Вскоре подножие лестницы заполнилось придворными зеваками. Одни проливали слезы, заламывая руки и театрально лишаясь чувств, другие морщились в отвращении, третьи равнодушно пожимали плечами и отправлялись дальше по своим делам. Не желая наблюдать драму, Регина молча удалилась в мастерскую под нескончаемые завывания, доносившиеся с первого этажа. В тот вечер она решила, не откладывая дело в долгий ящик, создать новую помощницу. Замена Розе вышла ничуть не хуже и в разы грациознее…

Вот только что осталось от вчерашней красотки? Лишь ее бледная тень! Располневшая и потускневшая Ортилия утратила былую прелесть и теперь ничто не напоминало о днях, когда сама Регина любовалась ее грацией. Впрочем, это не отменяло того, что королева по-прежнему любила свое творение. Она уважала прислужницу за верность и кроткость. Несколько раз Де Люта размышляла над возможностью подарить Ортилии бессмертие… Но это означало навсегда запереть её в неприглядном, бесформенном теле, помнящем все великолепие давно минувшей молодости. Посему, величайшая милость ее величества заключалась в том, чтобы дать старухе уйти в срок, не растягивая мучения в вечности.

– Ваша светлость, какая из этих заколок вам нравится больше: золотая, с рубином, или серебряная, с изумрудом? – деликатно повторила свой вопрос Ортилия, сдвинув очки к основанию переносицы.

– Положи их на столик. Решу позже. Сегодня я дарую тебе выходной. Ступай домой и проведи этот день с семьей, милая! – произнесла королева, нежно коснувшись предплечья служанки.

Лицо Ортилии озарилось благодарной улыбкой. По-старчески неловко исполнив реверанс, она зашагала прочь. Периодически оглядываясь на Регину, придворная кивала, словно желая убедиться в том, что поняла все верно. Ее хромая поступь и тонкие губы подчеркивали возраст. Сердце Де Люты дрогнуло. Подумать только, вся жизнь этой бесхитростной женщины ушла на служение монархине и ничто не вернет потраченные годы! Для королевы она была одной из тысяч, в то время как Регина для Ортилии уже навсегда останется смыслом жизни, единственной причиной просыпаться за час до восхода солнца, да и в целом, дышать. Эта мысль неприятной дрожью пробежала по спине, но Регина вовремя опомнилась: такова жизнь и ничего с этим не поделать.

Говорят, великая красота – великое испытание, но только Де Люта знала рецепт истинного мучения: могущество, идущее рука об руку с бессмертием. Осознавая собственную власть над марионетками, Регина одновременно любила и ненавидела их. Любила за покорность и желание угодить, ненавидела за это же….

Балансируя между двумя яркими переживаниями, королева проживала одну вечность за другой, постепенно утрачивая интерес к происходящему. Порой ей казалось, что смысл жизни еще отыщется, а сердце наполнится светом любви или, хотя бы, огнем страсти. Но волчице никогда не стать ласковой покорной сукой, а Регине не пойти под венец. Каждому своя роль. Каждому свое проклятье.

Глава 6

Ночь накануне именин Регина провела беспокойно, ей довелось захворать. Вот только понятие физической немощи оставалось для королевы загадкой. Единственная боль, которую она могла испытывать – душевная, а ее было с излишком! Ворочаясь в смятой, душной постели, монархиня всматривалась в пустоту ночи и кусала губы. «Завтрашний день, будь он неладен, его нужно просто пережить… Несколько часов под лупой общественного внимания, подумаешь!» – прошептала она, отбросив в сторону одеяло – «Да и потом, наживку они заглотили успешно, занять их мысли я смогла без усилий. Глядишь, все пройдет не так уж и скверно!».

Перевернувшись на бок, Де Люта рассуждала: проводить турнир в день собственного рождения – задумка блестящая, зарекомендовавшая себя с течением времени. Теперь только Регина помнила ужасные, пошлые праздники, что приходилось устраивать до того, как возникла идея состязания.

Светские беседы ни о чем утомляли. Но что утомляло еще сильнее, так это лицемерие! Одни марионетки, случайно вознесшиеся над другими, обсуждали вопросы философского толка, подолгу смакуя вино в своем бокале и не притрагиваясь к еде. Они вели себя так, словно не собираются пуститься во все тяжкие, когда виновница торжества удалится в свои покои. Будто не им захочется упиться до поросячьего визга (не хуже, чем рядовым забулдыгам из городской таверны), не они полезут на стол, распевая неприличные песни… Точно, кто-то другой начнет хватать соседа за коленку, похотливо дыша и облизывая губы.

Регина прекрасно знала, что творится, когда официальная часть мероприятий подходит к концу, но наблюдать вакханалии живьем было выше ее сил. В определенный момент владычица благодарила собравшихся и уходила без оглядки, тем самым «развязывая руки» пленникам блуда и чревоугодия.

Всем сердцем королева ненавидела грязь, что заполняла дворец в день ее рождения. В то же время, она понимала, что лишать народ (особенно, его привилегированную прослойку) низменных удовольствий – глупо и недальновидно. Это именно то, ради чего они живут. То, что раз за разом склоняет их головы, когда в поле зрения возникает Регина. Так она покупала их преданность, таков был компромисс.

«Но если у этого пса нельзя забрать любимую кость, то можно предложить ему другую, послаще?!» – однажды задалась вопросом монархиня и в голове ее родился изощренный план. Инициативу заменить скучный, пафосный бал на турнир под открытым небом единогласно поддержали и простой люд, и кабинет министров (статусу вопреки, все они жаждали плебейских забав). Подданные короны не забывали о том, что послужило поводом к торжеству, но с появлением «гладиаторских боев» (идею которых Де Люта «подсмотрела» у древних римлян), фокус внимания сместился. Взгляд каждого лютумвильца теперь был прикован к происходящему на арене, а не к уставшей от жизни королеве…

По мере того как приближалась заветная дата, простолюдинов охватывала настоящая лихорадка. Каждый, от мала до велика, вынашивал идею план, замысел обрести бессмертие или, хотя бы, его иллюзию. Столь незатейливая игра, в которой Регина управляла толпой при помощи различных «погремушек», устраивала всех: королева избавлялась от необходимости проводить вечер в компании напыщенных министров, зачитывающих ей свои бездарные оды, а простые работяги допускались к просмотру жестокого, абсолютно бесчеловечного (а потому – наиболее желанного) зрелища в году! Идеальный день рождения для того, кто и сам давно позабыл собственный возраст.

Всякий, познавший истинное значение турнира, непременно решил бы: «Регина, должно быть, шутит! Как можно не любить праздники? Как можно не ждать собственных именин?!» Не важно, восемь тебе или восемьдесят, день твоего рождения всегда будет особенной датой, моментом радости и светлой грусти, в который ни за что на свете не хочется быть одному! Верно. Все это справедливо для каждого, чей путь исчисляется десятилетиями. Тот же, кто познал бесконечность и поравнялся со звездами, на все смотрит под иным углом.

Регине не были чужды простые радости, так забавлявшие созданий у нее во служении. Когда-то она тоже с радостью резала праздничный пирог с малиновой начинкой и задувала свечи… Но с тех пор минули сотни лет. Они преподали жестокий урок: восторг —исключительный спутник нового. Первая пойманная рыба, первая поездка на велосипеде, первая близость – вот что способно взволновать душу! Все дальнейшие повторы обречены терять краски. Тысячный малиновый пирог вызывает тошноту, тысячная сказка – скуку. Тысячный человек – тоску. В этом Регина убедилась на собственной шкуре.

Никто не брался подсчитать количество юбилеев в жизни монархини. Впрочем, это не имело значения, ведь далеко не каждый житель Лютумвиля умел считать до ста, а те, что могли все равно не поняли бы число столь огромное, по человеческим меркам невообразимое.

Сама Регина также не утруждала себя подсчетами. Она искренне полагала: день рождения – лишь символический рубеж, с помощью которого человек делит бесконечную реку времени на воображаемые отрезки. Только так он способен не рехнуться, представляя свой путь. Все эти «зарубки» помогают ориентироваться в пространстве жизни, переноситься в прекрасные или ужасные события, след от которых давно померк.

Чем ближе становился заветный день, тем шире разливалось море королевского уныния. Регине становилось невыносимо душно от осознания собственного бессилия. Как и любому монарху, ей придется дарить себя толпе. Слушать избитые поздравления, кивать в ответ на поклоны, улыбаться, наблюдая старания слуг. Де Люте казалось, что все это равносильно казни, которая неизбежна… Она почти смирилась с положением дел, но однажды отчетливо поняла: пропустить этот день, перепрыгнув через дату, невозможно, но поменять правила игры ей вполне по силам!

Именно тогда владычица решила повысить ставки. Еще до выхода указа он знала, что новость произведет фурор и, конечно, не ошибалась. Лютумвильцы дружно заглотили наживку. Слепо сделали шаг навстречу и угодили в капкан. Все именно так, как планировала Регина. Теперь она знала наверняка: чтобы отвлечь подданных от ненужных мыслей требуется совсем немного. Пара капель пустых надежд, да щепотка заблуждений…

Большой Королевский Турнир – ах, сколько трепета рождали эти три заветных слова в сердцах простолюдинов! Им казалось, что нет в целом мире ничего красивее и желаннее, чем праздник в честь могущественной правительницы Лютумвиля. И ни одной из восторженных кукол не пришло в голову задуматься над тем, куда их с таким весельем приглашали придворные зазывали. Ведь стоило только стряхнуть слой блесток и оторвать накрахмаленные банты, взору бы тут же предстала по-настоящему страшная картина…

Три десятка безумцев разбиваются на пары и встречаются в центре арены, чтобы дать бой сопернику. До последнего вздоха, до финального стона, до тех самых пор, пока двадцать девять воинов не обернутся битой черепицей, возвысив тем самым одного единственного, победителя! На пути к заветной цели «счастливчики» будут готовиться, начищать оружие и разминать косточки, попутно вычисляя победоносную тактику, альтернативой которой является верная смерть.

Часто бывает так, что будущие соперники, сами того не желая, сближаются. Они вместе напиваются в кабаках, вместе призывая удачу, вместе мечтают о том, как распорядятся бессмертием, хоть и знают, что достанется оно лишь одному. Иным дуэлянтам выходит крепко подружиться, полюбить друг друга искренней братской любовью. Со стороны кажется, что два новоявленных приятеля, пьющих на брудершафт, не сумеют расчехлить оружие, встретившись на арене… Но каждый раз толпа убеждается в обратно. С первым же ударом гонга все, как один, будут готовы убить соперника, кем бы он ни был: другом, братом или отцом. Они пойдут на все, если это поможет им хоть на чуть-чуть приблизиться к победе.

Забавно, как волею Регины дикость первобытного уровня стала почтенным светским событием. Лютумвильцы приняли турнир в качестве доброй ежегодной традиции. Никто и не заикнулся против бесчеловечного по своей сути действа. Хлеб и зрелища. Зрелища и хлеб. К тому же, в самом конце у толпы появится новый герой! Одному из гладиаторов повезет по-королевски. Он отринет тлен, станет на шаг ближе к самой Регине!

Помимо роли «отвлекающего манёвра», турнир имел еще несколько скрытых значений. Одно из них – напоминание о том, что все творения королевы лишь пустоголовые марионетки. Наблюдая их бьющимися насмерть, Регина каждый раз мирилась с мыслью: ничего не изменится. Големы не научатся ценить жизнь, не узнают истинный ее вкус, даже за тысячу лет не сумеют освободиться из плена гордыни.

Ненавидеть подданных было проще, чем любить… Посему, королева ловила каждый повод испытать к ним симпатию. Иногда ей это удавалось. Де Люта убеждала себя в том, что любая жизнь имеет смысл, а если очень сильно постараться, то ее руки запросто слепят новых Платонов, Да Винчи и Коперников… А потом наступал турнир и словно струя леченой воды сгонял дрему самообмана. Вся жизнь Регины – представление, затянувшаяся игра в куклы, из которых великая и ужасная монархиня выросла давным-давно.