– Беседуем. – Брат Клод запер дверь и жестом предложил Лале сесть на кровать. – Ты был на кухне? Нет? Не завтракал?

– Идти далеко. – Лале опустился на край, вытянул ногу. Снова посмотрел на Ольжану. На брата Клода. Опять на Ольжану. – Какая ты довольная, аж лучишься. Уже не страшно?

Ольжана улыбнулась: нет.

– У нас есть еда. – Она указала на блюдо. – Поешь.

Брат Клод вернулся на подоконник, забрался на него с рысьей ловкостью. В солнечном свете плясали пылинки – келья точно светилась, и брат Клод тоже светился, как и рука Ольжаны, попавшая в солнечную полосу. По сравнению с ними Лале сидел в тени – молча потянулся к блюду, взял лепёшку.

Ольжана с наслаждением пошевелила пальцами.

– Кажется, я вас перебил, – заметил Лале прохладно.

– Совсем нет. – Брат Клод тряхнул кудрями. – Так, болтали о всяком.

– Про легенды, – встряла Ольжана. – И кубретцев.

– Чем собираешься заниматься сегодня, Лазар?

– Хотелось бы ничем. – Теперь Лале жевал, не поднимая головы. – Но придётся показаться на дневных бдениях, чтобы не вызвать подозрение.

– Придётся, – согласился брат Клод, – но это будет позже.

Они немного поговорили про местных башильеров – несколько человек видели Лале ночью; брат Клод отметил, что здоровье настоятеля, брата Айкена, испортилось ещё сильнее. Последние дни он проводит в постели, и брат Клод пойдёт его навестить после этого разговора, а потом займётся монастырскими хлопотами.

– Брат Айкен живёт в монастыре больше шестидесяти лет, – сказал он Ольжане. – И с ним тоже связана особая история. В юности он искал здесь убежища, чтобы не продолжать кровную месть, начатую его родичами. Обычаи сильны здесь, особенно в северных деревнях, и в глазах односельчан только монашество позволяло брату Айкену не требовать возмездия.

Ольжана попросила его рассказать больше. Лале же вежливо замолчал и продолжил отрывать куски от лепёшки – что-то он невесел сегодня, заметила Ольжана; может, из-за ноги.

– Я и так ужасно заболтался, – посетовал брат Клод, – но хотел бы заболтаться ещё больше. Сколько мы вообще не виделись, Лазар?.. Обязательно поговорим, только позже: мне нужно бежать.

Мне тоже, мысленно посочувствовала Ольжана.

– Однако… Ах, пускай! – Он махнул рукой. – Слушай, джана: последняя история. Короткая.

Брат Клод рассказал ей про две семьи из горного поселения. Про оскорблённую честь девушки, гнев её братьев, убийство в ночи, кровь на кинжалах и распрю, которая разожглась стремительно и опалила множество ветвей двух родов. Потом с обещанной одной истории он перескочил на вторую: про мужчину, чья семья была уничтожена при набеге, и в отместку он не пощадил никого из родичей их убийц – ни детей, ни внуков.

– Это чудовищно, – произнесла Ольжана желчно. – Не мне, конечно, обвинять, но чудовищно. Для того, чтобы не допустить такое, должны быть суды.

– Суды? – переспросил брат Клод с лёгкой улыбкой.

– Дети и внуки не должны отвечать за грехи, которые они не совершали. – Ольжана закачала головой. – Какой кошмар. Была бы моя воля, я бы подобное запретила: всё должно решаться по справедливости.

– Много видела справедливости? – подал голос Лале.

Прозвучало хмуро, и Ольжану эту задело.

– Жизнь – сложная штука, – ответила она удивлённо. – Я это понимаю. В ней много зла, но это не значит, что можно убивать людей.

– Кровная месть – печальная страница нашей истории, – согласился брат Клод, вставая. – Я много говорил об этом с братом Айкеном.

– Печальная. – Лале отряхнул ладони от крошек. – Но у человека должно оставаться право на месть.

– Ладно, дорогие джаны. – Брат Клод склонил голову. – Рад был провести с вами это утро. А теперь – дела. – Развёл руками. – Лазар, брат Айкен знает, что ты здесь, так может…

– Идём. – Лале поднялся, опираясь на трость. – Покажусь сейчас.

Он обернулся на Ольжану, и та глянула насуплено.

– Клод, я на пару слов…

– Конечно. – Брат Клод распахнул дверь. – Подожду внизу. Или… – Посмотрел на трость Лале. – Просто на ступенях.

Это хороший поступок, оценила Ольжана. Лале будет тяжело спускаться по кручёной лестнице – если что, поможет брат Клод.

Лале неопределённо мотнул головой и дождался, когда они останутся одни. Сказал торопливо:

– Сидите здесь, ладно? Я уйду – закроетесь на ключ. Никому больше не открывайте, и…

Ольжана скривилась, соскальзывая с подоконника.

– Я произвожу впечатление такой тупицы?

Лале нахмурился.

– Перестаньте.

Она шагнула к нему, заглянула в лицо.

– Вы чего такой злой? – Сплела пальцы. – Взревновали, что я заслушиваюсь не только вашими историями?

Лале аж передёрнуло.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но в последний момент будто передумал. Удивлённо приподнял брови.

– Дразнитесь, – догадался он.

Ольжана не знала, как решилась подначивать его так откровенно, – но всё лучше, чем молчать. Так, может, хоть смешок вызовет.

Она пожала плечами:

– Вы убеждали меня приехать сюда, и мы приехали. Что не так?

Лале смутился.

– Да не берите в голову. – Он провёл ладонью по лбу. – Усталость. Нога. Крутые лестницы. А вы хотели услышать, что я настолько вжился в роль вашего любовника, что разочаровался, когда увидел вас щебечущей с братом Клодом?

Ольжана улыбнулась.

– Может быть.

– Нет, ну если очень хотите…

– Ну хватит. – Она шутливо коснулась его предплечья. – Не ворчите, я ничего вам плохого не сделала.

– Нет конечно. – Лале отвёл глаза. – Простите. – Оттянул пальцем высокий ворот подрясника. – Отдыхайте здесь, хорошо? Я зайду к вам позже.

Ольжана кивнула: да как скажешь.

И, когда он вышел, закрыла дверь на два оборота ключа. Потянула на себя, чтобы проверить, точно ли заперто.

Вздохнула.

Снова потянула дверь. И напоследок – третий раз, чтобы успокоиться; затем вытащила ключ из замочной скважины и сжала его в кулаке.

Глава II. Нежданно-негаданно

– Скажи своей госпоже, – повторял Збыслав, стоегостский чародей, – скажи своей госпоже, что я ни при чём.

Холёный, важный, хитро-услужливый, обычно он с ухмылкой поглаживал козлиную бородку и глядел с прищуром, а сейчас… Сейчас на него было жалко смотреть. Збыслав перегибался через прилавок и заглядывал Уршуле в лицо.

Вот что делает с человеком одна-единственная фраза, сильная, как заклинание: «Госпожа Кажимера хочет видеть тебя в Тержвице».

На его шее дрожал кадык.

– Если бы я что-то знал, – убеждал Збыслав, – то сам бы не медля рассказал твоей госпоже. Слышишь? Не медля!

Збыслав всегда знал больше, чем говорил. Он не принадлежал к чародейским дворам и потому слыл колдуном далеко не высшей марки. Довольствовался знаниями, которые передал ему его отец, или дед, или учитель, чья сила не шла ни в какое сравнение с силами чародеев Драга Ложи, и держал в Стоегосте лавку диковинок. Обереги, мази, зелья, украшения и книги – всё с крупицами колдовства. В Стоегосте про чародейство говорили полунамёками, но все знали, что в лавках, как у Збыслава, можно купить вещицы с необычными свойствами: духи, чей аромат ненадолго делал людей вокруг чуть сговорчивее и милее, или особую цепь, надев которую путешественник виделся разбойникам последним нищим, даже если все его пальцы были унизаны перстнями. Дело Збыслава шло так хорошо, что соперничало с лавками, которые держали взрослые ученицы госпожи Кажимеры, решившие покинуть её хоромы и завести собственные семьи.

– Зачем мне в Тержвице? – упорствовал Збыслав. Он оттягивал шитый ворот кафтана, беспокойно дёргал золотые пуговицы. – Может, я приду в господарский терем и объяснюсь с твоей госпожой там? Что скажешь?

За спиной сдержанно посмеялась панна Ляйда:

– Неужели темницы господаря Нельги привлекают тебя больше, чем залы Тержвице?

Уршула вздохнула и обвела лавку тяжёлым взглядом. Днём здесь толпился народ, а сейчас, поздним вечером, – ни души. Когда они пришли, Збыслав велел работникам закрыть двери и убраться с глаз долой. Он предложил гостьям присесть, но Уршула отказалась; разговор предстоял короткий, и теперь Ляйда скучающе прогуливалась вдоль стен, рассматривая украшения и флаконы из разноцветного стекла.

Збыслав побледнел.

– Темницы? – Он нахмурился. – С чего твоей госпоже допрашивать меня в темницах? Я никому не делал зла. – Замотал головой. – Я не имею никакого отношения к чудовищу. Я не знаю, кто его создал.

Ляйда выскользнула из-за спины Уршулы, облокотилась о прилавок.

– Госпожа Кажимера разберётся. – Улыбнулась тонкой лисьей улыбкой. – Поэтому просто делай что велено.

Збыслав беспокойно огладил рыжевато-русую бородку.

– Я законопослушный чародей. – Он перевёл взгляд с Ляйды на Уршулу. – И законопослушный купец. Я исправно плачу налоги – за то, что мой товар чародейский, и за каждую лодку, на которой я его вожу. Я от госпожи Кажимеры ни медяка не утаил, не то что важные вести…

– Ну хватит, – перебила Уршула. – Госпожа Кажимера ни в чём тебя не обвиняет.

– И поэтому велит прибыть в Тержвице?! – Его голос сорвался почти до визга. – В Тержвице? Куда последний раз звали саму Нимхе?

– Ты далеко не единственный, Збыслав. – Уршула не знала, почему ей вдруг захотелось его успокоить. – Госпожа Кажимера желает выяснить, кто создал чудовище, но ей не с руки носиться между тех, кто, по её мнению, может ей помочь. В Тержвице будет суд Драга Ложи, и госпоже Кажимере удобно собрать всех именно там.

Збыслав согнулся, спрятал лицо в ладонях.

– Когда я должен прибыть?

– Чем раньше, тем лучше. – Уршула достала из-за пазухи перо. – Но не позже следующей луны.

Сотканное из чар перо невесомо легло на прилавок, брызнуло золотыми искрами.

– Доказательство, что всё это – воля госпожи Кажимеры. – Слова привычно соскальзывали с языка: Уршула говорила так не в первый раз и уж точно не в последний. – Перо приведёт тебя в Тержвице.

– У меня торговля, – проговорил Збыслав глухо и несчастно. – Кто возместит мне убытки, когда я вернусь?

Ляйда прыснула себе под нос. Она не произнесла этого вслух, но в воздухе повисло: «Если вернёшься».

– Не прибедняйся. – Уршула сощурилась. – Твои помощники ведь смотрят за делом, когда ты в отъезде?

– Да, но тогда я возвращаюсь с това…

– Слушай, – Уршула качнула головой, – я ничего в этом не смыслю, но, если вся эта кутерьма нанесёт тебе урон, ты всегда сможешь обратиться к госпоже. Она щедра и великодушна к своим союзникам.

Збыслав глянул исподлобья. Называться союзником госпожи Кажимеры было всяко приятнее, чем обвиняемым, однако Збыслав наверняка знал цену лести и в искусстве красноречия преуспел гораздо больше Уршулы.

– Ладно, – сказал он сухо. – Я вас услышал.

Уршула кивнула.

– До встречи.

Ляйда с детским любопытством вертела мутный розовый флакон, и Уршуле пришлось окликнуть её в дверях.

– Славного вечера. – Ляйда вернула флакон на место и поклонилась с лучезарной улыбкой.

Сгорбившись, Збыслав опирался на прилавок и хмуро смотрел на них. Едва мотнул подбородком – до свидания, мол.

Уршула толкнула дверь.

Лавка Збыслава стояла на пристани, и воздух здесь пах сыростью и тиной. Рынок затихал – никто не хотел заключать сделки после захода солнца. Воды качали причаленные ладьи: по рекам в Стоегост везли товары изо всех уголков Вольных господарств и не только. Збыслав был одним из множества купцов-чародеев, благодаря которым город процветал.

Нет, думала Уршула, шагая по скрипящим доскам, госпожа Кажимера не тронет его без нужды. Она покровительствовала торговцам, и ремесленникам, и всевозможным мастерам – их не смели обидеть даже лихие дружинники господаря Нельги.

– Эй, Урыська. – Её догнала Ляйда. Глаза тёмнокарие, вечно насмешливые. – Как думаешь, он что-то знает?