Мои глаза постепенно привыкли к освещению, и я остановил на нем взгляд. Внешне он больше походил на меня, чем на Криспина; генетические машины создали его таким же тонким и гибким, с орлиным профилем и сплошными острыми углами. Как и я, он сторонился местной моды. Его длинные, зачесанные назад волосы чуть завивались за ушами. Спокойное лицо с полными губами было чисто выбрито, холодные лиловые глаза бесстрастно наблюдали за теми, кто стоял перед ним.

Я прошмыгнул за спиной у директора Фэн и ее спутников к трем креслам, расположенным в ряд справа от возвышения. Криспин сидел там в одиночестве на ближнем к отцу месте. Я уставился на него сверху вниз, а брат, как, вероятно, и отец, смотрел на меня.

– Подвинься, Криспин, – тихо сказал я.

Он только приподнял брови, рассчитывая – совершенно справедливо, – что я не стану устраивать скандал на глазах у гостей. Я и не стал – был слишком хорошо воспитан. Однако во мне сохранилось достаточно мальчишества, чтобы взять легкое кресло из самшитового дерева, подняться с ним на две ступеньки и усесться на возвышении, не обращая внимания на еле сдерживаемую ярость, которая, как я прекрасно понимал, охватила отца на его темном троне.

Глава 4
Дьявол и леди

– Да, Адриан, это было не самое ловкое твое представление.

Голос матери отчетливо доносился через дверь из темного дерева, отделяющую гардеробную от моей спальни. Контральто с глубоким акцентом делосианской знати, отработанное десятилетиями публичных выступлений и официальных обедов. Она была либреттисткой по профессии, а еще режиссером.

– Криспин не хотел подвинуться, – это все, что я смог ответить, возясь с серебряными пуговицами своей лучшей рубашки.

– Криспину всего пятнадцать, и у него не в меру вздорный характер.

– Знаю, мама, – я закинул подтяжки на плечи и поправил их, – просто я не понимаю, почему отец не… не взял меня.

Судя по тому как глухо зазвучал голос матери, она отошла от гардеробной к высокому окну с видом на океан. Она часто так делала. Леди Лилиану Кефалос-Марло всегда тянуло к окнам. Это объединяло нас – страстное желание быть где-то еще, хоть где-нибудь еще.

– Тебе действительно нужно это знать? – спросила она.

Нет, не нужно. Так ничего и не ответив, я облачился в шелковый с бархатом жилет и разгладил воротник рубашки. Более или менее прилично одетый, я открыл дверь и шагнул в спальню. Мать и в самом деле стояла у окна. Мои комнаты располагались на самом верху четырехгранной Главной башни, в северо-восточном углу. Отсюда я мог смотреть на стену и океан за ней, мог за много миль разглядеть в дымке у горизонта Ветреные острова, которых не видно снизу. Мать обернулась ко мне. Она никогда не носила черное, не пыталась подстроиться под геральдические цвета отца. Она родилась в доме Кефалосов и гордилась этим; ее мать, наместница императора, была владетельной герцогиней целой планеты. По случаю торжественного обеда в честь директора Фэн и ее спутников мать надела свободное платье из белого шелка, такого плотного, что он, вероятно, был синтетическим. Платье застегивалось на плече золотой брошью в форме орла дома Кефалосов. Медово-бронзовые волосы мать отбросила за спину, только мелкие локоны завивались над ушами. Она была прекрасна, как прекрасны все женщины-палатины. Образ давно забытой Сафо, воплощенный в ожившем мраморе.

– Твоя прическа отвратительна, – заметила она.

– Спасибо, мама, – спокойно ответил я, убирая вьющуюся челку за ухо.

Леди Лилиана приоткрыла ярко-красные губы, подыскивая нужные слова.

– Это был не комплимент.

– Да, – согласился я и натянул на себя фрак с вышитым слева дьяволом нашего дома.

– Тебе в самом деле следует постричься.

Она отошла от окна и пригладила белыми пальцами отвороты моего фрака.

– Хм, отец и без того путает меня с Криспином, – сказал я без всяких возражений, позволяя матери поправить мой воротник, лишь кольнул ее взглядом.

Ее глаза были янтарного, более теплого, чем у отца, цвета. Но и в них все равно не чувствовалось теплоты.

Я знал, что, если бы это зависело от нее, она вернулась бы в Артемию, к своим родным и своим женщинам, а не осталась с нами, семьей Марло, в этом мрачном и пыльном месте. В семье Марло, с холодными глазами и холодными манерами, ее муж был холоднее всех.

– Он никогда так не делает, – нетерпеливым тоном возразила она, не поняв моего намека.

– Значит, он хочет, чтобы Криспин занял мое место?

Я все еще продолжал хмуриться, пока она расправляла мой фрак.

– Разве ты сам не этого хочешь?

Я захлопал глазами. На этот вопрос нельзя было ответить, не нарушив хрупкое равновесие моего мира. Что я должен был сказать? «Нет»? Но я хотел заниматься делами отца ничуть не больше, чем стать первым стратигом легионов Орионидов. «Да»? Но тогда управлять всем станет Криспин, а это… это будет катастрофа. Я не стремился занять отцовский трон – я просто не хотел, чтобы он достался Криспину.

Мать отодвинулась и вернулась к окну, стуча каблуками по кафельному полу.

– Я не стану утверждать, что знаю планы твоего отца…

– Откуда тебе их знать? – Я вытянулся во весь свой скромный рост. – Ты же здесь совсем не появляешься.

Мать не вспыхнула и даже не взглянула на меня.

– А ты думаешь, кто-то еще остался бы здесь, если бы у него был выбор?

– Сэр Феликс остался бы, – возразил я, расправляя узкие плечи. – И Робан, и все остальные.

– Они рассчитывают получить повышение. Земли, титул. Собственный маленький замок.

– Значит, дело не в преданности отцу?

– Никто из них не знает твоего отца как следует, за исключением, возможно, Феликса. Мы вот супруги, но я тоже не могу сказать, что знаю его.

Я и сам все понимал, но каждый раз сокрушался, когда слышал это – слышал, что мои родители чужие друг другу. Я коротко кивнул, но сообразил, что мать стоит ко мне спиной и не видит этого.

– Он не поощряет попыток сблизиться с ним, – наконец проговорил я, невольно нахмурившись.

– И ты не должен поощрять, если станешь правителем.

Леди Лилиана вполоборота оценивающе посмотрела на меня, и ее янтарные глаза показались сейчас ужасно усталыми.

Это был первый раз, когда я заметил ее истинный возраст – не внешнюю цветущую молодость, а груз почти двух столетий. Но стоило ей продолжить, как впечатление мигом развеялось.

– Ты должен будешь вести людей за собой, а не стоять рядом с ними.

– Если стану правителем? – повторил я.

– Еще ничего не решено. Он может выбрать Криспина или потребовать третьего ребенка из инкубатора.

Предугадав мой ответ, она добавила:

– Если дом Марло всегда возвеличивал старших сыновей, это еще не значит, что так должно быть и дальше. Закон позволяет отцу выбрать наследника по своему усмотрению. Не стоит торопиться с выводами.

– Прекрасно. И не имеет значения, что… – начал я, несколько уязвленный.

Но мать перебила меня:

– Совершенно верно. Это не имеет значения. Пойдем, мы и так уже едва не опоздали.

Думаю, звезды успели родиться и умереть, прежде чем принесли десерт. Я хранил молчание, пока звучали тосты, пока слуги круг за кругом накрывали на стол и освобождали его. Молчал и слушал, хорошо улавливая то раздражение, что, подобно гравитации, стягивало время и пространство вокруг отца. В глубине души я был благодарен директору Фэн и ее спутникам, оттеснившим меня с обычного места справа от отца. Прошли целые сутки с моего запоздалого появления в тронном зале, и отец должен был в конце концов побеседовать со мной. Само по себе это не так уж и странно, но я чувствовал себя неуютно, не получив нагоняй за то, что сделал.

Я просто ел и слушал, изучая чужие, почти чуждые лица почетных гостей. Плутократы всю жизнь проводили в космосе, и центробежные силы, имитирующие гравитацию на огромных кораблях-волчках, не могли удержать их тела от изменений. Если бы не генная терапия, почти такая же интенсивная, как та, что получил я сам, они не смогли бы даже просто стоять на Делосе, со здешней гравитацией в одну целую и одну десятую от стандартной, а лежали бы и ловили ртами воздух, как бескостные рыбы на морском берегу.

– Сьельсины зашли слишком далеко, их натиск уже за границами Вуали, – заявил Сюнь Гун Сунь, один из младших советников консорциума. – Император не должен позволять подобное.

– Император и не позволяет, Сюнь, – мягко ответила директор Фэн, – поэтому и идет война.

Я внимательно изучал эту женщину. Как и прочие члены делегации, она была совершенно лишена волос, широкие скулы и форма бровей подчеркивали раскосость ее глаз. Кожа была темней, чем у других, почти цвета кофе.

Фэн повернулась к моим родителям, сидевшим во главе стола, и сказала:

– Князь Джадда обещал к новолунию мобилизовать двенадцать тысяч кораблей под командой своего внука. Даже тавросианские кланы поднимают паруса.

Отец поставил на стол бокал с кандарским вином, выждал хорошо отработанную паузу и только потом ответил:

– Нам все это известно, мадам директор.

– Да, в самом деле, – улыбнулась она и подняла кубок; ее пальцы извивались, словно насекомые палочники. – Я только хотела отметить, милорд, что всем этим кораблям нужно топливо.

Лорд Обители Дьявола сложил руки на столе и твердо посмотрел на нее, проведя зубами по нижней губе.

– Вам нет необходимости ни в чем нас убеждать. Для этого еще наступит время, и довольно скоро.

В дальнем конце стола кто-то из советников негромко рассмеялся. Криспин, сидевший напротив меня, тоже ухмыльнулся. Я оглянулся на Гибсона, приподняв удивленно брови.

– Судьба всесильна^[5], и нынешняя ситуация дает нам преимущество, несмотря на недавнюю трагедию на Цай-Шэнь.

Я частенько замечал за отцом такую манеру говорить – назидательно и властно. Его глаза – мои глаза – никогда не задерживались подолгу на одном предмете или лице, а плавно скользили по всему, что его окружало. В нем чувствовалась некая аура, холодный магнетизм, который подчинял всех слушателей его воле. В другую эпоху, в другой Вселенной, поменьше нашей, он мог бы стать цезарем. Но в нашей Империи был переизбыток цезарей. Мы вывели целую породу, так что отец был обречен подчиняться еще более величественным цезарям.

– Это правда, что Бледные едят людей?

Криспин. Тупой, бестактный Криспин. Я почувствовал, как замерли все, кто сидел за длинным столом. Прикрыв глаза в ожидании неминуемой бури, я сделал глоток голубого каркассонского вина и услышал голос матери, прозвучавший на грани шепота:

– Криспин!..

Я открыл глаза и увидел, как она обожгла взглядом моего брата, смотревшего на директора консорциума.

– …Только не за столом!

Однако Адиз Фэн лишь мягко улыбнулась матери:

– Все в порядке, леди Лилиана. Все мы когда-то были детьми.

Да только Криспин совсем не ребенок. Ему уже пятнадцать, эфеб на полпути к взрослому мужчине.

Не подозревая о том, что совершил оплошность, брат продолжил:

– Я слышал это от одного корабельщика. Они употребляют людей в пищу, это правда?

Он напряженно подался вперед, и клянусь всем золотом Форума, я никогда не видел его настолько заинтересованным.

Еще один представитель консорциума произнес глубоким, как океанская впадина, голосом:

– Скорее всего, правда, молодой мастер…

Я повернулся к говорившему, который сидел рядом с Гибсоном и Тором Алкуином в середине обеденного стола, рядом с миской дымящейся ухи и целой коллекцией вин в кувшинах с краснофигурной росписью. Такой темной кожи, как у него, мне еще не приходилось видеть. Он был черней даже директора, черней, чем мои волосы, и, когда улыбался, его зубы казались белыми, как звезды.

– …Но не всегда. Чаще они забирают жителей колонии в рабство.

– Ох, – разочарованно вздохнул Криспин. – Так они не каннибалы?

Его лицо вытянулось, словно он надеялся, что все чужаки были монстрами, людоедами и убийцами.

– Никакие они не каннибалы. Они едят нас, а не друг друга.