он гладил усы
трепал он бородку
смотрел на часы
пятнадцать минут
проходили шутя
обрушился дом
подрастало дитя
красотка в доспехе
сверкала спиной
на бледном коне
и в щетине свиной
рука отлетала
на конский задок
коса расцветала
стыдливый цветок.
Белый воздух
в трех шагах
глупо грелся
на горах
открывая
лишь орлу
остуденую
ралу.
Над болотом
на пролом
ездил папа
с топором
из медведя
он стрелял
нажимая
коготок.
Пистолеты
отворял
в полумертвый
потолок
на шкапу
его капрал
обнимался
в темноте
с атаманом
и орел
и светился
в животе.
Дева
шла
неся
портрет
на портрете
был корнет
У корнета
вместо
рук
на щеке
висел
сюртук
а в кармане
сюртука
шевелилася
рука
Генерал
спрятал время
на цепочке золотой
Генерала
звали леля
потому что молодой.
Он потопал
каблуками
приседал и полетал
Под военными полями
о колено бил металл.
увидя девицу на бледном коне
сказал генерал «Приходите ко мне».
девица ответила «Завтра приду
Но ты для меня приготовь резеду».
и сняв осторожно колпак с головы
столетний вояка промолвил «увы.
от этих цветов появляются прыщи
Я спрячусь в газету, а ты меня поищи.
Если барышня-мадам
обнаружит меня там
получите в поталок
генеральский целовок»

〈1926 – нач. 1928〉

68
Падение с моста

Окно выходит на пустырь
квадратный как пирог
где на сучке висит нетопырь.
Возми свое перо.
Тогда Тюльпанов на лугу
посмотрит в небо сквозь трубу
а Пятаков на берегу
посмотрит в море на бегу.
Нам из комнаты не видать
какая рыба спит в воде
где нетопырь полночный тать
порой живет. и рыбы где.
А с улицы видней
особенно с моста
какая зыбь играет камушком у рыбьего хвоста.
Беги Тюльпанов дорогой.
Скачи коварный Пятаков.
рыб лови рукой.
Тут лошадь без подков
в корыто мечет седока.
Тюльпанов пр и Пятаков
грохочет за бока.
А рыба в море
жрет водяные огурцы.
Ну да, Тюльпанов и Пятаков
большие молодцы.
Я в комнате лежу с тобой
с астрономической трубой
в окно гляжу на брег досчатый
где Пятаков и герр Тюльпанов
открыли материк.
Там я построю домик
чтоб не сидеть под ливнем без покрова
а возле домика стоит
уже готовая корова.
Пойду. Прощайте. Утоплюсь.
Я Фердинанд. Я герр Тюльпанов.
Я Пятаков. Пойду гулять в кафтане
И рыб ловить в фонтане.
Вот мост. Внизу вода.
Б У X.
Это я в воду полетел.
Вода фигурами сложилась
Таков был мой удел.

Воскресенье5 авг 〈уста〉 1928 года.Даниил Хармс.

69
О́сса

Посвящается Тамаре Александровне Мейер

На потолке сидела муха
ее мне видно из кровати
она совсем уже старуха
сидит и нюхает ладонь;
я в сапоги скорей оделся
и в торопях надел папаху
поймал дубинку и по мухе
закрыв глаза хватил со всего размаху.
Но тут увидел на косяке
свинью сидящую калачем
ударил я свинью дубинкой,
а ей как видно нипочем.
На печке славный Каратыгин
прицелил в ухо пистолет
      ХЛОПНУЛ ВЫСТРЕЛ
я прочитал в печатной книге,
что Каратыгину без малого сто лет
и к печке повернувшись быстро
подумал: верно умер старичек
оставив правнукам в наследство
пустой как штука сундучек.
(Предмет в котором нет материи
не существует как рука
он бродит в воздухе потерянный
вокруг него элементарная кара).
Быть может в сундучке лежал квадратик
похожий на плотину.
Быть может в сундучке сидел солдатик
и охранял эфира скучную картину
мерцая по бокам шинелью волосатой
глядел насупив переносицу
как по стенам бегут сухие поросята.
〈В〉 солдатской голове большие мысли носятся:
играет муха на потолке
марш конца вещей.
Висит подсвечник на потолке,
а потому прощай.
Покончу жизнь палашом —
все можно написать зеленым карандашем.
На голове взовьются волосы
когда в ногах почуешь полосы.
Стоп. Михаилы начали рости
качаясь при вдыхании премудрости.
Потом счисляются минуты
они неважны и немноги.
Уже прохладны и разуты
как в пробужденьи видны ноги.
Тут мысли внешние съедая
– приехали. застава. —
сказала бабушка седая
характера простова.
Толкнув нечайно Михаила
я проговорил: ты пьешь боржом,
все можно написать зеленым карандашем.
Вот так Тамара
дала священный альдюмениум
зеленого комара.
Стоп. Разошлось по конусу
летало ветром по носу.
весь человеческий осто́в
одно смыкание пластов
рыба плуст
торчит из мертвых уст
человек растет как куст
вместо носа
трепещет о́сса
в углу сидит свеча Матильда голышем —
Все можно написать зеленым карандашем.

Понедельник 6-ое августа 1928 года.С.-Петербург.Даниил Хармс.

70
Жизнь человека на ветру

посвещаю Эрике

В лесу меж сосен ехал всадник
Храня улыбку вдоль щеки
Тряслась нога, звенели складки
Волос кружились червяки.
Конь прыгнул поднимая тело
Над быстрой скважиной в лесу.
Сквозь хладный воздух брань летела
Седок шептал «Тебя голубчик я снесу.
Хватит мне. Ах эти муки
Да этот щит, да эти руки,
да этот панцирь пудов на пять,
да этот меч одервянелый
Прощай приятель полковой
Грызи траву. Мелькни венерой
Над этой круглой головой».
А конь ругался «Ну и ветер!
Меня подъемлет к облакам.
Всех уложил проклятый ветер
Прочь на съедение к волкам.
С тебя шкуру снять долой
Сжечь притворив засовом печку
И штукой спрятать под полой.
Снести и кинуть в речку
Потом ищи свою подругу,
Рыб встречных тормаши,
Плыви, любезный мой, в Калугу,
В Калуге девки хороши».
Пел конь, раздув мехи.
Седок молчал в платочек.
Конь устремил глаза. в верху
Седок собрался в маленький комочек.
«Вот жизнь, – ворчал седок —
Сам над собой не властен
Путь долог и высок
Не видать харчевни где б остановиться
Живешь, как дерева кусок,
Иные могут подивиться.
Что я: сознательный предмет
Живой наездник или нет?»
Конь, повернув к нему лицо:
«Твоя конусообразная голова,
Твой затылок, твое лицо,
Твои разумные слова.
Но ухо конское не терпит лжи
Ты лучше песнь придержи».
«Как, – закричал седок летучий, —
Ты мне препятствуешь?
Тварь!
Смотри я сброшу тебя с тучи,
Хребет сломаю о фонарь».
Но тут пронесся дикой птицей
Орел двукрылый как воробей.
И всадник хитрою лисицей
Себя подбадривал «Ну дядя не робей!»
А конь смеялся «Вот так фунт!
Скажи на милость вот так фунт».
«Молчи, – сказал седок прелестный, —
Мы под скалой летим отвестной
Тут не до шуток
Тем более конских
Наставит шишек этот пень
Ты лучше морду трубочкой сверни».
Но конь ответил «Мне это лень».
И трах! Губой со всего размаха
У всадника летит папаха,
Кушак болотные сапоги!
Кричит бедняжка: помоги!
Хромым плечом стучит в глину
Изображая смехотворную картину
А конь пустился в пляску.
Спешит на перевязку
И тащит легкую коляску.
В коляске той сидит детина.
Под мышкой держит рысака
Глаза спокойные как тина
Стреляют в землю с высока.
Он едет в кузницу направо
Храня улыбку вдоль щеки
Ресниц колышется орава
Волос кружатся червяки.
Он поет «мое ли тело
Вчера по воздуху летело?
Моя ли сломаная нога
Подошвой била облака
Не сам ли я вчера ругался
О том, что от почвы оторвался
Живешь и сам не знаешь почему?
Жизнь уподоблю я мечу».
Пропев такое предложенье
детина выскочил из брички
(он ростом в полторы сажени)
рукой поправил брючки.
Сказал: Какие заковычки
Сей день готовит для меня
и топнул в сторону коня.
«Ну ты, не больно топочи! —
Заметил конь через очки
Мне такие глупачи
То же самое, что дурочки».
Но тут детина освирепев
В коня пустил бутылкой
«Я зол как лев —
Сказал детина пылкий.
Вот тебе за твое замечание».
Но конское копыто
Пришло в безконечное качание
Посыпались как из корыта
Удары полные вражды
Детина падал с каждым разом

Д. Хармс. Автопортрет. 1923

И вновь молил как жертва скуки и нужды
«Оставь мне жизни хоть на грош
От ныне буду я хорош
Я над тобой построю катокомбу
Что б ветер не унес тебя».
А сам тихонько вынул бомбу
Конь быстро согласился взмахом головы
И покатился тушей вдоль травы.
Детина рыжим кулаком
Бил мух под самым потолком
В каждом ударе чувствовалась сила
Огонь зажигался в волосах
И радость глупая сквозила
В его опущеных глазах.
Он как орел махал крылами
улыбкой вилась часть щеки
усы взлетали в верх орлами
Волос кружились червяки
А конь валялся под горой
Раздув живот до самых пят.
Над ним два сокола порой
В холодном воздухе парят.
                        ВСЁ.

14–18 ноября 1928 г.

71

По вторникам над мостовой
Воздушный шар летал пустой.
Он тихо в воздухе парил;
В нем кто то трубочку курил,
Смотрел на площади, сады,
Смотрел спокойно до среды,
А в среду, лампу потушив,
Он говорил: Ну город жив.

1928

72
Полет в небеса

Мать:
На одной ноге скакала
и плясала я кругом
безсердечного ракала
но в объятиях с врагом
Вася в даче на народе
шевелил метлой ковры
Я качалась в огороде
Без движенья головы
Но лежал дремучий порох
Под ударом светлых шпор
Вася! Вася! этот ворох
умету его во двор.
Вася взвыл беря метелку
и садясь в неё верхом
он забыл мою святёлку
улетел и слеп и хром.

Вася:
оторвался океян
темен, лих и окаян
Затопил собою мир
Высох беден, скуп и сир,
В этих бурях плавал дух
развлекаясь нем и глух
На земной взирая шар
Полон хлама, слаб и стар.
Вася крыл над пастухом
На метле несясь верхом
Над пшеницей восходя
Молоток его ладья.
Он бубенчиком звенел
Быстр, ловок, юн и смел
озираясь – это дрянь.

Все хором:
Вася в небе не застрянь.

Пастух, залезая в воду:
Боже крепкий – о-го-го!
Кто несётся высоко?
Дай взгляну через кулак
Сквозь лепёшку и вот так
брошу глазом из бровей
под комету и правей
Гляну в тучу из воды
не закапав бороды.

Вася сверху:
сколько вёрст ушло в затылок
скоро в солнце стукнусь я
разобьюсь горяч и пылок
и погибнет жизнь моя
Пастуха приятный глас
долетел и уколол,
Слышу я в последний раз
человеческий глагол.

мать выбегая из огорода:
Где мой Вася отрочат
Мой потомок и костыль.
Звери ходят и молчат
В небо взвился уж не ты ль?
уж не ты ль покинул дом
поле сад и огород?
не в тебя ль ударил гром
из небесных из ворот?
мне остался лишь ракал
Враг и трепет головы
Ты на воздух ускакал
оторвавшись от травы.
Наша кузница сдана
в отходную кабаллу
Это порох сатана
разорвался на полу
Что мне делать! боже мой
Видишь слёзы на глазах.
Где мой Вася дорогой.

Все хором:
Он застрял на небесах.
                    ВСЁ

22 янв〈аря〉 1929

73

[Ку
Шу]
[Тарфик
Ананан]

Тарфик – Я город позабыл
я позабыл движенье
толпу забыл, коня и двигатель,
и что такое стул
твержу махая зубом
гортань согласными напряжена
она груди как бы жена
а грудь жена хребту
хребет подобен истукану
хватает копья налету.
Хребет защита селезёнок
отец и памятник спины
опора гибких сухожилий
два сердца круглых как блины
я позабыл сравнительную анатомию
где жила трепыхает
где расположено предплечие
рука откудыва махает
на острове мхом покрытом
живу, ночую под корытом
пчелу слежу глаз не спуская
об остров бьёт волна морская
дороги человека злого
и перья с камушков птицелова.