– Тише, малыш, – пробормотала она и горестно улыбнулась Генри. – Он похож на тебя – почти не спит и всегда в движении. Мне кажется, во время коронации он бежал с кем-то наперегонки!

Генрих усмехнулся:

– Наверное, радовался, что родится сыном короля. Что за дети у нас будут! – Он присел рядом с Алиенорой и сжал ее нежные руки своими мозолистыми пальцами, рассеивая ненадолго возникшее между ними отчуждение. И чтобы окончательно загладить недоразумение, как галантный кавалер опустился на пол у ее ног и, прихлебывая вино из ее кубка, начал спрашивать ее мнение по вопросам, касающимся назначения других придворных чиновников. Говорил в основном Генрих, а Алиенора слушала, потому что речь шла об английских делах, и касались они людей, которых она едва знала, но ей было приятно, что мужа интересует ее мнение, и она то и дело высказывала свои суждения. Они пришли к мнению, что Найджела, епископа Или, бывшего королевского казначея, следует уговорить остаться на службе, потому что только он, с его огромным опытом, сможет привести в порядок казначейство и гарантировать приток доходов в казну. Ричард де Люси, служивший королю Стефану, займет одну из высших должностей в управлении государством, как и Роберт де Бомон, граф Лестер.

– Мне безразлично, кому служили эти люди в прошлом, – сказал Генрих. – Мне нужны их выдающиеся способности и преданность. Я сказал, что никому не доверяю, но готов дать подданным, обладающим честной душой и умом, шанс доказать свою верность. И де Люси, и де Бомон знают, что такая служба в их интересах.

Алиенора нежно взъерошила кончиками пальцев его волосы, любуясь тем, как отблески пламени играют на рыжевато-золотистых волнах. Ей придется добиться расположения и этих мужчин. В отсутствие Генриха, который не всегда будет находиться в Англии, она должна будет с ними общаться, и пусть они станут ее союзниками, а не врагами.

– С сыночка Стефана глаз спускать нельзя, – продолжал Генрих. – Хоть он и отказался от притязаний на корону, его могут избрать своим предводителем несогласные.

Алиенора мысленно перебрала придворных, с которыми ей довелось встретиться за последние недели. Переживший отца младший сын короля Стефана, Вильгельм Булонский, был приятным, ничем не примечательным молодым человеком на пару лет моложе Генриха. Он чуть прихрамывал из-за давнего перелома и вряд ли годился в великие вожди. Разве что кто-нибудь решит использовать беднягу в своих интересах.

– Мудрое решение, – согласилась она и зевнула, прикрывая рот ладонью. Долгий день навалился на нее; у огня было тепло, вино приятно кружило голову.

Генрих поднялся:

– Пора пожелать тебе спокойной ночи, любовь моя.

– Ты не ляжешь в постель, хоть ненадолго? – спросила она с ноткой мольбы. Ей хотелось завершить этот великолепный день в его объятиях.

– Позже. У меня еще остались дела. – Он нежно поцеловал ее в губы и ненадолго положил ладонь на большой живот. – Ты – истинное воплощение настоящей королевы. Я никогда не видел женщины, которая была бы так прекрасна и величественна, как ты сегодня.

Его слова смягчили ее разочарование и наполнили Алиенору теплым светом. Она проводила взглядом направляющегося к двери Генриха: он ступал так же бодро, как и утром. На пороге он обернулся и одарил ее нежной улыбкой, а потом исчез с порывом холодного воздуха.

Алиенора созвала своих дам и приготовилась удалиться на ночь, сожалея о том, что осталась одна, но все же весьма довольная этим долгим днем.

Оруженосец Генриха осторожно постучал в дверь взятого внаем дома на улице Истчип, в нескольких минутах ходьбы от Тауэра. Засов отодвинулся, и служанка молча впустила молодого человека и его вельможного господина, после чего закрыла дверь и преклонила колени.

Не обращая на нее внимания, Генрих устремил взгляд на молодую женщину, которая при его появлении присела в реверансе. Она низко склонила голову, и он видел лишь пышную копну пепельно-каштановых волос на фоне бледного льна сорочки. Генрих подошел к ней и указательным пальцем коснулся подбородка, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Мой король, – сказала она, и ее пухлые губы расплылись в улыбке, которая когда-то его околдовала. – Генрих.

Он поставил ее на ноги, прижал к себе и страстно поцеловал. Она обвила руками его шею и нежно, почти по-кошачьи, заурчала. Ощутив тепло ее гибкого тела, он зарылся лицом в ее густые локоны, вдыхая ароматы свежей травы и шалфея.

– Ах, Элбурга. – Его голос сорвался. – Ты мила, как весенний луг.

Она уткнулась носом ему в шею.

– Я и не надеялась, что ты придешь ко мне сегодня. Думала, будешь слишком занят.

– Ну да, я занят, но для тебя у меня время найдется.

– Ты голоден? Есть хлеб и вино.

Он покачал головой и обхватил ее грудь:

– Я сегодня наелся до отвала. Сейчас мне нужно безотлагательно удовлетворить голод другого сорта.

Элбурга с тихим смехом высвободилась из его объятий. Взяв с подставки свечу, она повела Генриха по крутой лестнице в спальню, на чердак.

Свеча почти догорела, когда Генрих потянулся за одеждой, собираясь уходить.

– Не уходи. – Элбурга нежно провела пальцами по его обнаженной спине.

Он с сожалением вздохнул:

– У меня слишком много дел, любовь моя. Скоро придет архиепископ Кентерберийский, и неуместно встречать его, едва покинув постель любовницы, какой бы соблазнительной эта постель ни была. – Он поднес ее руку к губам: – Я скоро приду снова, обещаю.

– Королева была сегодня очень красивой, – тихо сказала Элбурга.

– Это правда, но она – не ты.

Элбурга выпрямилась и принялась приглаживать растрепавшиеся пряди.

– Любовь моя, ты – совсем другое дело. – Он заправил выбившийся локон ей за ухо. – Есть обязанности… а есть удовольствия, и встречи с тобой – удовольствие.

К тому же Алиенора беременна, и он не мог делить с ней постель.

Из угла за шторой донесся тихий плач просыпающегося ребенка. Элбурга набросила сорочку и исчезла за занавеской, тут же вернувшись с рыжеволосым младенцем на руках.

– Тише, маленький, тише, – промурлыкала она. – Видишь, твой папа пришел.

Ребенок уставился на Генриха, собираясь заплакать, но тот скорчил ему рожицу, и малыш со смехом уткнулся носом в мягкую белую шею матери, а потом снова посмотрел на Генриха своими круглыми голубыми глазами. Генрих ответил ему радостным взглядом. Нет ничего хуже вопящего младенца, которого не успокоить.

– Я о нем позабочусь, – сказал он. – Этот мальчик – сын короля, и у него будет все, чтобы проложить себе дорогу в этом мире.

В глазах Элбурги мелькнул страх:

– Ты ведь не заберешь его у меня? Я этого не вынесу.

– Не болтай чепухи!

Генрих увернулся, чтобы снова поцеловать Элбургу. Конечно, малышу лучше с матерью. А вот когда он подрастет, станет умнее и сильнее, настанет время учиться, и от материнской юбки парнишку придется оторвать, но сейчас говорить об этом не было нужды.

– Мне пора.

Он ласково потрепал ее по волосам, поцеловал сына и, уходя, положил на стол толстый мешочек с серебряными пенни, в дополнение к той монетке, которую Элбурга поймала в тот день у собора.

В темном зимнем небе не было и проблеска рассвета, и Генрих решил, что может пару часов понежиться в кресле, а потом подготовиться к визиту архиепископа. По дороге в Тауэр его мысли были заняты государственными делами, а воспоминания об Элбурге отодвинулись на задворки сознания.

2. Поместье Бермондси, близ Лондона, декабрь 1154 года

Алиенора рассматривала человека, которого Генрих только что назначил канцлером Англии. Томас Бекет был высоким и худым, с квадратным тяжелым подбородком, крупным носом и проницательными серыми глазами, которые, даже сосредоточившись на чем-то конкретном, не упускали из виду ничего из происходящего вокруг.

– Вас можно поздравить, мастер Томас, – сказала она.

Он поклонился, легко взмахнув рукой:

– Я благодарен королю за предоставленную мне возможность, г-госпожа. Я сделаю все возможное, чтобы служить вам обоим в м-меру моих сил. – Он говорил медленно, размеренно. Впервые услышав его, Алиенора подумала, что он пытается придать себе больше значимости, но теперь поняла: Томас Бекет старался скрыть заикание. Дипломатом он был, несомненно, выдающимся, по словам архиепископа, во многом именно благодаря Бекету удалось убедить Рим не признавать Эсташа, сына короля Стефана, наследником Английского трона.

– Что ж, будем надеяться, что нас ждут великие свершения, мастер Томас.

– Только скажите, что нужно делать, и я сделаю все возможное, чтобы воплотить это в жизнь.

Он спрятал руки в меховые рукава, более широкие, чем обычно, видимо, призванные увеличить пространство, которое занимал сам канцлер. Алиенора заметила и роскошную брошь, приколотую к его плащу, и золотые кольца, украшавшие его ухоженные пальцы. У мастера Бекета были хороший вкус и тяга к роскоши, как и у многих при дворе. Занимающий высокое положение должен был и внешне выглядеть достойно – одеваться и вести себя, как заблагорассудится, мог лишь всемогущий Генрих. И все же за аппетитами канцлера нужно было проследить.

– Я уверена, что мы найдем общий язык. Всегда приятно познакомиться с тем, кто не понаслышке знает об особенностях дипломатии в королевстве.

Бекет поклонился:

– Да, г-госпожа. Однако всегда есть чему научиться, и я с нетерпением жду возможности приступить к своим обязанностям.

С каждым произнесенным словом его голос звучал все весомее и многозначительнее. Как он жаждет выслужиться, подумала Алиенора, но явно не прочь и воспользоваться новыми полномочиями.

Вошел, весело сверкая глазами, Генрих:

– Ну как, выходим на охоту, милорд канцлер? – Он приветливо хлопнул Бекета по плечу. – Конюхи подыскали тебе быстроногую лошадь, а я одолжу одного из моих ястребов, пока ты не обзаведешься собственным скакуном и птицами.

– Сир, я всегда рад служить, – поклонился Бекет.

– Ха! Ну тогда – вперед! – И Генрих направился к выходу, подхватив канцлера с таким воодушевлением, будто он ребенок, нашедший нового товарища для игр. Остальные придворные допили вино, проглотили последние кусочки хлеба и бросились следом, мечтая сейчас же выехать на охоту, желая произвести впечатление на нового короля. Алиенора смотрела им вслед, завидуя мужской свободе. В последние месяцы беременности ей приходилось ограничиваться делами в замке. Мужчины будут говорить о политике и государственных делах, восторженно спорить об охоте. Станут укреплять союзы, хвастаться достижениями, пускать пыль в глаза и выплескивать избыток энергии в скачке. Генрих поближе познакомится с Бекетом и другими государственными мужами, от которых зависело его правление, а они поближе узнают его – ровно настолько, насколько решит король.

Пока мужчины охотились, Алиеноре оставалось лишь общаться с их женами, дочерьми и подопечными, заодно налаживая и свои связи. Женские хитрости часто оказывались более действенными, чем мужская болтовня, и целей всегда можно было достичь и без участия в хвастливых состязаниях и безумных скачках.

Среди дам Алиенора сразу выделила Изабеллу, графиню де Варенн, жену Вильгельма Булонского, сына Стефана. Это была привлекательная молодая женщина с блестящими темно-каштановыми волосами, заплетенными в две толстые косы, которые выглядывали из-под вуали. Ее теплые карие, с золотыми крапинками глаза, искрились весельем и умом. Изабелла взяла маленького сына Алиеноры под свое крыло и рассказала ему незамысловатую историю о кролике, изображая животных особым образом сложенными пальцами и нежно щекоча малыша.

Гильом смеялся и восторженно визжал.

– Еще! – подпрыгивая, требовал он. – Еще… Давай!