– А когда Шейн встанет?

– Пусть еще поспит. – Джеки сверился с расписанием Шейна. – Сегодня ему на работу только днем.

– Он опять до ночи играл в «Лего»? – спросил отец.

– Я заглянул к нему где-то около полуночи. Он только начал собирать замок «Хогвартс» из «Гарри Поттера». – С кружкой в руке Джерри пошел к лестнице. – Я должен уехать.

– Вечером будешь дома? – спросила Санди. – Может, удастся выкроить время и наверстать упущенное.

Джекки ответил ей своей фирменной широкой и задорной полуулыбкой:

– Безусловно. – И он побежал вверх по ступенькам.

Сидя на стуле, Санди подобрала под себя ноги; она потягивала кофе и смаковала ощущение, что она опять дома с отцом и братьями и снова стала частью обычного семейного утра. Она представляла себе, что никуда не уезжала, и на какое-то время ей удавалось себя обмануть.

Отец, никогда не питавший любви к сентиментальным фразам, заговорил, глядя в чашку:

– Как хорошо, что ты дома, Санди.

И, невзирая на недосып, жуткую головную боль и неизбежные испытания, которые ей еще предстоит пережить, Санди почувствовала, как в груди слабо затеплилась надежда.

Глава четвертая. Микки

– Как хорошо, что ты дома, Санди.

Отцу было немного не по себе, и он не смотрел на дочь. Отчасти из-за ее унылого, разбитого лица. А отчасти из-за улыбки, которой одарил ее Джеки: старик уж и не помнил, когда в последний раз видел сына таким довольным. Но ему было важно знать, что она вернулась наконец домой после долгого отсутствия. Все эти годы бегство дочери вызывало в нем фантомную боль: душа по-прежнему ощущала Санди как что-то неотъемлемое от семьи, и он болезненно воспринимал ее отсутствие. Санди меньше суток провела в доме, а дух жилища уже изменился: здесь стало теплее и легче. Голоса домочадцев стали нежнее, смех беспечнее. Микки любил свою невестку Терезу, даже несмотря на ее нелепые манеры и дерзкие суждения. Но и по Санди он страшно скучал – она умела умерять буйную энергию Денни.

Она занимала особое место в его душе со дня своего рождения, который выпал на воскресенье, и он настоял, чтоб ее так и назвали, к немалому огорчению Мавры: «Что это за имя? Люди подумают, что мы спятили». Обычно Микки в таких делах полагался на жену, ведь это она дала имена всем сыновьям. Но что плохого было в том, чтобы назвать девочку именем «благой судьбы», пусть даже если Санди есть в старинной детской присказке.

Микки покашлял, прочищая горло.

– Позови меня, когда будешь готова идти в паб. Сегодня у меня нет смены, но я все равно хочу туда заглянуть. И потом, – отец улыбнулся, – дорога вдвоем кажется не такой длинной.

Он вышел забрать газеты, оставленные почтальоном на крыльце. Этот ритуал его радовал, как радовали тотализатор на скачках, или ставки на футбольные матчи и поединки бойцов. Затем он пошел к себе в комнату, чтобы несколько минут «поговорить» с Маврой – он делал это каждый день уже четыре года после смерти жены.

Первое, что он ей сообщил: Санди приехала домой. А потом он пообещал Мавре сделать все возможное, чтобы удержать Санди в кругу семьи.

* * *

Позже в то утро они пошли к бару: вниз четыре квартала и еще три квартала влево. Их дом находился в самой старой части Вест-Манора, которая пользовалась большим спросом еще и потому, что оттуда было рукой подать до центра города – а там рестораны, магазины и разного рода конторы на улице длиной в полмили. На фонарных столбах висели корзины с пестрыми цветами. Все здания на Со-Милл-роуд, главной магистрали, были построены с учетом строгих законов о зонировании в этой части Нью-Йорка – они были выдержаны по высоте и площади. Никто не знал об этом лучше Микки, больше тридцати лет проработавшего прорабом на этих стройках. Ему пришлось дать немало взяток (хоть деньгами, хоть одолжениями), чтобы утверждать свои проекты.

Санди разглядывала улицы, расспрашивала отца о новых или обновленных домах и о фирмах, о которых ничего не знала. Минуя бегающих трусцой жителей или мамаш с колясками, она прятала лицо. Когда они свернули за угол и стал виден бар Бреннанов, Санди остановилась.

– Все в порядке? – спросил Микки и, шагнув назад, встал рядом.

Санди кивнула. Она смотрела на бар, и в ее глазах, казалось, стояли слезы.

– Смотрится здорово.

Отец расслышал в ее голосе воодушевление, но одновременно и тоску. Она много делала для обустройства бара Бреннанов, который открылся за год до того, как она уехала работать в западную часть Штатов.

Сам Микки, всякий раз приближаясь к пабу, испытывал сильный прилив гордости. Паб занимал полквартала и привлекал клиентов знакомой фамилией его владельцев, крупными буквами обозначенной над тяжелой входной дверью из красного дерева. Кельтское написание – Ó’Браонэйн – было задумкой Санди, а Джеки создал дизайн: темно-изумрудные буквы с отделкой из старого дерева. Много лет назад, когда Денни с Кейлом сказали, как они собираются назвать паб, Микки не хотел соглашаться: он говорил, что они с Маврой всего лишь ссудили сыновьям денег на его строительство и не заслужили такой чести. К тому же Кейл был равноправным партнером и предприятие стоило ему стольких же крови, пота и слез, что и Денни.

– Все нормально, мистер Бэ, – успокоил его тогда Кейл. – Бар Бреннанов больше подходит, да и запомнится лучше, чем бар Коллинзов.

Кейл уже практически стал для них частью семьи Бреннан. Он рос в четырех кварталах от их дома и большую часть времени проводил у них в гостях. И Микки никогда не возражал. Своих детей у них было уже четверо, и еще один мальчик, к тому же такой скромный, был в доме не лишний.

Они с Маврой познакомились с родителями Кейла в городской церкви Святой Моники, где собирались многие переселенцы из Ирландии и вместе совершали таинства, сохраняя смысл традиционных обрядов. Там крестили всех детей, там их родители каждую неделю получали отпущение грехов или, когда жены брали верх, мужья отправлялись на исповедь. С Микки такое случалось весьма редко. Микки и Мавра дружили с Коллинзами, но не были близки. Барри Коллинз был хилый и занудный. Ничего удивительного, что жена его бросила ради другого мужчины, когда Кейлу было четыре года, хотя тем самым она исключила себя из жизни мальчика. У бедного парня сестер-братьев не было, и с той поры только отец суетился по дому и заботился о ребенке. Не удивительно, что парню полюбились тепло и суматоха дома Бреннанов.

За восемь лет до того, как Санди отправилась работать в Калифорнию, они с Кейлом близко сошлись. Поначалу Микки полагал, что винить стоит Кейла, но поглядев, как настрадался его несостоявшийся зять после ее бегства, Микки пришел к выводу, что есть в их с Санди истории нечто большее. Микки очень жалел, что так и не узнал подробности их отношений. Едва они прибыли в бар, как Санди с Денни исчезли в маленькой комнатке-конторке в дальнем углу, оставив отца у бара с чашкой кофе. Пол, старший бармен, готовился к рабочему дню. Пятидесяти с чем-то лет от роду, разведенный, с сережкой в ухе и татуировками по всему телу, он оказался надежной опорой для Денни с Кейлом после того, как Джеки потерял право работать в баре (спасибо условиям его испытательного срока!).

– Пол, сегодня днем «Янки» играют?

– Сегодня нет, Мик.

Дьявольщина. Судя по скуке в голосе Пола, Микки уже его об этом спрашивал. Как же неприятно. Микки всегда был здоров как конь, а почти десять лет назад легкий сердечный приступ привел к постоянному повышенному давлению. Микки помнил важные для него футбольные матчи времен своего детства, он помнил до мелочей весь тот день, когда он тридцать пять лет назад прибыл сюда из Ирландии, и всех ребят, что работали в его команде за эти годы. А спроси его, что произошло утром – и он едва вспомнит. А тут еще одно унижение: после того, как он въехал в опорный столб в гараже, пришлось дать обещание не водить машину с наступлением темноты. Самое же поганое в том, что у него отшибает память, заключается в том, что окружающие все время оставляют его не у дел и стараются не упоминать в его присутствии о вещах, способных сбить его с толку или расстроить. Не только ради себя, но и ради него – никто не хочет объяснять все по десять раз и повторять ему одно и то же снова и снова.

С другой стороны, худшим в сбивчивой памяти были раздумья: не навлек ли он это сам на себя, не расплата ли это за былые грехи? Разум пытался оградить его от тайн. Подходящее наказание человеку, у которого было немало тайн, что долгое время он скрывал от собственной семьи.

– Вы, наверное, обрадовались, что ваша дочь дома, – сказал Пол. Он вытирал и расставлял на полках стаканы для пива. – Судя по ее виду, авария и впрямь была еще та.

– Ты угадал. Поганая была авария.

Вчера вечером Микки намеревался подробнее расспросить Санди, добиться ответов на вопросы о том, что происходило в Лос-Анджелесе. Но Денни попросил его повременить с расспросами – сестре и без того слишком неловко. К тому же впервые за долгое время Мики ощущал, что семейный ужин наконец проходит так, как положено. Все собрались в комнате, считавшейся столовой. Санди вновь сидит на своем старом месте, по левую руку от него. Клэр, сидевшая на другом конце стола (на месте, которое когда-то занимала Мавра), даже позволила себе бокал пива, и щеки ее слегка раскраснелись. Они по-доброму шутили друг над другом, Микки и Клэр рассказывали истории про своих восьмерых братьев-сестер и про то, как они росли на ферме. И дети всегда как зачарованные слушали о жизни во время Смуты в Северной Ирландии. Впрочем, Микки приходилось быть внимательным – он чувствовал на себе взгляд Клэр, когда описывал их жизнь до приезда в Америку.

Дети Микки и Грааль верили, что отец Грааль умер в Ирландии до ее рождения. Все они не знали о внебрачной беременности Клэр – причине, по которой родители отправили ее вместе с дядей жить в Штатах. В восьмидесятые в Ирландии зачать внебрачного ребенка было постыдно, особенно на Севере и если речь шла о матери-католичке и отце-протестанте.

И ни один из детей не знал, какую взбучку задал Микки тому папаше-мерзавцу, едва его не убив. Тот тип был женат и вдвое старше Клэр, он попользовался девушкой и отделался от нее, притворившись, будто вовсе ее не знает, когда та в слезах обратилась к нему, моля о помощи. Микки позвал друзей покараулить, пока он разбирается с мерзавцем, и только они смогли оттащить разбушевавшегося Микки, пока тот не убил негодяя.

Много лет Микки помогал «делу» Ирландии, выполняя поручения ИРА^[3]. Однако для доставки денег и оружия через границу из графства Лаут если и требовались кулаки Микки, то в очень мягкой форме. Так что в ту ночь Микки сам испугался, потеряв с этим гадом контроль над собой. Еще раньше он подумывал уехать из Ирландии. За ним гнались оранжисты, чтобы отомстить, а ИРА – чтобы полностью взять его под контроль, тем дело и кончилось.

– Микки?

Он поднял глаза.

– Извини, Пол.

– Я спросил, нет ли у тебя желания в этом году на матчи между «Нью-Йорк Янки» и «Метс»?

– Я с удовольствием заберу твои деньги.

Пол засмеялся. Он болел за «Метс», а Микки несгибаемо стоял за «Янки». Как и Кейл, который обычно во всем поддерживал Микки.

А куда подевался Кейл? Такое ощущение, что его нет уже давно.

Микки хлебнул кофе и решил не спрашивать. У него было такое чувство, что ему об этом уже рассказывали.

* * *

Спать долго и крепко ему никогда не составляло труда, хотя в последние годы у него появилась привычка вставать ночью в туалет. Не будь этого заполночного позыва, пару дней назад он не услышал бы движения и приглушенных голосов на кухне. С его места не лестнице можно было разглядеть нижнюю половину сидевшей за столом Санди, перед которой стоял ноутбук. Напротив сидел Джеки. Микки очень хотелось присоединиться к детям, но он не хотел навязываться.