор расшатался… Я толкнула, и они открылись. Но раз уж ты сам заговорил об этом… зачем ты их запер? Я слышала, ты здесь безраздельный властелин. Странно, что ты подчиняешься приказам сестры.