– Тут все странные, Вано. В дурке нормальных нет, – рассмеялся Георгий. – Ты про Казака?

– Наверное. У него в трусах вобла умерла.

– Тогда точно Казак. У него каждый день там кто-то умирает. Вчера щука была, неделю назад акула. Писатель он вроде бы. На рыбалку с друзьями поехал, нажрался, белку поймал, да спьяну в пруд свалился, когда ночью поссать пошел. После того, как его вытащили, он орал, как ебнутый, и названия рыб всяких перечислял. А! Еще говорил, что его водяной утащить пытался, а потом в голове его поселился. Полгода тут уже висит. В душ хуй затащишь. Воды боится.

– А обожженный? – Георгий вздохнул и вытащил из пачки еще одну сигарету.

– Стасик. Давно тут. Вроде начал понемногу в себя приходить. Так-то пацан смирный и тихий. Не орет, не бузит, говном не кидается. Он в детстве с родителями в аварию попал. Машина перевернулась и в кювет улетела. Потом загорелась. Он вылезти сумел, а родаки его… ну, сгорели короче. Заживо. Когда его нашли, он возле машины сидел, качался и плакал. Долго по дуркам мотался, теперь вот у нас осел. Но Арина Андреевна свое дело знает.

– А обожженный почему? Он же вылез.

– Их пытался вытащить. Потом просто сидел и смотрел, как они горят, пока не нашли, – мрачно ответил грузин. – Ладно, Вано. Хватит вопросов. Пошли пообедаем, пока время есть. У больных отдых сейчас. Да и под таблетками не хулиганят. А после обеда к косильщикам заскочим, ребят подменим, чтобы тоже покушали.

– Пошли, – вздохнул я. Перед глазами снова возник обожженный Станислав с отсутствующим взглядом. Теперь мне стал понятен вопрос Мякиша про крики. Он их до сих пор слышит. Слышит и не может забыть.

На обед в больничной столовой был куриный суп с лапшой и гороховое пюре с двумя раздутыми, похожими на пальцы трупа, сосисками. Однако я честно все съел, так как с непривычки дико проголодался. Георгий свою порцию умял так быстро, что я и моргнуть не успел. Остаток обеда он провел в задумчивом молчании, ковыряя в зубах спичкой.

После обеда мы поднялись обратно на четвертый этаж, только в этот раз Георгий повел меня вперед, к дверям в конце коридора, где находился еще один вход в экспертное отделение. Как я уже узнал, там проводились судебно-психиатрические экспертизы, когда врач выносил диагноз преступникам, а еще там обитали те, кто косил от армии. Причем, весь персонал был в курсе этого.

– Здравствуй, Артур, – улыбнулся Георгий, хватая за широкую ладонь хмурого здоровяка, стоящего в коридоре. Тот улыбнулся в ответ и посмотрел на меня. – Знакомься. Новенький.

– Ваня, – представился я.

– Артур, – ответил здоровяк. Он был еще выше Георгия, а шириной спины запросто мог посоперничать со Степой. – Приглядите за отделением? Я пожру пойду.

– Не вопрос, брат, – согласился грузин. Они снова обменялись рукопожатием и здоровяк, открыв дверь гранкой, скрылся в остром отделении. Георгий потянулся и сыто рыгнул. – К людям по-людски надо, Вано. Сейчас мы Артурчику помогли, завтра он нас прикроет.

– Да я и не против, – хмыкнул я, осматривая отделение.

Оно было меньше нашего и почти пустое. Те же болотно-зеленые стены, мутные желтые лампочки под потолком, запах мочи, говна и лекарств. Однако заселена была только одна палата, откуда слышался шакалий смех и редкие вскрики. Георгий подошел к дверному проему, по-хозяйски оглядел владения и махнул мне рукой, приглашая подойти.

– Вот они. Мастырщики, – презрительно бросил он, указывая пальцем в сторону шести человек, которые моментально заткнулись и уставились на грузина. – Вот так лучше. А то разгалделись.

– Здарова, Жор, – манерно протянул один из них. Тучный, с плоским лицом, мокрыми губами и холодными, жесткими глазами. – Подгонишь сигаретку по-братски?

– Таксу знаешь. Две сотки, – коротко ответил Георгий, вытаскивая из кармана нераспечатанную пачку «Примы».

– Чо дорого-то так?

– Пиздеть будешь, вообще ничего не получишь, – огрызнулся грузин. – Плати или нахуй иди.

– Не зверей, Жор. Чо ты? – вклинился еще один. Крепкий, с бритой башкой, разукрашенной шрамами. – Уши без курева вянут. А Артур в залупу лезет.

– Если лезет, значит так надо, – отрезал Георгий. Он забрал у плосколицего деньги и бросил тому пачку под ноги.

– Петушок. Подними, – процедил тот, смотря на грузина снизу-вверх. С ближайшей койки тут же спрыгнул худенький парнишка с затравленным взглядом и, вжав голову в плечи, подбежал к плосколицему. Затем наклонился и поднял пачку. – Молодца. Свободен. А это кто? Новенький?

– Иван, – представился я. Плосколицый протянул мне руку, но я не сдвинулся с места. Георгий одобрительно заворчал.

– Убери краба, Пельмень. Не положено.

– Чо он молодой такой, Жор? – спросил бритоголовый. Он повертел в руках колоду карт и, бросив её на кровать, подошел ближе. – А! От армейки косит?

– Косите здесь вы, – буркнул я. – А я прохожу альтернативную службу.

– Хуя ты дерзкий, паря, – мотнул головой бритоголовый и повернулся к Георгию. – Жор, чо он, а? Ты кто по жизни-то?

– Ебало на ноль, – рыкнул Георгий. Плосколицый усмехнулся, пожал плечами и вернулся на свое место, как и бритоголовый. Остальные настороженно смотрели на нас, но Георгию на них, судя по всему, было плевать. – Молодец. Вано, я отолью пойду. Присмотри тут.

– Не вопрос, – кивнул я и, выйдя из палаты, оперся плечом на стену, напротив входа.

Однако стоило Георгию уйти, как плосколицый, переглянувшись с остальными, нагло улыбнулся и встал с кровати. Он вальяжно подошел к дверному проему и оценивающе посмотрел на меня. Затем распечатал пачку «Примы» и, вытащив папироску, прикусил её зубами.

– Слышь, дай жигу, – я не тронулся с места. Лишь слабо улыбнулся.

– Хуль ты лыбишься? – грубо спросил бритоголовый, подходя к своему другу. – Не слышал, чо тебе уважаемый человек сказал?

– Вернитесь в палату, – ответил я, делая шаг навстречу.

– А то чо? – дерзко спросил плосколицый. Он повернулся к бритоголовому и гоготнул. – Слышь, Баран. Фраер нынче дерзкий пошел.

– Факт, – кивнул тот. – Ты чо с нами, как с чуханами последними говоришь? Типа санитар и все можно?

– Вернитесь в палату, – вздохнул я, сжимая кулаки. Страха не было. Я понимал, к чему это было затеяно. Обычная проверка. В новой школе было так. На улице было так. Глупо ожидать, что в дурке другие порядки.

– Слышь, я псих, – оскалился тот, кого плосколицый назвал Бараном. – Я ж тя ебну наглухо. Ты за Барана на Блевотне у любого спроси.

– Оно и видно, – усмехнулся я. – Вернись в загон, Баран. Не искушай…

Баран неприятно улыбнулся, обнажая крупные, желтые зубы, и резко бросился на меня. Плосколицый, убрав пачку в карман, гоготнул. Но в отличие от Барана, в драку он лезть не спешил. Лишь уселся по-хозяйски на кровати, откуда принялся наблюдать за стычкой. Впрочем, я насчет них не волновался. Это не психи. Это обычные симулянты, которые прятались в стенах больницы от армии.

Я уклонился от первых двух ударов Барана, качнул корпусом и резко врезал коленом тому под дых. Бритоголовый жадно хапнул воздух и, шлепнувшись на пол, застонал. Плосколицый Пельмень скрежетнул зубами и мотнул головой. Правда ободряюще усмехнулся, когда Баран поднялся на ноги и, заревев, снова бросился на меня. Однако дальше все пошло, как по учебнику. Я перехватил руку, наклонил корпус и бросил Барана через бедро. Тот глухо впечатался в пол, после чего заорал, когда я вывернул ему кисть.

– В палату. Живо, – коротко приказал я плосколицему. Тот бросил недовольный взгляд в сторону дверей в отделение и поспешно отступил. Обернувшись, я увидел покатывающихся со смеху Артура и Георгия.

– Полтос с тебя, брат, – со знанием дела сказал Георгий. Артур усмехнулся и кивнул. – Отпусти мальца, Вано.

– Да я тебя, сука, на лоскуты… – Баран, не договорив, улетел в палату, когда подошедший Артур без лишних церемоний влепил тому поджопник.

– Цыц, блядь, – рявкнул санитар. Униженный Баран под смешок плосколицего уполз на свою кровать. – Еще слово и повяжу.

– Ладно, Артур. Ну, подурачились. Чо такого? – вклинился плосколицый. На миг в его глазах мелькнула злоба, когда он посмотрел на меня. Мелькнула и пропала. Такие, как он мастерски умели скрывать эмоции.

– Ну, с почином тебя, Вано, – усмехнулся грузин, подходя ко мне. Я ехидно на него посмотрел и сдержал ругательство. – Не зверей. Нам знать надо, какой ты. Работать вместе придется.

– И как? Узнал?

– Узнал, узнал, – похлопал меня по спине Артур. – Дальше время покажет. Слабые тут не задерживаются.

– Не сомневаюсь, – вздохнул я.

– Покурим? – лукаво улыбаясь, спросил Георгий.

– Покурим.

Но спокойно покурить нам не дали. Как только мы с Георгием зашли в туалет, где уже прохлаждались больные и на одном из толчков тужился пунцовый Вампир, из коридора послышался возмущенный вопль Гали. Георгий сориентировался быстро и, швырнув недокуренную сигарету в ведро, выскочил из туалета. За сигарету тут же началась возня среди тех, кто караулил окурки, но я не стал их разнимать и помчался за грузином. Выбежав, я оторопело уставился на безобразного, смуглого мужика, который вчера запустил в меня говном, смеющегося Георгия и бледную Галю, указывающую на больного трясущимся пальцем. И её возмущение было понятно.

– Он… – я не договорил и нахмурился, наблюдая за мужиком. Тот, не обращая ни на кого внимания, терзал свою жопу пальцем, а свободной рукой дергал за кривой член.

– Ромка Гузноёб, – со знанием дела ответил Георгий. Он подошел к мужику и влепил тому крепкого леща. Однако больной не стал орать. Вместо этого он зашипел похлеще Вампира и, вскочив на ноги, яростно начал дрочить. Георгию это не понравилось.

– Вано! Дуй сюда!

– Бидораз, э… – проворчал мужик, коверкая слова и с ненавистью глядя на грузина. Георгий вытащил из кармана эластичный бинт и, заломив мужику руки, грамотно его спеленал. – Мам твой в жоп ебал, барадаты бидораз…

– Хватай его за ноги, – велел Георгий. Он поднатужился и поднял мужика за руки. Я схватился за ноги и чуть не лишился зуба, потому что больной неожиданно лягнул меня ногой. И тут меня перемкнуло. Я надавил на болевую точку под коленом, заставив мужика заорать. Затем, вцепившись в ноги побелевшими пальцами, поплелся за грузином, который тащил больного в палату.

Извивающегося мужика с трудом удалось уложить в кровать, но Георгия это не остановило. Он развязал больному руки, после чего связал его по новой, намертво приковав к кровати. Сбоку от нас ехидно рассмеялся пожилой мужчина, а следом заухал, словно филин, румяный толстячок. Через пару мгновений, Георгий, тяжело дыша, выпрямился и злобно выругался. Пунцовый больной, которому встать не удавалось, обложил грузина хуями.

– Гамно мой жрат будешь, бидораз, э… – прохрипел он. – Тебе выебу, мам твой выебу, пап твой выебу, и сабак твой выебу…

– Проклятье нашего отделения, мамой клянусь, – вздохнул Георгий и прикрикнул на остальных больных. – А ну свалили, блядь!

– Пошто вы так ругаетесь, Георгий Ираклиевич? – с укоризной спросил пожилой. Он выделялся среди остальных больных тем, что был очень опрятен и вежлив. Но меня это не удивило. Арина Андреевна ясно дала понять, что верить никому нельзя. За личиной доброго деда запросто мог скрываться безжалостный и кровавый урод.

– Помолчи, Аристарх. Не до тебя сейчас, – отмахнулся Георгий. Он подобрал с пола выпавшую пачку сигарет и кивнул мне. – Пошли, Вано. Покурим.

– Это же он в меня говном вчера бросил, – задумчиво констатировал я, смотря на Георгия. Тот в ответ кивнул и улыбнулся.

– Ромка, – коротко ответил он. – Или дрочит, или в жопе пальцем ковыряется, или одновременно все. Слыхал, что в Блевотне цыганский район есть?

– Ага, – кивнул я. Старшаки моего двора частенько туда катались, а потом кисли в подвале на распотрошенном диване.