– Нет, вы можете выписать все, что вам угодно, – пояснил Майкл. – В прошлом месяце я всех уговаривал голосовать за Рейнака «Краткая история христианства и Стекеля «Странности поведения». Эти книги я читал, но, мне кажется, они должны быть в библиотеке.

«Соберите голоса, и я куплю», – сказал владелец гостиницы. – Мне все равно. А вот что вас заинтересует, м-р Харлей: обратите внимание, что в этой комнате, битком набитой книгами, – и он указал на заставленные книгами полки, – нет библиотекаря. Постоянно жильцы приносят сюда книги и берут новые. Если бы мы не следовали определенной системе, здесь был бы устрашающий беспорядок. Чтобы найти какую-нибудь книгу, пришлось бы все перерывать.

«Я разработал любопытную систему… Как видите, все полки разбиты на отделения. Всего здесь сорок отделений. Обратите внимание, что над каждым отделением висит на стене раскрашенная карточка. Здесь справа вы видите на карточке зеленую и белую полосу. Эти цвета означают американскую историю, и под цветными полосками так и написано: «История Америки». На каждой книге, находящейся в этом отделении, вы видите наклейку с зеленой и белой полосами. Эти наклейки сделаны по заказу. Прочтя книгу, вы помещаете ее в соответствующее отделение, руководствуясь цветом наклейки… Вот здесь у нас американские романы-цвета зеленый и красный, здесь английские романы – цвета голубой, белый и café-au-lait. Поняли мою мысль?»

– Конечно, понял, – сказал Харлей, – Это очень остроумно.

– Гм… не знаю. Во всяком случае система простая. Избавляет от хлопот. По утрам горничные обходят весь дом, собирают книги и ставят на место. Им не нужно соображать, к какому отделу относится книга. Они смотрят на наклейку.

– Как-то в прошлом году, – вмешался Майкл, мы все голосовали за книгу: «Ешь, и все-таки похудеешь!» Мы хотели, чтобы Гюс ее прочел и воспользовался указаниями, но боюсь, что он ее не читал.

– Конечно, не читал, – отозвался Гюс. – Господи боже мой, зачем мне худеть? Пожалуй, мой вес чуть-чуть больше нормального. Двести семьдесят пять фунтов – вот, когда я себя прекрасно чувствую. Несколько лет назад я спустил до двухсот шестидесяти, и все время ощущал слабость… А вот наша столовая…

«На стол мы обращаем большое внимание… И повар у нас прекрасный, можете мне поверить. Каждый день у нас подается, по крайней мере, одно новое блюдо. Это совсем несложно. Сезон продолжается сто пятьдесят дней, а повар заранее придумывает сто пятьдесят различных блюд.

Майкл снова вмешался в разговор.

– Гюс, расскажите ему о списке нелюбимых блюд.

Повернувшись к Харлею, он добавил:

– Этой гостиницей я интересуюсь не меньше, чем сам Гюс.

– Видите ли, – начал Гюс, – все это очень просто. Очень многие не едят тех или иных кушаний. Когда приезжает новый посетитель, мы посылаем к нему в номер карточку, на которой он записывает названия всех своих нелюбимых блюд. Этот список заносится в большую таблицу, которая вставлена в раму и висит в кухне. Наверху столбца написана фамилия гостя, а дальше следует перечисление нелюбимых им кушаний. Так, например, некоторые не едят баранины, и в те дни, когда у нас готовят баранину, им подают что-нибудь другое… Удобно, неправда ли? Харлей согласился с этим, а затем объявил, что ему пора идти. Дело Вильяма Брилля, о котором он не забывал во время осмотра дома, постепенно вытеснило все прочие мысли.

– Если я сейчас не уйду, я могу опоздать к шестичасовому поезду, идущему в Нью-Йорк.

– Если хотите, я пойду с вами к м-с Брилль, – вызвался Майкл, – и покажу вам дорогу.

– Благодарю вас, я буду очень рад.

Хозяин гостиницы был явно разочарован и обижен.

– Как, вы не хотите осмотреть цветники, площадку для тенниса, бассейн? – воскликнул он. – А театр? Да, мы устроили прекрасный театр в риге… Настоящая сцена, опускающийся занавес, кулисы – все, как следует… Многие из наших гостей проявляют драматический талант, иногда у нас останавливаются настоящие актеры….

– Знаете ли, что я вам скажу, Гюс? – перебил Харлей. – Мне бы хотелось здесь пожить. Нельзя ли мне приехать к вам как-нибудь в конце недели? Вы меня примете?

– Ну, конечно… если найдется свободная комната. Обычно дом переполнен, но я вас устрою, если вы меня предупредите заранее.

3

Майкл с Харлеем брели по склону холма, поросшего травой, направляясь к коттеджу м-с Брилль.

– Удивительная гостиница, говорил Харлей. – Впервые вижу такой дом. Этот человек обо всем подумал. А ведь он-ленивый толстяк…

– Нет, он не ленив, – заявил Майкл. – Он только считает себя лентяем, в действительности же он очень энергичен. Гюс – человек одержимый; его мания эта гостиница: дом, сад, пансион. Его жена тоже до известной степени помешана, впрочем, она может говорить и на другие темы. А Гюс не может. Иногда он ужасно надоедлив, потому что интересуется только своим домом и лишен чувства юмора.

«Нет, он не ленив… Лентяи – или больные люди, или же они ненавидят свою работу».

– Но он считает себя лентяем, – заметил репортер. – Толстые люди обычно бывают ленивы.

– Ошибаетесь. Толстяки ленятся не больше, чем все остальные. Они любят комфорт, а на любовь к комфорту принято смотреть, как на предрасположение к лени. Вот почему торговые агенты, комиссионеры и выскочки – вся эта банда – суетятся и делают вид, будто презирают комфорт. Все представления у них перепутаны, и любовь к комфорту они принимают за леность. Вы понимаете, что я имею в виду? Утром холодная ванна, пятнадцать минут на завтрак… «У меня деловой день… ничего не откладывай на завтра» … до четырех часов продиктовано восемьдесят пять писем… и прочий вздор! Они считают себя людьми энергичными, а в действительности лишь непроизводительно тратят энергию. Гюса все называли лентяем, и он сам этому верит.

«Всем заправляют люди, которые работают по два часа в день, но бывают дни, когда они совсем не работают».

– Я с вами согласен, – отозвался Харлей. – Все великие люди, каких я встречал или интервьюировал, казалось, имели в своем распоряжении много свободного времени.

– Гениальность – это мания, – сказал Майкл, – и устремленность к определенной цели. Гюс – гениальный хозяин гостиницы. Его мания – заботиться о комфорте гостей.

– Кто живет в этой гостинице? Что это за люди? Принадлежат ли они к какой-нибудь определенной категории?

– Гм… все они люди с яркой индивидуальностью, ответил Майкл. Люди чуткие… писатели, артисты, независимые женщины… бывают и дельцы… Но здесь нет вялых тупиц.

– Когда такие люди живут вместе, – сказал Харлей, – всегда что-нибудь случается.

– A здесь все ограничивается болтовней. Это самый тихий уголок на земном шаре. На днях мы с Гюсом рассуждали на эту тему и пришли к тому заключению, что для развлечения нам не повредил бы какой-нибудь скандал на территории гостиницы. Это подействовало бы возбуждающе. Я намекнул Гюсу, что все бы встрепенулись, если бы дом сгорел, но Гюса чуть не хватил удар. Немного спустя я видел, как он бродил по дому и осматривал дымоходы… Нет, здесь мы довольствуемся болтовней…

4

Майкл Уэбб и Сэмуэль Харлей вместе явились с визитом к матери Вильяма Брилля. В тот день Сэмуэль Харлей держал себя в коттедже м-с Брилль очень решительно и самоуверенно. Вежливо задавал он наглые вопросы. Он хотел знать, всю ли свою жизнь прожил Вильям в этом доме; говорил ли когда-нибудь о своем намерении жениться на дочери миллионера; чей портрет висит над камином – не дедушки ли Вильяма; помогал ли Вильям матери; случалось ли ему раньше попадать в беду.

Его мать, раскрасневшаяся от смущения, сказала, что Вильяму никогда не случалось попадать в беду.

– А вы находите, что сейчас он попал в беду? – грубо спросила Маргарет, сестра Вильяма.

На это репортер не обратил внимания и продолжал развязно задавать вопросы.

– Вчера я проинтервьюировал Пемплей, – продолжал он. – Они говорят, что мисс Пемпль сделала мезальянс. Не желаете ли вы высказаться в свою очередь?

– Нет, м-с Брилль нечего было сказать, но мисс Брилль пожелала высказаться. Говорила она горячо и пространно, столь пространно, что историк может привести лишь отрывок из ее речи. – Гм… Сделала мезальянс, вот как? Эта некрасивая…

– Вы с ней когда-нибудь встречались, мисс Брилль?

Репортер говорил спокойным, бесстрастным тоном.

– Нет, никогда, но я видела снимки в газетах. Она всюду старается пристроить свои карточки…

И мисс Брилль стала язвительно перечислять:

– «Мисс Пемпль со своим отцом Д.Александром Пемплем на Пятой Авеню» … Скажите, пожалуйста!.. «Мисс Мод Пемпль на скачках»… Как шикарно!.. «Мисс Пемпль в Париже входит к Ритцу [Самый фешенебельный отель Нью-Йорка и многих европейских столиц] выпить чаю»…

– Успокойся, милочка, успокойся, – прошептала м-с Брилль.

– Она не говорит, что сделала мезальянс, заявил Харлей. – Это мнение ее родителей.

– Вильям для них недостаточно хорош, да? Потомок человека, приехавшего на «Mayflower’e» [Корабль, высадивший в 1637 г. в Нью-Плимуте 40 колонистов пуритан], не угодил семье Пемпль? Предок Вильяма Брилля высадился на Плимут-Роке. Он помогал…

Услышав это, Сэмуэль Харлей просиял.

– Будьте добры повторить, мисс Брилль. Вы уверены в том, что предок вашего брата был одним из первых поселенцев, приехавших на «Mayflower’e»?

– Ну, конечно! Наши предки возделывали землю которой завладели теперь эти разбойники с большой дороги!

Харлей шепнул Майкелю Уэббу:

– Теперь кое-чего мы добились! Здорово! Можно будет написать любопытный фельетон.

– Пусть они этим подавятся! – воскликнула мисс Брилль, которая умела выражаться по-мужски. Можете напечатать в вашей газете все, что я вам сказала.

– О, я этого не сделаю, мисс Брилль! Зачем разжигать вражду?

– Мне все равно, если хотите, можете напечатать.

– Успокойся, милочка, успокойся.

Действительно, предки Бриллей приехали на Мауflower’e». Высадившись на Плимут-Роке, они обосновались в новой стране и триста лет просидели на одном месте, ничем не проявив себя.

5

B сущности м-р Харлей был благодетелем Пемплей и Бриллей, ибо статья его, помещенная в воскресном журнале, немало способствовала примирению этих двух семей. Бракосочетание мисс Пемпль он определил не как скандальную, а как романтическую историю.

Он изучил родословную Вильяма Брилля и говорил об этом молодом человеке, как о представителе американской аристократии. Пемплей он называл финансовыми королями. Он утверждал, что мисс Мод Пемпль была самой красивой девушкой в Нью-Йорке.

Род Бриллей, – заявил он, – мощный новоанглийский род, благодаря которому наша страна стала великой и свободной. (Жители Новой Англии, по Харлею, всегда происходили из «мощного» рода.) Ловко упомянул он в своей статье о Плимут-Роке, о Хауторне, Эмерсоне, Джоне Хэнкоке и Сэмуэле Адамсе.

Пемплям статья очень понравилась, и они изменили мнение о своем зяте – бывшем шофере.

Что касается предка Пемплей – он не был в числе тех, кто приехал на «Mayflower’e». И тем не менее, этот предок достиг известности. Вскоре после войны за освобождение приплыл он к нашим берегам. Это был бедный, молодой, трогательно-невежественный немец-эмигрант. К жизни в суровой стране он оказался совершенно неподготовленным; у него не было ничего, кроме узелка с платьем и бешеного стремления к наживе. Через три месяца мы находим его в индейском поселке, где он обменивает виски на меха. Не имея капитала, лишенный поддержки влиятельных лиц, он должен был действовать чрезвычайно осторожно, но молодой Пемпль был наделен коммерческими способностями и твердо решил победить. Впоследствии, когда Пемпль разбогател и стал важной особой, он частенько за бутылкой мадеры вспоминал со смехом, как ему приходилось просиживать ночи напролет и разбавлять водой виски для индейцев. Вода, красный перец и табак, – красный перец для вкуса, табак для цвета.