Убитая монета (страница 3)

Страница 3

– А наша Анна Иоанновна, значит, сама нумизматикой не увлекалась? – Как и все, Виноградов зачитывался в свое время романами Валентина Пикуля, поэтому немного представлял себе, кто, когда и у кого был фаворитом при русском дворе.

– Коллекционирование – это одна из немногих сфер общественной жизни, где равноправие полов еще не стало свершившимся фактом. В московском клубе нумизматов, помнится, не было даже женского туалета. – Улыбнулась госпожа Леверман:

– Я не говорю о складывании стопок золотых монет в банковскую ячейку на черный день, или на пенсию. Здесь женщины – большие умницы и молодцы! Я говорю о настоящих нумизматических ценностях, которые стоят десятки, сотни тысяч и даже миллионы долларов. Вот такие монеты женщинам совсем не интересны.

– И ничего с этим не поделать? – Поддержал адвокат разговор не столько из интереса, сколько из вежливости.

– Да отчего же… Не то, чтобы женщин не допускали в нумизматику, вовсе нет. Думаю, их появление многие коллекционеры даже будут приветствовать стоя… – улыбнулась госпожа Леверман. – Аплодировать, делать комплименты и скидки, обучать, просвещать, давать советы и консультации. Да и сами начнут следить за манерами, за языком, за одеждой…

– Так в чем же дело?

– Просто женщины сами пока в нумизматы не идут. Хотя попытки их как-то привлечь, как-то заинтересовать тем, чем мужчины могут заниматься часами и сутками, круглый год, предпринимались уже не один раз.

– Очень благородно со стороны представителей сильного пола, – кивнул Виноградов.

– Причем тут благородство? – Пожала плечами его собеседница. – Это просто позволило бы значительно увеличить число вовлеченных людей. А значит и капитализацию нумизматических коллекций. Вот, например, один очень умный и опытный нумизмат предложил взять пару монет по сотне тысяч долларов каждая. Такие монеты – большая редкость, это почти уникальная вещь. А потом аккуратно, профессионально, ни в коем случае не испортив, вставить одну – в эксклюзивные часы престижной марки, а другую – в роскошную брошь знаменитой ювелирной фирмы. Часы с монетой надо будет подарить какой-нибудь европейской особе королевских кровей, желательно – молодой и симпатичной, а другое – современной актрисе мирового уровня, наподобие Мэрилин Монро или Анджелины Джоли. И все, дело сделано, дело в шляпе, как говорится…

Мария Леверман убедилась, что ее слушают, и продолжила:

– Мода на коллекционные монеты захлестнет мир женщин. И будет всем, как считает этот человек, счастье. С женщинами-нумизматами станут знакомиться мужчины, появятся дети-нумизматы и нумизматические династии. Дети-нумизматы начнут изучать иностранные языки, географию, историю мира и родных стран, будут читать – и вообще гармонично развиваться. Да и мужчинам, причем, не только коллекционерам, станет намного проще выбирать своим прекрасным дамам подарки не только на Восьмое марта, но и на Новый год, на день рождения, на годовщину свадьбы и так далее. Так что ряды участников рынка оборота монет, таким образом, расширятся еще и за счет не охваченных этим увлечением мужчин.

– Вы полагаете, это реально?

– Настоящий коллекционер – почти всегда мечтатель. Мой отец был таким, – наследница покойного коллекционера, видимо, вспомнила об условностях и предложила:

– Чай, кофе?

– Нет, спасибо, – отказался Виноградов.

– В магазин к нам сюда ходит одна, постоянно. – Не выдержал и решил подключиться к разговору Живчик, – Деловая, состоятельная женщина, хозяйка пары косметических салонов. Так вот, она точно монеты собирает.

– Какие? – Удивилась, или сделала вид, что удивилась, Мария.

– Красивые.

– В каком смысле? «Пруфы»?[2]

– Да нет, я же говорю – просто красивые… – Живчик снисходительно покачал головой. – Зайдет, по стеллажам глазами пробежится, выцепит что-то блестящее – и покупает. Одну, две монеты, редко больше. Под настроение, что понравится. Прямо, как сорока.

– Фу, какое грубое сравнение. А может, только так и стоит собирать коллекции – что нравится?

– Чисто женский подход, – пробормотал себе под нос Живчик.

– Я не вижу, чем он хуже любого другого, – очевидно, Мария Леверман посчитала, что настало время перейти к делу. Она выдвинула ящик письменного стола, достала синюю пластиковую папку, открыла ее и положила перед Виноградовым брошюру:

– Вот, посмотрите. Каталог основных лотов осеннего аукциона.

Брошюра была отпечатана в цвете, на хорошей и плотной бумаге. Ее страницы, насколько мог видеть Владимир Александрович, заполняли бесчисленные изображения монет – золотых, серебряных и даже медных. При этом практически любое изображение сопровождалось текстом того или иного размера. Образования Виноградова вполне хватило, чтобы узнать немецкий язык, однако слова и обозначения оказались для него слишком специфическими. Это не укрылось, конечно же, от внимания хозяйки магазина:

– Там перевод, я заложила.

Виноградов не сразу заметил между страницами сложенный вдвое листок с русским текстом:

«Пробный рубль 1740, СПб МД. 25,78 г. Биткин 49 (R4).

1’000 рублей по Петрову!! 300 рублей по Ильину!!

Узорчатый гурт. Редчайший! Одна из самых интересных монет! Один из величайших российских раритетов. Самая ценная российская серебряная монета наряду со знаменитым Константиновским рублем. Единственная в жизни возможность приобрести этот самый впечатляющий раритет впервые более чем за 40 лет. Маленький значок коллекционера «А. Т.» на гурте! Прекрасная патина. Состояние почти превосходное».

– Вы представляете себе, что это за монета?

– Боюсь, не в полной мере, – признался адвокат.

– Я так почему-то и думала. – Виноградову показалась, что Мария Леверман посмотрела на Живчика без особого уважения. Очевидно, он уже не в первый раз давал ей повод сомневаться в своих рекомендациях и оценках. Тем не менее, она опять перевела взгляд на адвоката и задала несколько странный вопрос:

– Как вы думаете, сколько копеек в рубле?

– Сто? – Без особой уверенности ответил Виноградов.

– Смотря, в каком рубле… – подал голос Живчик, явно пытаясь ему что-то подсказать.

– Пробный рубль 1740 года, так называемый «Бензельный Антоныч», продали десять лет назад на аукционе за четыре миллиона четыреста тысяч долларов. Если пересчитать на современные российские деньги, получается миллиард, или сколько там точно, копеек…

Адвокат теперь несколько по-иному воспринимал изображение в каталоге.

Вроде бы, ничего выдающегося. В центре крупный и замысловатый вензель, над ним императорская корона, а по кругу надпись, обращенная внутрь «IОАННЪ. III. Б. М. IМПЕРАТ: IСАМОДЕР: ВСЕРОС:» На обратной стороне, герб Российской империи, дата «1740» и крупно – «МОНЕТА. РУБЛЬ.».

– Интересно, что российского государя Иоанна Антоновича на западе считают Иваном VI, после Ивана V – брата Петра Первого, а на монетах он значится Иоанном Третьим. – Пояснила госпожа Леверман. – Документов по поводу пробной рублевой монеты, которую называют «Бензельный Антоныч», нет. Поэтому количество отчеканенных экземпляров неизвестно. Биткин дает редкость R4, то есть в мире существует всего два-три экземпляра, некоторые считают, что четыре, или даже пять…

– По-настоящему подтверждена судьба только двух известных экземпляров именно такого «Антоныча». Тот, что из коллекции Гуттен-Чапского, был всего один раз тихо и счастливо продан большевиками на аукционе дублей Эрмитажа в тридцать втором году, а деньги от его продажи, видимо, пошли на дело мировой революции, – усмехнулся Живчик, который советскую власть никогда не любил. – Судьба же другого драматичнее. Вывезли его практически сразу после революции – аукцион прошел в тысяча девятьсот девятнадцатом году в Германии, в такой спешке, что даже картинок в каталоге не делали. Кто купил монету – до сих пор не понятно, если вообще она была тогда продана. И в двадцать четвертом этот «Бензельный Антоныч» снова был предложен к продаже, а потом он же – в шестьдесят восьмом, как вычислил один ушлый американец.

– А почему же их так мало сохранилось?

– Как известно, Петр Первый окончательно ввел у нас античную традицию помещать портрет монарха на монетах, – Мария Леверман достала сигарету, и почти сразу же убрала ее в пачку. Видимо, в магазине у нее никто не курил по соображениям пожарной безопасности. – Но как это было сделать для Иоанна Антоновича, которому было в момент восхождения на престол всего несколько месяцев? Вот и получился рубль с вензелем, который в дело не пошел – на тиражных-то монетах император все-таки изображался ребенком.

Откуда-то, – наверное, опять же из романов Валентина Саввича, – адвокат Виноградов не слишком отчетливо помнил, что Иоанн Антонович царствовал, на свою беду, в эпоху дворцовых переворотов, и был убит не то во младенчестве, не то много позже, при попытке освободить его из заточения. Однако блеснуть своей осведомленностью адвокат не успел. Наследница знаменитого коллекционера достала из ящика стола вторую папку – картонную, со старомодными завязками:

– А теперь посмотрите вот это.

Хозяйка выложила из папки несколько прямоугольных карточек, отдаленно напомнивших адвокату библиотечные формуляры времен его далекой молодости. Карточки были заполнены от руки, быстрым почерком, и с точки зрения человека нормального, то есть непосвященного, надписи на них представляли собой совершенно бессмысленную череду сокращений, чисел и символов. Впрочем, почти ко всем карточкам были прикреплены черно-белые, но достаточно четкие фотографии аверса и реверса монет.

– Узнаете?

– Да, конечно. – Верхний снимок с переплетением сложного вензеля полностью соответствовал тому изображению, которое Владимир Александрович только что рассматривал в глянцевой иностранной брошюре.

– Так вот, это копии карточек из домашнего каталога отца. Каталога, который он начал вести еще в детстве, и не прекращал дополнять до самой смерти. Видите, отметка сделана: знак колл. «А. Т.»? Как вы понимаете, это тот же самый «Антоныч».

– С признаком, – поддержал ее зачем-то Живчик. – На российских монетах известно всего три типа значков. Во-первых, это «А. Т.» на гурте, – в 1968 году его ошибочно обозвали «А. К.». Во-вторых, значок на поле и поле знаменитого графа Эммериха Гуттен-Чапского, который продал потом свою коллекцию великому князю Георгию Михайловичу. И еще значок коллекционера Лысненко, тоже на поле, который хотел по нему после войны 1812 года разыскать свои монеты.

– А что означает наш значок? – Уточнил на всякий случай Виноградов.

– Ну, кто такой «А. Т.» теперь можно только предполагать. Есть пара версий, одна из них – что это известный нумизмат Трапезников, каталогом которого часто пользовался мой отец… Также это может быть знак одного ювелира от Фаберже, который перебрался после революции в Финляндию. Вообще, кроме «Антоныча» такое обозначение известно только на гурте целой серии редких платиновых монет, также выставленных на аукционе 1968 года.

– Вы еще говорили, – припомнил адвокат, – что это какой-то… «пробник»?

– Да, это «пробник». То есть вариант монеты, выпущенный для утверждения оформления аверса и реверса… ну, или для каких-нибудь технологических экспериментов. Например, среди петровских «пробников» самым дорогим считается медный пятак неутвержденного образца, датированный 1723 годом, – он был недавно продан на торгах почти за шесть с половиной миллионов. А пробный рубль 1796 года, единственная оригинальная монета с портретом Павла Первого, ушел в две тысячи седьмом за двести с лишним миллионов.

– Долларов?

[2] Это слово Виноградов тогда, то ли не понял, то ли не расслышал. Читатель также получит объяснение термина несколько позже.