– Прогуляемся? – спросил Лин, кивая на процессию, уже растянувшуюся по всей площадке до трамвайной платформы.

Я предложил Бассандеру пойти первым, а мы с Валкой медленно двинулись следом за хромым офицером, не обгоняя его.

– Марло, как вам Несс? – вскоре откашлялся трибун.

Ни тебе «милорда», ни «сэра». В Бассандере Лине так и не ужились тот благоговейный ужас, что он испытывал к тому, кем я был сейчас, и то презрение, с которым он относился ко мне, когда я был юн. Он видел мою смерть на борту «Демиурга». И видел, как я вернулся.

– Тяжело, – ответил я, стрельнув глазами в затылок магнарха Венанциана.

– А я думал, вам здесь понравится, – сказал Лин. – До фронта недалеко, есть чем заняться.

– Если речь о том, чтобы указывать другим, чем заниматься, то безусловно.

– Здесь скучно, – вмешалась Валка. – Остальных наших друзей заморозили на орбите.

Я согласно кивнул:

– После Фермона император решил, что меня лучше отправить туда, где я не буду привлекать лишнего внимания.

– Тогда вас следовало запустить за пределы галактики! – заметил Лин, рассмешив Валку.

– Только его величеству об этом не говорите, – ответил я. – У него наверняка достаточно советников, которые считают точно так же.

Лин не ответил, и я добавил с намеком:

– Александр ведь тоже с вами?

– Принц-то? – сказал Лин, и его темные глаза встретились с моими. – Да. Его величество решил, что лишняя закалка ему не повредит.

– Закалка? – переспросила Валка, и по ее недвусмысленному тону я понял, что она думает о том же, что и я.

Александр по-прежнему был престолонаследником. По крайней мере, считался таковым. Он был одним из поздних детей, сто седьмым ребенком императора. Совсем еще юнцом. Старшие дети, вроде кронпринца Аврелиана, были уже почти столь же стары, как сам император. Если бы престол перешел к одному из них, то их правление стало бы недолгим. Александр был молод, хотя я не мог с точностью сказать, сколько ему было лет на тот момент, не зная, как долго он находился в фуге. Очевидно было, что император по-прежнему держал его в любимчиках.

Александр видел чудо на Беренике. Видел, как меня ударил сьельсинский орбитальный лазер, не оставив на мне ни царапины, ни ожога. Боялся ли он меня по-прежнему, как его мать? Как имперские придворные «Львы»?

Как Святая Капелла Матери-Земли?

Лин помялся, прежде чем задать следующий вопрос.

– Правда, что Капелла пыталась вас отравить? – прошептал он мне на ухо едва слышно из-за гудения труб.

Я лишь посмотрел на него и ничего не сказал – но это было достаточным ответом, пусть и неполным. Капелла действительно подослала в мою камеру убийцу. Я заставил его самого принять яд. Эти подробности потерялись где-то по пути сквозь звезды. Я слышал, что в финальной версии этой истории Адриан Марло демонстративно выпил яд прямо на трибуне перед претором и судьями и отказался умирать.

Очевидно, трибун понял намек.

– Заходите к нам на виллу, – нарушила неловкое молчание Валка, опасаясь также, что нас могут подслушивать, и положила руку на плечо Лину. – На Нессе чем дальше от города – тем лучше.

В самом деле было небезопасно вести такие разговоры. Слишком много шпионов и внимательных камер.

– Весьма заманчивое предложение, – согласился Лин. – Но я предполагаю, что заседания комитета займут у нас с Марло довольно много времени. Вы же слышали про джаддианцев?

– Про князя Каима и его армию? – уточнил я. – Слышал.

– Император прилетел сюда не только для того, чтобы проверить ход строительства кораблей, – заговорщицки прошептал Лин. – Изначально этот визит планировался на обратном пути.

Во мне заиграло любопытство.

– То есть эта остановка не запланирована? – зашептал я в ответ.

Это объясняло, почему Венанциан так внезапно выложил мне новости и то, почему он был так раздражен, когда мы осматривали верфи.

– Он приказал поменять курс пять лет назад, чтобы сначала заглянуть сюда, – ответил трибун, качая головой.

– Пять лет назад? – удивилась Валка. – Зачем?

– Я знаю лишь слухи. Как-то подслушал разговор сэра Грея с моим коммандером.

– А кто ваш коммандер? – спросил я, не зная, насколько это важно.

– Сэр Сендил Масса, легат, – совсем тихо ответил Лин.

Мне этот человек был незнаком, хотя я помнил другого Массу из разведывательного отдела, приятеля Лориана Аристида.

– И о чем они говорили?

– В том-то и дело, – ответил Лин. – Они говорили, что император собрался сюда ради вас.

Глава 6. Старые шрамы

Из всех мест, где мне приходилось жить, поместье Маддало было близко к идеальному. Идеальным оно стало бы, если бы было не на Нессе, а на Колхиде. Построившие его несколько тысяч лет назад сид-артурианцы выбрали место на отроге гор, над поймой реки и огороженными пастбищами, протянувшимися среди холмов до самой столицы. Стены дома были из побеленного камня, а островерхие крыши поддерживались резными деревянными балками с изображениями, связанными с рыцарским культом.

Дом не мог сравниться с дворцами высоких имперских лордов, но был прекрасен в своей горделивой скромности. Между двумя крыльями бывшего аббатства прятался внутренний двор и сад камней, в котором некогда стояли наковальня и меч Артура-Будды. Когда Несс был завоеван Империей, это изваяние было убрано и переплавлено по приказу Капеллы. И до сих пор вилла хранила следы инквизиции: срезы на дереве, где раньше красовались лотосы или граали, окаменелый пенек – все, что осталось от священной смоковницы. Кое-где на стенах традиционные изображения заменили неуместными артефактами: чучелом головы буйвола, портретом обнаженной палатинской женщины на кожаном диване и уродливой бесформенной скульптурой, которая казалась мне обычным корявым куском бронзы.

Я распорядился убрать буйволиную голову и скульптуру, заменив их ангелами с крыльями летучих мышей, похожими на горгулий, охранявших дом моего детства в Обители Дьявола. А вот избавиться от картины мне не позволила Валка. Меня это ни капли не удивило: глядя на картину, я постоянно смущался, и Валку это забавляло.

Наше длительное пребывание здесь оставило свои следы. По обе стороны центральной лестницы стояли хоругви Красного отряда с трезубцами и пентаклями моей ветви дома Марло в обрамлении орнамента-лабиринта, напоминавшего о греческих корнях моей матери. В библиотеку – приземистую башню в юго-западном углу – перекочевали почти все книги с «Тамерлана», а также десятки моих дневников с белыми и черными страницами, наполненные зарисовками, стихами и цитатами, собранными за годы странствий.

В одной из верхних комнат Валка устроила рабочий кабинет. Туда переехали фототипы, распечатанные карты и данные исследований всевозможных руин Тихих, где ей довелось побывать. Она много лет отходила от потрясения, связанного с тем, что покрывавшие руины круглые анаглифы оказались вовсе не глифами, а трехмерными следами высокотехнологичных пространственных механизмов Тихих. Но она была ксенологом и, даже получив опровержение своей языковой теории, твердо намеревалась разгадать тайну, которой посвятила всю жизнь.

Вместе с виллой я получил в распоряжение нескольких слуг, из которых спустя семьдесят лет осталась только старая Анжу. Когда мы с Валкой только поселились в поместье Маддало, она была посудомойкой. Тридцать лет назад мы повысили ее до поварихи. Ей было уже столько лет, сколько плебеи обычно не живут, но она все равно каждый день поднималась ни свет ни заря и готовила завтрак для себя и остальной прислуги: садовника и двух горничных. Я частенько завтракал с ними, прежде чем отправиться на тренировку в зал в восточном крыле. Когда-то в этом зале раздавался звон мечей спарринговавших друг с другом сид-артурианцев.

Шарнирные манекены для фехтования и голографическая камера были единственными артефактами монахов, которые не выбросили или не переделали. По утрам, пока Валка еще спала после тихой ночной работы, я обычно вставал в центр фехтовального круга, и вокруг меня начинали плясать мишени с подвижными металлическими руками. Голографический проектор придавал этим мишеням человеческий облик. Сид-артурианцы запрограммировали его так, чтобы они изображали средневековых рыцарей в готических доспехах, шлемах с опущенным забралом и ярких вышитых плащах.

По сравнению с ними я выглядел убого: босой, по пояс голый, одетый в одни лишь фехтовальные брюки, я сжимал в руках меч и тяжелый жезл из стеклопластика. Четверо моих «противников» были вооружены мечами и булавами; голограммы точно покрывали каркасы манекенов, так что каждый рыцарь был как будто стальной пуповиной соединен с круглым устройством на потолке. Не знаю, как это приспособление прошло инспекцию Капеллы, и тем более не знаю, как оно могло работать без искусственного интеллекта. Однако оно работало, и железные рыцари ни разу не использовали одну и ту же тактику. Случалось, я подумывал о том, чтобы разобрать его, – шарнирные крепления слишком напоминали Возвышенных и полумеханических солдат-химер, составлявших основу армии Пророка, но так и не смог поднять на устройство руку. Капелла и без того достаточно навредила этому старинному дому, убрав отсюда все религиозные символы, и я не хотел вредить больше. Вдобавок я начал испытывать к фехтовальному тренажеру некую привязанность. Голограммы напоминали картины, которые моя мать рисовала для своих опер, и поэтому, находясь среди этих древних рыцарей в металлических доспехах, я представлял себя персонажем ее историй.

Первый рыцарь сделал колющий выпад, и его красный плюмаж низко опустился. Я парировал удар, провел меч сквозь защиту и уколол рыцаря под забрало. Голограмма погасла, и автоматон в ватном доспехе отступил, опустив тренировочный меч, после чего механизм поднял его высоко к потолку. Один готов. Я успел вовремя отпрыгнуть от удара второго рыцаря, чей голографический образ был облачен в сине-золотой плащ-сюрко с лилией, похожей на герб дома Бурбонов. Остальные тоже напали: один в черно-золотом доспехе, вооруженный массивной булавой, другой – в красноватом, со шлемом-бочонком, к которому под прорезями для глаз были приделаны похожие на усы щетинки. Отразив атаку черного рыцаря, я сделал широкий шаг в сторону, чтобы рыцарь оказался между двумя другими. Нужно было диктовать ход поединка, выманивать противников по одному.

Я отступал под жестоким натиском черного рыцаря, скользя босыми ногами по гладкому полу. Синий решил обойти меня с левого фланга, зажать в клещи. Я ринулся на черного, отбил в сторону булаву и с силой ударил в шлем, так что тот отозвался колокольным звоном. Рыцарь пошатнулся и припал на колено; металлическая пуповина заскрипела. Это позволило мне развернуться и отразить рубящий удар синего рыцаря. Усатый тоже занес свой двуручный меч, как палач над головой приговоренного. Я сделал выпад, держа острие меча строго прямо, и аккуратно отбил меч противника в сторону. Клинок ударил по полу; я вытянулся в струнку и пронзил иллюзорный доспех, уколов манекен в центр тяжести. Рыцарь растворился в воздухе, тренировочная кукла уехала к потолку, а вместо нее на арену вновь вышел первый манекен, на этот раз приняв облик не рыцаря с плюмажем, а древнего ниппонского самурая.

За это время черный рыцарь успел подняться и скоординировать свои действия с синим. Теперь они работали в паре. Их призрачные ноги бесшумно ступали по отполированному лазером полу, доспехи не гремели, как у настоящих рыцарей. Они напали одновременно, и, хотя мне удалось контратаковать черного в голову, голографический меч синего ударил меня по спине, оставив красную ссадину.