Население разбросало по Земле, но все, как могли, объединялись, чтобы выжить в суровых условиях. Так появились племена. И вот уже не одну сотню лет племя Пеликанов чтит свою давнюю традицию, благодаря которой удается не только держать в страхе враждебные племена, но и решать проблему перенаселения. Семьи стараются не заводить больше одного ребёнка, чтобы не стать причастными к этому кошмарному обычаю, но вот семьи вождей не имеют права отлынивать. Наследник определяется лишь «братским поединком».

– Вы хотите сказать что-нибудь? – спросил отец.

Нейт прочистил горло и поднялся.

– Мама, папа, я благодарен вам за всё, что вы дали мне за мою жизнь.

Я не сдержалась и кашлянула в кулак.

Что они ему дали? Меч, чтобы убить свою сестру? Наставника, чтобы научил, как убить свою сестру? Учителя, чтобы красиво сказать о том, как он не хочет убивать свою сестру, но сделает это?

Мать посмотрела на меня, сдвинув брови.

Да, мы никогда не были настоящей семьёй. Отцу было не до детей. Он целыми днями занимался тем, что называлось заботой о племени. А мать занималась тем, что заботилась о том, кто занимался заботой о племени. «Такова моя роль, – говорила она, – роль женщины вождя в поддержании его силы, здоровья и способности к власти».

– Я люблю вас и свою сестру, – продолжал брат, – и приму любую участь.

– Молодец, сын, – похвалила мать, а отец даже встал, чтобы обнять его.

– Латика? – разжав объятия, он посмотрел на меня. Нейт тоже. При этом издевательски поднял одну бровь. Уж я-то знала, что спектакль, разыгранный перед родителями, всего лишь лживая игра. У моего брата множество полезных талантов, но я тоже не совсем обделена ими.

Я умею говорить правду.

– Это бесчеловечный и жестокий обычай, – проговорила я сквозь зубы, поймав обескураженные взгляды моего семейства. – Не по своей воле я вынуждена участвовать в поединке, но завтра… – я сделала паузу и облизала губы. – Завтра умру либо я, либо обычай племени Пеликанов.

Мать вскочила со стула.

– Латика! Ты можешь хотя бы в такой момент вести себя достойно дочери вождя?

– Спокойно, женщина, – поднял руку отец. – Мы здесь уважаем мнение каждого члена семьи. Только запомни, дочь, в традициях наша мощь, мудрость и непобедимость.

Не в силах больше слушать эти речи, я вылетела из столовой, сбежала по ступенькам, толкнула тяжёлую дверь, выскочила на площадь и врезалась… В Эрина.

– Латика? – прошелестел над моей макушкой тёплый голос, пока я медленно поднимала голову.

Наши взгляды встретились, и моё сердце чуть не выпрыгнуло навстречу его ясным серым глазам, глядящим на меня из-под густой тёмной чёлки.

– Латика! – с крыльца долетел голос брата. – Вернись немедленно!

– Что случилось? Почему Нейт в бешенстве? – спросил Эрин, взяв меня за плечи, а я еле-еле сдерживалась, чтобы не разреветься. Но никто не должен знать о дне поединка. Таковы правила.

Я замотала головой, по лицу Эрина тенью поползла тревога. Возможно, он догадался.

– Тебе лучше идти, – тихо сказал Эрин, кивая в сторону моего брата, и я последний раз взглянув в его глаза, уставилась на свои сапоги и побрела к высокому крыльцу, где стоял, сложив на груди руки, Нейт.

– Нам запрещено покидать дом, – процедил он. – Не пойти ли тебе к своему наставнику, сестра, чтобы он в очередной раз призвал к порядку твои мозги? Хотя, о чём я говорю? Они у тебя разве есть?

Я метнула в брата гневный взгляд, крепко сжимая кулаки при этом. Он смотрел на меня сверху вниз, пока я шла по лестнице, превозмогая на каждом шагу дикое желание развернуться и рвануть отсюда, чтобы никогда больше не видеть никого из них.

При мысли, что я и Эрина никогда больше не увижу, кольнуло в груди, и я вцепилась в рубашку, комкая её на себе.

Нейт усмехнулся.

– Заносчивая скотина, – пробубнила я себе под нос, проходя мимо него к двери. Он услышал, и в следующую секунду я уже шипела от вонзившихся в спину бугорков на стене.

– Ошибка природы, – вполголоса сказал Нейт, продолжая вдавливать меня в камень. – Если бы у меня был брат, я счёл бы за честь убить его в «братском поединке». Что же касается тебя… Это будет всего лишь моей повинностью. Ты бесполезное, безмозглое создание, Латика, – выговорившись, он отпустил меня и кивком указал на дверь.

Я, скрипя зубами, удержалась от ответа, вошла в дом и направилась к наставнику.

Тарвос сидел на ковре в окружении свечей.

– Тебе лучше посвятить остаток вечера медитации, девочка.

– Да, наставник, – смиренно произнесла я, усаживаясь напротив.

– Я заварю чай, – Тарвос поднялся. – Он поможет тебе хорошенько выспаться. А пока откинь все лишние мысли. Есть только ты и твоя судьба. Услышь её и прими то, что она скажет. Иногда выбираем не мы, а нас, но в конечном счёте торжествует справедливость и наступает равновесие, – голос наставника убаюкивал. Сейчас он был не тем, кто гонял меня до пота и крови по площадке, ронял в грязь, каждый раз заставляя подниматься, обливал ледяной водой и отправлял бегать босиком по снегу. Я благодарна ему за всё, и мне жаль его подводить. Он не виноват в том, что я выросла трусливой, что я не желаю испытывать эту свою судьбу, не желаю смотреть смерти в глаза.

Я уткнулась в чашку, вдыхая поглубже горячий пар. Мне бы хотелось сейчас попросить у наставника прощения, но я не имела на это права.

– Пей, Латика, я оставлю тебя на пару часов. Тебе нужно побыть наедине с собой.

Я промолчала. Наставник прав. Наедине с собой. Я ещё раз прокрутила в голове план. Он не был безупречен, но я просчитала всё до секунды. Оставалось дождаться ночи.

Когда Тарвос вернулся, его шаги разбудили меня, и я наскоро пригладила волосы и приняла сидячую позу, но от него не ускользнул мой заспанный вид. Глаза протереть я даже не успела, а ещё я больно лежала щекой на завязках рукава, и на коже образовался ощутимый на ощупь рубец.

– Опять проспала всю медитацию. Ты неисправима, Латика, – покачал головой Тарвос.

– За это ты меня и любишь, – я попыталась улыбнуться, и наставник смягчился. Вечерами он всегда был покладист и нежен со мной. В отличие от утренних часов, когда в него вселялся настоящий бык. Того и гляди зарядит копытом, только посмей не выполнить задание. Однако и от быка мне удавалось сбегать, а вернувшись под вечер, я, как правило, заставала его уже в добром расположении духа.

– Отправляйся спать, девочка. Восстанови силы. Они у тебя есть. У тебя есть всё, чтобы побеждать, – ох, как я не любила эти его высокопарные фразы. Они всегда выжимали из меня слезу. Вот и сейчас я смахнула её с ресниц.

Тарвос щурил светлые глаза, всматриваясь в моё лицо. Он улыбался, и вокруг глаз разбегались в стороны морщинки, но во взгляде залегла грусть, будто наставник уже прощался со мной.

Я была не первой, кого он терял. Во время стычки с племенем Ворон у Проклятого леса погиб его сын. Тогда беспощадный воин Тарвос пожух, как осенняя листва, но жизнь продолжалась, и он попросился у вождя в наставники к его младшей дочери. Здесь его беспощадность попёрла с новой силой, и злоба, что предназначалась для «ворон», день ото дня выплёскивалась на нерадивую ученицу. Однако в очередной раз размазывая по лицу грязь, смешанную со слезами, обрабатывая синяки и ссадины, оставленные его деревянным мечом на моём теле, я чувствовала любовь наставника. Любовь и желание сохранить мою жизнь.

– Спасибо, наставник, – прогнусавила я, и это было всем, на что я оказалась способна в такой момент. В момент нашей последней встречи.

– Латика, – он коснулся ладонью моего плеча, тонкие губы пожилого, но всё ещё одного из самых сильных мужчин, каких я знала, дрогнули.

– Тарвос, – я коснулась его плеча в ответ и улыбнулась, как можно более обнадеживающе. Пусть он видит, что я не сдамся, что я верю в победу, что я не боюсь и не прощаюсь, а потом я повернулась к двери и сжала губы до боли, чтобы они не скривились в гримасе рыданий.

Ошибка природы. Я даже попрощаться нормально не научилась. Нужно было чаще посещать уроки этикета. Вздохнув, я покинула комнаты наставника. Предстояла еще встреча с няней.

Она ждала меня в хорошо проветренной и убранной спальне. Свежая постель поблёскивала в мягком лунном свете, и хотя выглядела идеально ровной, как корочка льда на пруду, няня в который раз приглаживала невидимые складки ладонью.

Мы обе сейчас старались делать вид, что ничего не происходит, что это всего лишь обычный вечер, но она уже знала о поединке. Наверное, мать предупредила её, ведь домашним разрешено сообщать об этом.

– Я уже приготовила тебе ванну, – сказала няня будничным тоном, но настолько тихо, насколько возможно, чтобы скрыть дрожь и слёзы в голосе.

– Да, спасибо, – бросила я небрежно, следуя в моечную мимо склонившейся над кроватью женщиной.

– Что… – услышала я за спиной и остановилась, прежде чем закрыть за собой дверь. Обернувшись, я увидела, как няня стоит, сжимая в руках подол фартука. – Что приготовить тебе на завтрак? – спросила она ещё тише. Она крепилась изо всех сил, я видела блеск влаги в её глазах, видела, пятна, ползущие по коже лица, и как покраснел кончик её носа, поэтому быстро отвела взгляд, молча дёрнула плечами и скрылась за дверью.

Мне бы хотелось сейчас обнять её, сказать, что всё будет хорошо, что это всего лишь испытание судьбы, и я его пройду. Все проходят. Все, кто был до меня и будет после. Хотелось произнести какую-нибудь возвышенную фразу, которая успокоит её, заставит принять всё, что ни произойдёт, но я сжала кулаки, прислонившись спиной к двери и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы удержать непрошенный поток в себе. Няня не должна видеть меня с заплаканным лицом. Я дочь вождя. Недостойная дочь.

Переждав накатившую волну, я скинула одежду и забралась в ванну. Тёплая вода приятно расслабляла, но сейчас мне это было ни к чему, поэтому, хорошенько вымыв волосы, я замотала их полотенцем и вернулась в спальню, закутавшись в халат. Няня уже ушла. Чистую одежду на завтра она не приготовила, значит, собиралась прийти с утра. На кровати лежала только белоснежная ночная рубашка.

Я открыла сундук и достала бельё, чёрную рубаху и такие же штаны. Надела сапоги, пристегнула пояс и сев на пол возле кровати, стала ждать, глядя в окно. Время текло медленно, растягивая пытку ожиданием. Иногда меня потряхивало от мыслей о том, как часы пробьют два раза, и я открою окно. Как потяну за неприметную верёвочку, свёрнутую в углу, и спущу с крыши конец прочного каната, как повисну на нём между окнами и, упираясь ногами в стену, поднимусь на крышу и скроюсь за парапетом.

Всё должно получиться. Я проделывала это уже много раз.

Дверь отворилась.

Меня бросило в жар, я с трудом удержалась в прежней позе, чтобы не выказать паники тому, кто вошёл в мою комнату.

Мать? Нет, обычно её походка тороплива и легка.

Отец? Нет, его шаги были бы тяжелее.

В животе что-то ухнуло вниз.

Нейт.

Что он здесь забыл? На моём лице выступила испарина, но я не шевельнулась. План и без того грозил сорваться, не хватало ещё выдать себя раньше времени. Но брат никогда раньше не входил в мою комнату. Так зачем же он заявился теперь?

Он, тем временем, подошёл, посмотрел на меня долгим взглядом и сел напротив, прислонившись к стене. В отличие от меня он не переоделся. На нём была всё та же светлая рубашка и кожаный жилет, штаны и высокие сапоги. Чёрные блестящие волосы были убраны в хвост. На поясе поблёскивал рукояткой кинжал.

Я изобразила самое безразличное лицо, какое только могла.

– Не спится? – спросил Нейт. – Мне тоже.

Дальше последовало молчание. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Я вслушивалась в тиканье часов, а моя голова то и дело норовила повернуться и посмотреть на стрелки, и я с трудом сдерживалась.