Валка чуть отступила, когда офицер подошел ко мне и отдал честь. В этом жесте тоже читалось его отношение к протоколу. Он должен был остановиться, щелкнуть каблуками и прижать кулак к груди, прежде чем вскинуть правую руку. А вместо этого лишь ударил себя в грудь и махнул рукой.

– Вы капитан? – спросил я, решив не цепляться к этим нарушениям.

Молодой офицер вызвал во мне любопытство. Лицо у него было по-лисьи хитрое, брови вразлет, нос орлиный. Своей вальяжностью он напоминал мне… кого-то, кого я не мог вспомнить. Очевидно было одно: он мне сразу не понравился.

– Коммандер, – поправил меня офицер, хотя и кивнул. – Сэр Гектор Олива. Отдел особого назначения Разведывательной службы легионов. По распоряжению магнарха Венанциана должен доставить вас на Несс.

Он протянул руку:

– Польщен знакомством с вами, сэр.

Прежде чем пожать ему руку, я чопорно, по протоколу, отсалютовал. Несмотря на богемный вид молодого офицера, его рукопожатие было крепким, и он не подал вида, что заметил отсутствие пальцев на моей руке. Отдел особого назначения обычно занимался шпионажем и расследованием конфликтов между знатными домами, а также вмешивался в дела планет и государств, не входивших в Империю. Очевидно, этому агенту, помимо роли перевозчика, предстояло сыграть и роль соглядатая.

– Олива, – повторил я после короткой паузы.

Мне это имя было незнакомо – быть может, оно известно вам, читатель?

– Значит, вы из особого отдела? Есть новости от сэра Грея?

Этот Олива должен был отвечать непосредственно перед сэром Греем Райнхартом, заменившим недотепу Лоркана Браанока после неудачной попытки того избавиться от меня и Валки. Я не считал Райнхарта врагом, но и другом он мне вряд ли был. Олива только что сказал, что задание ему поручил магнарх. Не Райнхарт. Не император. Стоило ли из-за этого беспокоиться? Или командная вертикаль работала как надо?

«В чьей руке прячется нож? И есть ли он вообще?»

– Нет, милорд, – помотал головой Олива. – Сэр Грей не покидает императора. Вряд ли от него будут новости до следующей остановки их флотилии… Прошу.

Он жестом предложил нам с Валкой следовать за ним. «Ашкелон» дожидался в доке, свисая с направляющих рельсов, протянутых сквозь ворота ангара к пусковой шахте в центре котона.

– Полагаю, для вас немного… непривычно, что мы будем командовать вашим кораблем. Надеюсь, ни я, ни моя команда не доставят вам неудобств.

– Ни в коем случае, коммандер, – сказала Валка, взяв меня под руку. – Мы признательны вам за сопровождение.

– Это честь для меня, – ответил Олива. – И хороший повод сменить обстановку. Я уже восемь лет торчу на этой планете. Жду не дождусь, когда попаду на фронт.

Я замер:

– Вы серьезно?

– Сэр? – посмотрел на меня вполоборота Олива, что особо подчеркнуло его орлиный нос.

– Ждете не дождетесь? – переспросил я. – Вы когда-нибудь сражались со сьельсинами?

– Нет, сэр, – признался Олива. – Но все бывает в первый раз. Будьте уверены, я более чем готов начистить их бледные морды.

Валка рефлекторно сжала пальцы на моем бицепсе, с помощью аккуратно подстриженных ногтей передав два коротких слова: «не надо».

– Коммандер, если бы вы разбирались в том, о чем рассуждаете, то не испытывали бы такого рвения, – сказал я, игнорируя Валку. – Будьте уверены.

Когда-то и я был столь же нетерпелив. Считал, что лишь упрямство и религиозные догматы не позволяют нам заключить мир со сьельсинами. Жадность. Гордыня. Зависть. С истовым рвением и самонадеянностью я отправился на поиски Воргоссоса, желая изменить мир, Империю, галактику.

И поплатился за это.

Коммандер Олива с непроницаемым лицом выслушал мою реплику. Помолчав несколько секунд, он тихо хмыкнул и произнес:

– Beluto intusha.

«Немного разбираюсь».

Прежде я бы усмехнулся, услышав, как другой человек говорит на языке врага. Долгое время почти никто не тратил времени на его изучение, на то, чтобы понять сьельсинов так, как понимал их я. Это ввергало меня в отчаяние – сначала потеря надежды на мир, затем осознание моего одиночества. Ответ Оливы был тем, что я когда-то давал сам себе – и, вероятно, многим другим. Но не теперь. Ему было свойственно то же губительное высокомерие, что направило меня на мой путь, то же высокомерие, что привело меня с Эмеша на Воргоссос… и на Эуэ.

– Я изучал сьельсинский язык и культуру на Аресе, – сказал Олива, пользуясь моим замешательством. – Выпустился с отличием.

– С отличием… – повторил я почти шепотом. – Так вы окончили военный колледж? Потрясающе.

Военный колледж на Аресе был одним из лучших, если не лучшим космическим учебным заведением в Империи. И одним из старейших, не считая школ на Авалоне и Марсе.

Пробуждая задремавший мозг, я произнес:

– Paiwa oyumn o-cahoti gahatiri ji etadayu ti-jutar ija ba-okarin.

Насмешливые глаза Оливы тут же прищурились, и мне стало ясно, что он не совсем меня понял, хотя наверняка узнал слова «нож», «свой» и «горло».

Я рассчитывал, что трудности перевода убедят его в моей правоте, но Олива лишь со смехом отмахнулся и воскликнул:

– Проклятье, а ведь правду говорят! Вы тот еще зануда!

Не переставая улыбаться, он развернулся и двинулся вниз по пологой рампе, мимо пустых киосков, в которых уже давно ничем не торговали. Внизу у причала поджидал «Ашкелон».

Старый перехватчик класса «Чаллис» был всего пятьсот футов длиной; обтекаемое приземистое судно напоминало приподнятое острие меча. Главные репульсоры, дюзы термоядерных двигателей и подвесные варпенные двигатели высовывались из-под коротких изящных крыльев у кормы. Одинарный хвостовой плавник был сложен, чтобы корабль поместился в низкий ангар. Корпус, обшитый титаном и адамантом, был перекрашен и покрыт черно-белой эмалью, он ярко блестел в ослепительном свете прожекторов. Люди Дорра, очевидно, плохо разбирались в геральдике и нарисовали на хвостовом плавнике только красный пентакль, да еще и перевернутый, забыв о том, что с момента посвящения в рыцари и возвращения в палатины я также использовал на своем гербе трезубец.

Мы вошли в ангар рядом с носом корабля и дверями в котон. К переднему шлюзу вел крутой трап. В этот шлюз я вскочил, израненный и контуженный, когда уходил от сьельсинской погони в день их черного пиршества. Ворота ангара стояли распахнутыми, утреннее солнце заливало лучами пусковую шахту в центре котона. Но при виде шлюзового люка я почувствовал вопиющую несправедливость. Почему в такой прекрасный день меня вновь посещали мрачные мысли?

Когда-то в прошлом меня бы порадовала встреча с другим офицером, изучающим сьельсинский язык. Однако теперь я решил, что даже косичка Оливы была символом романтического увлечения, способом выразить ксенофилическое восхищение сьельсинами, их обычаями и традициями – сродни тому, как давным-давно некоторые европейские государства приняли кривую турецкую саблю.

Мог ли я винить Оливу за это? Разве сам я до сих пор не хранил блестящий алый иринировый плащ, который надел мне на плечи Вати перед моей несостоявшейся казнью?

В Гекторе Оливе я видел много, слишком много от молодого Адриана Марло, и ненавидел его за это. Я открыл рот, хотя не знал, что сказать, но Валка опередила меня, возможно почувствовав мое смятение.

– Коммандер, как вас занесло на Колхиду? – спросила она. – Для офицера вашего ранга назначение так себе.

Если сэр Гектор и испытал облегчение от внезапной перемены темы, то не продемонстрировал этого.

– Я отбываю здесь наказание. Столкнулся с некоторыми проблемами, вызволяя из фригольдерского плена дочку эрцгерцога Бирса. Ее светлость совершенно не стеснялась в выражении своей благодарности, что крайне не понравилось ее достопочтенному отцу. – Он снова рассмеялся – кажется, смех был для него естественным состоянием. – Она до сих пор шлет телеграммы, но я не отвечаю. По уставу не положено.

Он отвлекся, чтобы отдать команду подчиненному, зазевавшемуся под трапом, после чего шагнул на ступеньку:

– Поднимемся на борт?

Я жестом предложил ему идти первым.

Вне всякого сомнения, эта встреча может вызвать у вас недоумение. Я же не придал ей особого значения. Тогда я еще не знал сэра Гектора Оливу, триумфатора битвы при Таранисе, капитана «Сирены», командующего решающей обороной Несса, героя Империи. Единственного человека, за исключением меня, сразившегося один на один с темным властелином Дхаран-Туна и оставшегося в живых.

Никто о нем не знал.

Но это правда, хотя вы и не найдете упоминаний об этом ни в одном документе, кроме моих записок. Адриан Марло и Гектор Олива встретились и отправились в совместное путешествие. Не мне рассказывать его историю, но я не могу о нем не упомянуть, ведь я так в нем тогда ошибался.

Нам нужны герои, пусть и несовершенные, жестокие или неудачливые.

Одного героя никогда не хватает, потому что, сами знаете, даже герои иногда сдаются.

Глава 6
Сомнения

– Как по мне, он забавный, – сказала Валка, растянувшись на нашей общей кровати в самой большой из тесных кают «Ашкелона». – А ты его невзлюбил лишь за то, что он напоминает одного мальчугана, который встретился мне на Эмеше много-много веков назад.

Наполовину сняв шинель, я остановился и хмуро буркнул:

– Видишь меня насквозь.

– Думал, ты матовый? – парировала Валка.

Я фыркнул и, сбросив тунику, скривился от боли в плече. Снова всплыли в памяти картины Дхар-Иагона, лязг цепей, немые рабы, крутящие лебедку, чтобы поднять меня в темницу. Вдруг устыдившись увечья, я схватился за плечо левой рукой с полыми костями.

– Тебе стоило показаться врачу, пока мы были здесь, – заметила Валка, глядя на меня с очевидной и обжигающей жалостью.

Включились термоядерные двигатели, и корабль вздрогнул. Валка проследила за взлетом с мостика в компании коммандера Оливы и его лейтенантов. Я уже попрощался с Колхидой на взлетной площадке и поэтому оставался в каюте. Мне был слышен только гул сервоприводов. Вытянулись сходни, чтобы сопроводить «Ашкелон» в пусковую шахту в центре кольцеобразного котона. Главный субсветовой двигатель не запускался, пока «Ашкелон» не набрал высоту в сорок тысяч футов. Из шахты корабль вышел на одних репульсорах и воспарил над утренним городом.

«Ашкелон» вздрогнул и завибрировал, после чего заскользил гладко. Очевидно, мы достигли границы атмосферы спутника и вышли в космос. Я не глядя понял, что Колхида осталась далеко позади. Ощутил эффект супрессионного поля, включенного еще на старте. Олива объявил, что мы вышли из поля притяжения Колхиды и газового гиганта Атласа. Я представил их в виде непохожих друг на друга глаз – один голубой, поменьше, другой рыжий, гораздо крупнее. Они провожали нас взглядом. Пройдет несколько часов, и мы окажемся на безопасном расстоянии для прыжка в варп.

Нас ждал Несс, а за Нессом – император и враг. Размышляя об этом, я растирал плечо, чувствуя пальцами напряженные струны мышц и шрамы.

– На Нессе, – сказал я, словно отвечая на последнюю реплику Валки. – Схожу к врачу на Нессе. Там у нас будет уйма времени. Кто знает, когда поступят новые распоряжения. Успею.

Я произнес это как можно спокойнее, чувствуя, что не прощу себе, если позволю снедающей меня тоске вырваться наружу. Я очень хотел вылечиться! За все годы на борту «Ашкелона» и на Колхиде меня ни на миг не отпускала боль, оставшаяся после Дхаран-Туна. Каждое утро я просыпался от тупого нытья старых ран, каждый день разжигал новую боль неловкими движениями.

«Хватит, – взмолился я про себя. – Довольно».

На Нессе имперские лекари могли восстановить мое плечо, залатать шрамы, оставшиеся на месте содранной рабами Дораяики кожи. На Нессе мне могли заново вырастить пальцы, откушенные Дораяикой. Возможно, даже кости. В конце концов, Кхарн Сагара полностью заменил мою левую руку. Но у него – у них – на это было лишь две недели, и поэтому кости пришлось поставить адамантовые, а не выращивать натуральные.