Ригель поднял руку и обхватил пальцами бутон, продолжая смотреть девушке в глаза. Затем он начал медленно сжимать его, как тисками, и сжимал до тех пор, пока тот не распался. Помятые лепестки упали к ногам девушки, словно горсть мертвых бабочек.

– Я сложный человек, – процедил он сквозь зубы, отвечая на ее вопрос.

У меня по спине пробежали мурашки, когда я услышала его низкий хриплый голос.

Потом Ригель развернулся и ушел. Шаги стихли где-то в конце коридора, но я по-прежнему слышала его слова, как будто он все еще был в классе. Его голос проложил дорожку внутри меня.

Я вздрогнула, когда чья-то рука коснулась моего плеча, и резко обернулась. Билли посмотрела на меня в замешательстве.

– Я тебя напугала? Извини! Вот бутылка. Пришлось пободаться с уборщиком, но в итоге мне удалось ее заполучить! – Она помахала у меня перед носом своим трофеем, а я только делала вид, что смотрю, на самом же деле я была в ступоре и ничего не видела.

Мы наполнили бутылку водой из садового крана и пошли обратно. Билли продолжала о чем-то рассказывать, но я ее почти не слушала.

Мои мысли были заняты Ригелем, я размышляла о маске вежливой учтивости, за которой он скрывался. Любые попытки заглянуть за нее вызывали у него циничную улыбку, как будто его забавляла игра с людьми. Как ему это удавалось? Сначала очаровать, а в следующий момент напугать до смерти…

Из чего сделан Ригель? Из плоти и крови или из кошмаров?

Билли заметила Мики в толпе и подбежала к ней, сияющая, как подсолнух.

– Мики! Смотри! И в этом году тоже!

Мики рассеянно посмотрела на розу.

– Видишь, она белая!

– Как и всегда, – пробормотала Мики, открывая свой шкафчик. Одна из красных роз упала на пол, и, не обратив на это внимания, Мики засовывала учебники, не волнуясь о втором цветке. Билли подняла розу и протянула ее подруге с довольной улыбкой. Мики застыла, какое-то время смотрела на цветок, потом тяжело вздохнула и швырнула его в шкафчик.

– Хм! Как думаешь, я не слишком много воды налила в бутылку? Она не захлебнется? – спросила Билли, повернувшись ко мне, и я ответила, что цветы, безусловно, способны на многое, но захлебнуться они не могут.

– Ты уверена? Не хочу ей навредить, она такая нежная.

– Извини! – раздался чей-то голос.

Позади Мики стоял парень, совершенно не подозревая, что держит в руках ярко-красную бомбу.

– Прошу прощения! – Он улыбнулся, и мы с Билли наблюдали, как он тихонько похлопал Мики по плечу. И резко побледнел, когда Мики повернулась, сверкнув на него глазами.

– Ну что еще? – хмыкнула она, любезная, как разъяренный бык.

От смелости парня не осталось и следа.

– Я просто хотел… – Смущенный, он водил рукой по стеблю, и взгляд Мики стал еще острее.

– Что?

– Нннет… ничего, – торопливо ответил он и, спрятав цветок за спину, нервно рассмеялся, а потом убежал, да так быстро, как будто земля горела у него под ногами.

Мы молча смотрели парню вслед.

– Одно можно сказать точно, – нарушила тишину Билли, – ты многих сводишь с ума.

Мики замахнулась на Билли, и та весело взвизгнула. Они начали шутливую потасовку, извиваясь вокруг друг друга, как речные змеи. А я тем временем открыла свой шкафчик.

И в следующую секунду мир остановился.

Улыбка сползла у меня с лица, я перестала слышать окружающий шум, его, как бездна, поглотил открытый шкафчик.

Она была… черная.

Черная, как безлунная ночь.

Неправдоподобно черная. Не знала, что такие вообще бывают.

Чернильно-черная.

Забыв дышать, я потянулась и вытащила ее из металлической клетки. Перед моими глазами предстала черная роза, дерзкая и колючая, овеянная печалью.

Стебель она имела не гладкий и безобидный, как у других, а усеянный шипами. Я смотрела на розу так, как будто она ненастоящая.

И на этот раз сомнений не возникло. Я вдруг все поняла. Сердце забилось, в мозгу щелкнул механизм. Я поняла то, что давно должна была понять. Учебники упали на пол, когда я попятилась, в пластыри впились шипы.

Я не теряла фотографию. Я никогда ее не потеряла бы. И чем глубже становилась моя уверенность, тем глубже роза впивалась шипами.

Я повернулась и побежала. Мир перед глазами расплывался, когда я летела по коридору, двору, через ворота, повинуясь внутреннему импульсу. Я слышала слова девчонок: «Она черная…», «Никогда не видела черную розу…», «Какая красивая!»

«Она черная, черная, черная», – грохотало в голове, пока я бежала домой без оглядки.

Трясущейся рукой я вставила ключ в замок, вошла, бросила рюкзак у лестницы, куртку – на верхней ступеньке. Мой набег разбился об его дверь. Я остановилась.

Роза царапала пальцы через пластыри. Она как будто являлась доказательством его вины. Она развеяла мои сомнения, как бы безумно это ни было. Неправдоподобно, нелогично и абсурдно.

И все-таки, права ли я? Это он забрал фотографию?

Он мне сказал: «Не входи в мою комнату». Я резко нажала на дверную ручку и вошла. Ригеля дома точно не было, потому что после уроков он в наказание оставался в школе. Закрыв дверь, я осмотрелась. Все здесь стояло на своих местах. Шторы хорошо выглажены, кровать заправлена. Я не могла не отметить, что в комнате царил идеальный, я бы даже сказала, нечеловеческий порядок. Казалось, что Ригель никогда здесь не спал, хотя книги на прикроватной тумбочке принадлежали ему, и одежда в шкафу – тоже. Даже не подумаешь, что он проводил здесь большую часть времени…

Нет. Я нервно сглотнула. Это его комната. Ригель здесь спал, делал уроки, переодевался. Рубашка на спинке стула принадлежала Ригелю, и блокноты на столе, исписанные витиеватым почерком, принадлежали ему. В воздухе пахло его парфюмом.

Меня охватило странное беспокойство. Шипы кололи меня, напоминая, что надо поторопиться. Я осторожно подошла к столу. Перебрала стопку бумаг, передвинула несколько книг, потом заглянула в шкаф, в комод, даже в карманы пиджаков. Я рылась везде, стараясь класть вещи туда, где они лежали. Обыскала все ящики тумбочки, которые оказались полупустыми. Фотографии нигде не было.

Я остановилась в центре комнаты и провела ладонью по лбу. Где же она еще может быть? Вроде я везде посмотрела. Хотя нет, не везде…

Я посмотрела на кровать, подушку, на аккуратно подвернутый край простыни, на ровное, без единой складки покрывало. Потом глянула на матрас и вспомнила, как в приюте прятала под ним остатки шоколада, которым нас угощали гости, чтобы потом было чем себя побаловать; вспомнила, как прятала туда же палочки от мороженого, чтобы их не нашли во время уборки…

Я должна была его услышать.

Может, если бы я не потянулась к матрасу, чтобы приподнять его и ничего не найти, я заметила бы его раньше. А если не сжимала так крепко розу, то ощутила в пальцах холодок, предвещающий эти слова.

– Я же запретил тебе входить в мою комнату.

Секунда, и я рухнула в черную реальность. Я оказалась в ловушке.

Окаменевшая, я медленно повела глазами, пока наконец не уткнулась взглядом в стоящего в дверном проеме Ригеля, мрачного и надменного, таким только он умел быть.

Ужасный – по-другому его не описать. Взглядом он пригвоздил меня к месту. С по-кошачьи суженными зрачками, его черные глаза сияли, как две бездны, готовые меня поглотить. От страха я не могла пошевелиться, даже сердце замерло. В эту минуту он показался мне чудовищно высоким и страшным: напряженные плечи, жесткие глаза, как у хранителя ночных кошмаров.

Я только что нарушила установленные им границы… Я надеялась найти путь к отступлению, когда он медленно поднял руку и закрыл дверь. Язычок замка щелкнул, как затвор пистолета, я вздрогнула. Ригель только что закрыл дверь…

– Я… я просто…

– Просто? – его угрожающий тон царапал слух.

– …просто искала кое-что.

Его взгляд был пугающе тверд. Я сжала розу, не зная, за что еще держаться.

– Искала кое-что в моей комнате?

– Фотографию.

– И как, нашла?

Я не решалась ответить, мои губы дрожали.

– Нет.

– Нет, – зло прошипел он, прищурив глаза, и мне отчаянно захотелось убежать из этой комнаты как можно дальше.

– Ай-ай, Ника, ты забираешься в логово волка и при этом надеешься, что он не разорвет тебя на куски.

Я сжалась, когда он подошел. «Беги отсюда!» – громко и отчетливо звенело в голове, но я не сдавалась.

– Это был ты? – Я подняла черную розу. – Это ты положил ее в мой шкафчик?

Ригель остановился, равнодушно посмотрел на цветок, приподняв бровь.

– Я? – Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, полной злобы. – Дарить? Цветок? Тебе? – Ригель опять кусал меня словами, и моя уверенность, что это сделал он, мгновенно рухнула. Его забавляла охватившая меня нерешительность, ухмылка на его губах сложилась в тонкую ниточку.

Вдруг он подошел и выхватил у меня розу. От неожиданности я открыла рот, потому что он начал обрывать с розы лепестки – на пол лился дождь из черного конфетти.

– Нет! Нет! Отдай! – Я бросилась к Ригелю. Все-таки роза моя, это подарок! Она ни в чем не виновата! И теперь, когда Ригель так жестоко расправлялся с ней, нужно было ее защитить. Я отчаянно царапала его руки, но он поднял розу так высоко, что я не могла дотянуться. Он оторвал последний лепесток, а я, все еще на что-то надеясь, тянулась за ней, встав на цыпочки.

– Ригель, перестань! – Я схватила его за грудки. – Прекрати!

И в этот момент я потеряла равновесие и начала падать. Ригель этого не ожидал и не успел среагировать и завалился на кровать вместе со мной. Что-то навалилось мне на грудь и заслонило собой потолок. Сквозь прищуренные веки я увидела размытые цветные пятна и зажмурилась.

Вдруг я почувствовала, как что-то мягкое коснулось сначала моих волос, потом ключицы. Лепестки! Когда я открыла глаза, у меня перехватило дыхание – лицо Ригеля находилось в сантиметре от моего, он буквально нависал надо мной.

Сердце бешено заколотилось в груди. Его колено оказалось между моими бедрами, ткань брюк касалась моей кожи. Дыхание Ригеля, влажное и тяжелое, обжигало лицо; его руки упирались в кровать, зажав мою голову, как ястребиные лапы.

Я вздрогнула, встретившись с горящими глазами, и мне показалось, что в его взгляде я уловила нечто, чего никогда прежде не видела, – искру света. И у меня пересохло в горле. В его глазах я видела отражение своих приоткрытых губ – мы оказались так близко друг к другу, что я не отличала свое сердцебиение от гулких ударов его сердца.

Мое изумление было его изумлением. Мое дыхание было его дыханием. Все было его, даже моя душа.

Я дернулась, ощутив дрожь во всем теле. «Беги отсюда!» – снова раздался крик в голове, и с силой, о которой я даже не подозревала, я резко оттолкнула Ригеля, вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Так, наверное, заяц убегает в поле от ястреба.

Спотыкаясь, я пронеслась по коридору, проскользнула в свою комнату, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, осев на пол.

Сердце больно колотилось о грудную клетку, руки и ноги дрожали, кожа все еще помнила его грубое прикосновение, как будто он поставил на мне свою печать.

Что он сделал со мной? Каким ядом отравил?

Я немного успокоила дыхание, но внутри меня по-прежнему извивалось что-то жгучее. Оно что-то шептало мне в ухо, играло с моим сердцем и бродило по моим мыслям. Упивалось моими болезненными ощущениями и превращало их в озноб.

Может, я сходила с ума? Ведь этому нет объяснений, этому нет конца.

Мне не было никакой пощады.

Глава 10. Книга

Невинность – это не то, что теряешь.

Она никогда не исчезает, несмотря на всю боль.

Я не могу пошевелиться. Ноги трясутся, глаза не видят. Темнота слишком густая. Зрачки прыгают из стороны в сторону, словно на что-то надеясь. Ногти судорожно царапают металл, но я не могу освободиться. Никогда не могла.