Как она ни старалась, ей не удавалось вытащить мальчика из этого потерянного состояния. Он почти не ел и отощал, у него все сильнее выступали скулы. Недели напролет он молча сидел на корточках на кровати или у печки, подтянув коленки к груди и уткнувшись в них лбом, и смотрел в пустоту. Словно наполненный тишиной мыльный пузырь, который в любой момент мог лопнуть.

Поначалу, когда Шарлотта заговаривала о чем-то, что напоминало день, когда она нашла Антуана, на его лицо ложилась тень, и глубокая печаль покрывала все вокруг. Он уклонялся от разговора, и она теряла мальчика. Поскольку боль, которая росла в такие моменты в них и между ними, была невыносимой, однажды Шарлотта тоже стерла воспоминания о том ужасном зимнем дне и больше не задавала вопросов.

Антуан осваивался в незнакомой обстановке очень медленно. Поэтому одна подруга посоветовала Шарлотте найти невролога. Шарлотта на это лишь нахмурила лоб и сказала:

– С Антуаном все в порядке. Просто его броня пробита, а на душе зияет рана. Вполне естественно, что ему нужно время.

– Зачем тебе это, Шарлотта?

– Я знаю его с рождения.

– Это не ответ.

– Я его, можно сказать, сама рожала. Ты ведь помнишь ту ночь. Такую черную, что с тьмой не справлялась даже луна.

– Кто же не помнит? Ты его тогда спасла. Его и Марлен. Но ты не обязана делать это во второй раз.

– Теперь не я его спасаю, а он меня, – сказала Шарлотта и замолчала. Затем продолжила:

– С детьми становишься ближе к миру. От него становится не так просто убежать. Благодаря Антуану я снова возвращаюсь в место, которое мне самой стало таким чужим.

– Тебе всего двадцать два. Ты и так прошла достаточно испытаний за свою жизнь. К чему еще одна ноша? Многие тебя не понимают. Мальчик…

– В моем сердце нет места тем, в чьем сердце нет места Антуану, – перебила Шарлотта подругу.

– Дело не в этом. Им тебя жаль.

– Я сама о себе позабочусь. Меня не надо жалеть. Я знаю, что делаю. И это правильно. Для него. И для меня тоже.

Время унесло подробности и сняло немного тяжести с сердца. Шарлотта позволяла Антуану быть собой, что бы он ни чувствовал. Она говорила с ним просто и непринужденно, чтобы не заставлять отвечать. Она спрашивала, не задавая вопросов. Чувствовала, что это ему помогает. Со временем они оба притворились, что забыли надпись на его лбу, хотя думали о ней каждый день.

– У многих людей нет семьи, которую они заслуживают, – говорила Шарлотта. – Наша с тобой история – не единственная.

Глава 3

Жизнь не казалась Шарлотте чередой случайных совпадений.

– Это было бы слишком просто, – говорила она.

За всем стоял более великий замысел. К тому же она была убеждена, что мы – если действительно того захотим – всегда способны придать жизни желаемую форму, приложив немного усилий и упорства. Многие из нас хотели бы другого начала для своей истории. Однако каким бы ни было это начало, прежде чем оно приведет к плохому концу, у нас все еще есть шанс переписать историю.

Благодаря вновь пробудившейся вере Шарлотты в то, что вне зависимости от произошедшего всегда остается свобода выбрать свою судьбу, чувство беспомощности постепенно покинуло Антуана и уступило место новой надежде. А надежда позволила ему – на время застрявшему в прошлом мальчику – чудесным образом вернуться в реальность и воспрять духом.

Бывали дни, которые загоняли его в ловушку собственных воспоминаний, и ему приходилось пробиваться сквозь льды прошлого, однако в конце концов Шарлотте удалось растопить их своим теплом. И Антуан вернулся в настоящее, в ту точку, где у него было будущее.

Шарлотта была красивой девушкой. Выразительные черты лица, лилейно-белая кожа. Волосы всех цветов осенней листвы, в зависимости от света, водопадом спадали на плечи и спускались по спине и груди. Собранными они напоминали клубок шерсти, брошенный на забаву кошке. У Шарлотты были яркие глаза, оливково-зеленые, обрамленные желтым венком вокруг зрачка. Морщинки в уголках рта сопровождали каждую ее улыбку и никогда не исчезали полностью, поэтому на лице девушки всегда было веселое выражение, даже когда она о чем-то размышляла или подбирала слова. У Шарлотты были длинные утонченные руки с тонкими, изящными кистями и острыми, ловкими пальцами. Под платьем вырисовывалась хорошо сложенная фигура со стройными плечами, которые временами казались чересчур понурыми от тягот жизни. Она была добросердечной девушкой, но в своей морали порой чересчур утомительной и навязчивой. Человеком, который предпочитал жить в замке собственных идеалов.

Шарлотта любила солнце, но не яркие летние дни.

– Яркость лишает все вокруг цвета, – говорила она. – Позволяет миру выцвести, а реальной жизни – потускнеть. К тому же если в такие дни у тебя плохое настроение, то это ощущается так, будто солнце наваливается на тебя всем своим весом. – Ей также нравились тишина и молчание сумерек. Когда жизнь засыпала, а просыпалась рано утром. Когда мир царил и внутри, и снаружи.

До того дня, когда Шарлотта привела к себе Антуана, она воспринимала жизнь как нечто, что еще предстояло как-то преодолеть. Между тем, о чем она грезила, и тем, к чему ее еще в юности привели неудачные повороты судьбы, ощущалась такая пропасть, что, казалось, попытки ее закрыть больше не имели смысла. Однако Антуан заполнил жизнь Шарлотты настолько, что лишь благодаря присутствию этого мальчишки внутренняя пустота, как и пропасть между мечтами и реальностью, сократилась до крошечной щели.

Для Антуана Шарлотта отличалась от всех, кого мир даровал ему прежде. Первое, что он в ней отметил, – она воспринимала людей иначе, чем это делала его мать. Марлен была строга к людям, Шарлотта – к себе. Она никого не судила, считая, что приговор не может быть до конца справедливым.

В то же время она учила Антуана не принимать поведение других на свой счет.

– Если кто-то с тобой плохо обходится – это не твоя проблема, а его.

Она зародила в мальчике непоколебимую веру в себя. Вселила в него мужество жить так, как ему хочется, и самому диктовать условия своей жизни.

Ей были знакомы не все цвета жизни, но все ее оттенки. Она подарила Антуану настоящее, которое впервые породило в его пустынной душе цветы. Настоящее, в котором у него впервые появился шанс на будущее.

Глава 4

Черные, густо вьющиеся волосы Антуана своенравно обрамляли голову. Большие глаза наблюдали за окружающим миром сквозь занавес длинных темных ресниц. Именно эти глаза, вечно ищущие, смотрящие в самую суть вещей, лучше всего отражали то, что творилось внутри Антуана.

Он был чувствительным мальчиком, который все принимал близко к сердцу, поэтому Шарлотта не рассказывала ему о том, что происходило до его рождения и в раннем детстве, будто этого и не было вовсе. По крайней мере, не рассказывала о тех чувствах, что ей довелось испытать, находясь в тот момент рядом. Она знала, что у Антуана свои представления о том времени, но так как они не могли быть столь же ужасными, сколь ужасной являлась реальность, Шарлотта продолжала молчать.

Лишь спустя годы – и то только потому, что Антуан постоянно спрашивал – Шарлотта рассказала мальчику, что его мать написала у него на лбу: «adieu».

Вместе с этим словом на землю полотном опустилась тьма, и на несколько дней Антуана вновь окутала ночь. На несколько дней, в которые Шарлотта задавалась вопросами: это конец истории Марлен или Антуана? Можем ли мы за всю свою жизнь прожить несколько жизней подряд?

Так было ровно до тех пор, пока однажды вечером Антуан наконец молча не вышел из своей комнаты, не сел за стол, за которым Шарлотта листала книгу, и не положил голову ей на руку.

Они смотрели через окно на улицу, где ливень спускался с небес. Словно расплавленное серебро, со стекла сбегала вода.

– Все кажется таким неправильным… – начал мальчик.

– Знаю, – отозвалась Шарлотта и погладила его по волосам. – Как может казаться правильным то, что началось с ухода собственной матери? – Она положила свою руку на его и обхватила ее пальцами. – Как бы ужасно ни было то, что тебе пришлось пережить, Антуан, помни: дождь никогда не льется на тебя одного. Каждый из нас – взрослый и ребенок, богатый и бедный – вынужден перепрыгивать через лужи. Жизнь бывает жестока. Судьба распределяет все по своему усмотрению. Но бывают и воздаяния: внезапные чудеса, большие и малые, происходящие в самый неожиданный момент. Вот увидишь. Мы не можем разобраться во всем, что с нами происходит. Ни в ужасном, ни в прекрасном. Реальности недостаточно, чтобы объяснить все. Но там, где остаются эти пробелы, существует особая магия, восполняющая то, что неспособна нам рассказать реальность. И порой то, что сокрыто, оказывается реальнее того, что мы видим.

Глава 5
Два года спустя

Жюль был одним из самых уважаемых судей в городе и имел репутацию честного и справедливого человека. Загорелый мужчина среднего роста и крепкого телосложения, он обладал угловатым лицом с ярко выраженными скулами и челюстью и привычкой в разговоре слегка прищуривать левый глаз, что придавало ему особый шарм. Он носил серебристые коротко стриженные кудри. Его глубокие темные глаза сияли изнутри, словно синеватые раскаленные угли, пока удары судьбы не погасили их.

После долгих лет неудачных попыток его жена наконец забеременела. В первый, во второй, в третий раз. Однако каждую беременность она теряла ребенка. Она перенесла два мертворождения подряд. Третий ребенок умер спустя несколько часов после родов. Наступили времена отчаяния и горя, оба супруга были разбиты. Однако страх, который долгое время тлел под пеплом, вспыхнул с новой силой в виде робкой надежды, так как Луиза забеременела в четвертый раз и вот-вот должна была родить. Все шло хорошо, и Луиза жила в предвкушении долгожданного материнства, но никто еще не мог сказать точно, была ли у четвертого ребенка наследственная болезнь, которая унесла жизни трех предыдущих детей: болезнь короткой жизни.

В четвертый раз все просто обязано было пройти хорошо. Это был последний шанс Жюля и Луизы иметь собственного ребенка. Четыре беременности отняли у хрупкого тела Луизы много сил. Врачи ясно дали понять: пятую она не переживет.

Но как следовать совету врачей, когда от наличия ребенка зависит собственная жизнь? А жизнь Луизы от него зависела. Она объясняла это мужу сотни раз. Тогда Жюль понял: женщина, которая хочет ребенка, должна его получить.

И вот глубокой черной ночью Луиза родила: крошечную, хрупкую, мертвенно-бледную девочку. Девочка не кричала, а лишь, как пташка, хватала ртом воздух. Врач взволнованно унес ее. Медсестры дали Луизе снотворное, чтобы она могла отдохнуть от родов. Жюль же все понял.

Образ темноты ночи слился для него с жутким образом задыхающегося ребенка в одно кошмарное воспоминание, наполнившее его страхом и ужасом.

Вернувшись домой, он не сомкнул глаз всю оставшуюся ночь, ворочался из стороны в сторону, пока его не посетила мысль, унесшая этот страх.

Он встал, оделся и пошел в родильный дом. На свежем воздухе он снова начал обдумывать события прошлой ночи и варианты решения, пришедшие ему в голову утром. Теперь положение не казалось ему таким безвыходным, словно тьма чудом рассеялась.

Была зима. Над деревьями низко висел туман. На ветвях блестел иней. Сверкающие кристаллы покрывали листья магонии, желтые цветки которой сияли, как зимнее солнце. Лишь кое-где в холодном утреннем воздухе витали голоса.

Пепельный свет просачивался сквозь окна по обеим сторонам коридора, который от входа вел к звездообразному холлу, откуда во все стороны открывались двери палат.

Гул разговоров врачей, медсестер и посетителей заглушался в необъятной ширине коридора. В воздухе пахло дезинфекцией и чистящими средствами с ароматом цитрусовых. Пахло чистотой.