Его жизнь стала настоящим культурным шоком. Шани читал, что подобное состояние бывает у исследователей дальних планет, когда они находят новую цивилизацию и начинают ее изучать. Однако у отважных ученых была связь с внешним миром и возможность вернуться домой, когда командировка в странные и дикие края подойдет к концу. У Шани такой возможности не было, и он тратил почти все силы души, чтобы привыкнуть к новому дому. Он словно попал в одну из своих любимых книг о древней истории, но если книги таили захватывающие приключения, то наяву Шани безмерно страдал от быта.

Системы отопления в Аальхарне не было, хотя определенные работы в этом направлении уже велись. Впрочем, Шани понимал, что вестись они могут еще добрую сотню лет: жизнь здесь была очень размеренной и неторопливой. Пока же дома топили дровами, а для сохранения тепла использовали толстые пушистые ковры, гобелены и шкуры добытых на охоте зверей – последнее помогало показать еще и доблесть хозяина дома.

Иногда добыча выглядела действительно впечатляющей: например, пол в кабинете отца Гнасия покрывала шкура настолько крупного медоеда, что Шани и предположить не мог, что в природе существуют подобные звери. Огромная пасть скалилась чуть ли не полуметровыми клыками, и Шани частенько думал: чем же можно было завалить такую громадину? Прадедушка Торнвальд, знаток и любитель охоты, двинулся бы на такую махину с лазерной пушкой.

Когда Шани поинтересовался у отца Гнасия, чем охотники убивают медоедов, тот ответил просто:

– Рогатиной, малыш. Палка такая.

На монстра – с палкой. Невообразимо.

Больше всего Шани угнетали водные процедуры. Никакого душа по утрам и ванны вечером – общая баня раз в неделю и кувшин с водой да тазик на ежедневную гигиену. Под утро воду в кувшине сковывало тонкой корочкой льда, а кастелян придерживался благоразумной, по местным меркам, рекомендации: «Лучше вон еще один канон к святой Агнес прочти, а рожу-то обмыть всегда успеешь». Именно так он однажды и заявил Шани и добавил, что не обязан тут по утрам с кипятком бегать хоть к небесному посланнику, хоть к государю, да хоть к кому. Спорить Шани не решился. Посещение монастырской уборной также оставляло незабываемые впечатления.

Судя по книгам, мир, в который Шани выбросили по приговору суда, был похож на земное Возрождение, когда науки, искусства и философия непринужденно соседствовали с сомнительными прелестями вроде крепостного права, эпидемий, выкашивающих население целых областей, и охоты на ведьм.

Именно с такой охотой Шани довелось столкнуться через месяц после ссылки, когда отец Гнасий собрался идти в податный поселок и решил взять его с собой.

– Сегодня там казнят ведьму, – сказал отец Гнасий, когда они вышли за ворота монастыря и пошли по раскисшей от дождя дороге. Шани то и дело поскальзывался и едва не падал, не имея навыка ходить по грязи, которая так и норовит затянуть по колено. – Интересное и поучительное зрелище.

Шани не считал, что чья-то смерть может быть интересной и поучительной, и поинтересовался:

– А что она такого сделала? За что казнить?

На Земле он читал старые сказки, в которых ведьмы ловили и ели детей, но сказка на то и сказка, чтобы не иметь никакого отношения к жизни. Ты читаешь и понимаешь, что все это выдумки, чтобы развлечься или пощекотать нервы. Никто ведь не станет есть детей на самом деле.

– Во-первых и в главных, ведьмы – слуги Змеедушца и погубительницы рода человеческого, – начал отец Гнасий. Было видно, что он очень любит рассказывать подобные истории. – Используя чары, они насылают болезни на людей и скот, портят погоду, варят зелья, которые способны умертвить человека на другом краю света. Подобную силу им дает их хозяин Змеедушец, с которым они подписывают договор. Во-вторых, им противно все, созданное и освященное Заступником. Поэтому они посягают на священные узы брака, разрушают семьи, способствуют прелюбодеянию и прочим порокам, которые я сейчас не упоминаю.

Шани подумал, что знает одну такую ведьму. Вернее, знал.

– Два года назад, например, был случай, – продолжал отец Гнасий. – Ведьма захотела погубить семью, которая жила честно и порядочно, по законам Заступника. И тогда она подбросила под порог их дома собачий жир, сваренный с добавлением порчевых зелий. Недели не прошло, как порча подействовала, и добрые люди умерли в страшных муках. Они не сделали ведьме ничего дурного. Вся их вина была в том, что они искренне верили в Заступника нашего. Или же еще было дело: одна ведьма повадилась летать по ночам и высасывать кровь младенцев. Это давало ей здоровье и молодость. Тогда погибли двенадцать детей, и только вмешательство столичного инквизитора смогло остановить весь этот ужас.

В книгах по истории Земли Шани читал об инквизиторах что-то очень мерзкое. Фанатики и убийцы именем Божиим, которые терзали и мучили ни в чем не повинных людей. Впрочем, отец Гнасий упомянул об инквизиторе с искренним уважением, и Шани подумал, что, должно быть, чего-то не понимает.

Но ведь колдовства-то не бывает! Есть физика, химия, биология, социология в конце концов, и они объясняют то, что когда-то давно считалось колдовством. Во всяком случае, на Земле было так, а законы природы одинаковы в любой точке Вселенной.

– А кто-нибудь видел, как она пила кровь детей? – Задумавшись, Шани едва не плюхнулся в лужу.

Отец Гнасий поддержал его и продолжил:

– И не только это, малыш. Видели, например, как в лунную ночь та ведьма, совершенно обнаженная, вылетела из трубы своего дома на метле, а за ней струился хвост из искр.

– А если ее просто не любили и хотели сжить со свету? – усомнился Шани. – Можно ведь наговорить всякое. Отец Гнасий, а вы верите, что человек может протиснуться на метле через трубу?

Отец Гнасий улыбнулся и потрепал Шани по волосам.

– Отчего же нет? Трубы бывают очень широкие. Знаешь, малыш, дело не в том, во что мы верим, а в том, что мы знаем точно. Например, ученым давно известно, что солнце – это огненный шар, вокруг которого бродит другой шарик со всеми нами, подставляя то один бок, то другой. Неважно, верю я в это или не верю, все равно будет так, как положено Заступником. Я могу не верить в ведьм, но мое неверие не помешает им творить зло.

Что же еще до веры и знания, то ты понимаешь, что существуют еще и свидетельства. И если множество людей видело, как ведьма вылетает из трубы на метле, то почему надо в них сомневаться? Я и сам однажды стал свидетелем того, как ведьма выдаивала соседских коров. Вообрази, она воткнула заговоренный нож в косяк двери и стала делать движения, словно доит невидимую корову. И из ножа потекло молоко, а наутро вместо молока у соседских коров лилась кровь. Повторяю, я видел это своими глазами.

Шани хотел было сказать, что люди иногда видят больше, чем случается на самом деле, а иной раз не видят того, что лежит у них под носом (как судья не заметил, что на арестованном подростке живого места нет от побоев), но предпочел промолчать.

– А добрые ведьмы бывают? – спросил он.

– Конечно нет, – снисходительно произнес отец Гнасий. – Ведьмы по природе своей не могут делать добрых дел. Так волк не может не резать овец – такова его суть.

Понимающе кивнув, Шани хотел спрашивать еще, но впереди показались домишки поселка, и он решил отложить расспросы до вечера, а пока как следует изучить то место, куда его забросила судьба.

Поселок Кривушки словно сошел со страниц учебника истории. Шагая рядом с отцом Гнасием, Шани смотрел по сторонам. Маленькие низкие дома на окраине так и жались друг к другу, будто пытались укрыться от непогоды в объятиях соседей. Шани подумал, что здесь живет поселковая беднота, уж больно неказистыми были домики, некоторые чуть не тонули в осенней мокрой земле. У селян позажиточнее и жилье было получше. Чем ближе отец Гнасий и Шани подходили к площади, тем основательнее и солиднее становились дома: их крыши вместо соломы покрывала черепица, окна прикрывали расписные ставни, а палисадники охраняли резные заборчики.

Впервые увидев жителей поселка, Шани подумал, что они почти ничем не отличаются от тех ряженых крестьян, которых он видел, когда посещал вместе с отцом и матерью фестивали исторической реконструкции. Мужчины носили широкие штаны, белые рубашки с вышивкой, поверх которых набрасывали отороченные мехом плащи, и маленькие красные и зеленые шапочки. Женщины красовались в пышных клетчатых платьях и теплых жилетах с капюшонами. Разница с землянами была минимальной, и Шани снова ощутил укол горечи от понимания того, что никогда не попадет домой.

– Почему они такие веселые? – спросил Шани. – Радуются, что поймали ведьму?

Отец Гнасий одобрительно кивнул:

– Конечно. Как не радоваться, если теперь не будет болезней и горя? Вот мы и пришли, давай встанем здесь. Отсюда все будет видно.

В центре площади, напротив аккуратного домика, принадлежавшего поселковой управе, поставили столб, и двое поселян складывали вязанки хвороста к его основанию. Жители Кривушек собирались на площади, и Шани подумал, что все кругом кажется каким-то ненастоящим, словно он снимается в кино. Ведьму сожгут – понарошку, разумеется, – а потом актеры пойдут снимать грим и переодеваться.

На ступенях управы стоял немолодой человек в длинном темно-сиреневом плаще и, скрестив руки на груди, следил за приготовлениями к казни. Отец Гнасий негромко произнес:

– Это инквизитор Грегор. Именно он и разоблачил ведьму. Конечно, у псов Заступниковых хватает дел, и они редко приезжают в такую глушь, как наша. Если бы не он, то зло долго бы оставалось безнаказанным. Здешний народ, прости меня, Заступник, – и отец Гнасий обвел лицо кругом, – глуп да труслив донельзя.

С укладкой хвороста было покончено. Вязанок было столько, что хватило бы зажарить слона, а не одну ведьму.

«Интересно, какая она? – задумался Шани. – Наверняка старая, страшная, и нос крючком». Он потрогал собственный нос, который после общения со сковородкой мачехи тоже стал крючком всем на зависть, а потом увидел, как инквизитор Грегор спускается со ступеней и направляется к ним.

Этот человек не производил впечатления фанатика или умалишенного, который находит удовольствие в пытках. Серьезный господин с осанкой того, кто знает цену себе и своим делам, не выглядел страшным, но Шани почему-то протянул руку и поймал ладонь отца Гнасия.

Инквизитор с интересом посмотрел на Шани и сказал:

– Здравствуйте, Гнасий. Какой у вас парнишка глазастый.

– Здравствуйте, Грегор, – произнес отец Гнасий. – Поздравляю с поимкой ведьмы.

Инквизитор кивнул. Пристальный взгляд скользнул по лицу Шани, затем Грегор посмотрел на отца Гнасия и сказал:

– Бросайте пить, друг мой. Здешние настойки доведут ваш монастырь до беды. Вот уже и сияния разные мерещатся, и дети с неба падают. Сами понимаете, что это не дело – выдавать своих байстрюков за небесных духов. Ваше счастье, что я не вижу ереси там, где ее нет, а то гореть бы вам всем на костре за такие письма.

На щеках отца Гнасия появились густые мазки румянца, он стыдливо опустил взгляд и ничего не сказал.

«Вот оно что, – подумал Шани. – Вот откуда взялся инквизитор в нашем медвежьем углу. Расследовал мое неожиданное появление, заодно и ведьму поймал. Недаром съездил».

Ему вдруг стало жаль отца Гнасия – настолько, что Шани повернулся к инквизитору и сказал, четко проговаривая слова:

– Знаете что? Не смейте так говорить. Отец Гнасий – хороший человек и не пьет. Тоже, понаехали тут, грязью порядочных людей поливают.

Румянец отца Гнасия смыло обморочной бледностью. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Опешивший Грегор некоторое время рассматривал наглого юнца, будто не мог понять, что ему с ним сделать, а потом вдруг расхохотался и потрепал Шани по голове.

– Право, Гнасий, мне нравится ваш парень! – произнес инквизитор с беззлобной улыбкой. – За словом в карман не полезет. Знаете что? Как подрастет, отдавайте его в столицу, в инквизиторский академиум. Нам нужны такие смелые люди, которые плевать хотели на чины и звания.