– Да вот не догадался. Думал, что Александру Петровичу ввиду тяжести ран будет сложно ответить на мой стук, – князь закрыл дверь и вошел в палату. – Как самочувствие, ваше сиятельство? Как протекает процесс лечения? – с явной издевкой полюбопытствовал он.

– … – я открыл рот, чтобы что-то ответить.

– Вообще, его сам Асклепий лечил, – опередила меня Ольга.

– Ага. Боги стараются, еще и ты, вместе с ними. Очень хорошо! Наверное, настолько хорошо, что и выздоравливать не хочется, – хотя Ковалевский все это говорил с явным сарказмом, улыбка на его губах была доброй, и я совершенно расслабился. Все-таки Борис Егорович золотой человек, он всегда без лишней чопорности, но с пониманием наших юных порывов. Другой бы на его месте вспылил. Например, Елена Викторовна могла взорваться возмущениями, а князь все спокойно перевел в шутку. Возможно, позже он поговорит об этом с дочерью, но мне кажется вряд ли.

– Вообще, папа, сам Асклепий сказал, что Саше нужно полежать еще один день, – Ольга снова не дала мне ответить князю. – Потом, ему нужно будет пару дней отдохнуть. Поэтому, я заберу его отсюда, и мы вместе проведем выходные.

– Так распорядился сам бог? – уточнил Борис Егорович, улыбка на его лице стала светлее.

– Папа, это неуместная ирония – речь о здоровье человека, – ответила Ольга.

И здесь мы рассмеялись все втроем.

– Хорошо, Олечка, лечи его, а то сам царевич волнуется. Тоже справлялся о здоровье и возмущался, что Александр Петрович слишком рискует там, где этого делать не следовало. Еще есть новости с базы… – князь не стал говорить с какой, но мы и так догадались, о чем речь. – Версия, о том, что на когнитивные функции робота имелось какое-то внешнее влияние, похоже получает подтверждение.

– Это наша с Сашей версия, – не без удовольствия заметила Ольга. – У «Кребб-20-14» очень грамотно выстроена защита от ошибочных решений.

– Ну если тебе нужен лучик славы, то да – это ваша с Сашей версия, – признал князь, устроившись в кресле. – Об этом знает профессор Белкин, он уже похвалил тебя и очень рад, что ты будешь работать в его команде.

– Пап, ты знаешь, я не тщеславная, – Ольга слезла с кровати и перебралась на диван. – Но лучик славы мне будет полезен, чтобы сразу меня начали уважать как будущего специалиста умных систем. Согласись, это просто здоровый прагматизм.

– Да, ты очень дальновидная и хитрая, – усмехнулся князь и достал из внутреннего кармана сигару. – Насколько я знаю, здесь все курят, так что возражений, если я немного подымлю, не будет. Оль, открой шире окно.

– Вообще-то я не курю, – Ковалевская нехотя встала и подошла к окну, отдернула штору, впуская в комнату больше солнечного света. – Разве что в самых крайних случаях.

– Есть хорошие новости, – Борис Егорович откусил кончик карибской сигары и прикурил. С минуту сидел, прищурившись от табачного дыма и словно размышляя, стоит ли доверять нам эту «хорошую новость». – Хотят слухи… – наконец, решился он, – будто Филофей Алексеевич осознал, что далее тянуть с выбором приемника нельзя. И на днях он официально провозгласит Дениса цесаревичем.

– Ха-ха-ха! – Ольга захлопала в ладоши. – Как же хорошо, что я избежала это суетной участи стать императрицей! – она рассмеялась. – Папа, я в самом деле очень рада за Дениса. Я знаю, он смог бы править достойно и принести России много пользы. Передай ему это от меня при случае, – подойдя к моей кровати, княгиня наклонилась и демонстративно поцеловала меня, как бы еще раз подтверждая всю верность своего выбора.

На эту вольность дочери Борис Егорович будто не обратил внимания и сказал:

– Думаю, теперь, поскольку вопрос о будущем наследнике почти снят, можно приоткрыть кое-что… Из-за того, что Филофей Алексеевич тянет с назначением наследника, все считали его крайне безответственным в столь важном для государства вопросе. Сколько недобрых разговоров ходило на этот счет особенно вокруг Глории, которая давила на него. Однако со стороны императора имелась одна хитрость: он давно написал несколько указов, которые должны были вступить в силу в случае его смерти. Один из этих указов прямо передавал престол Денису Филофеевичу. Наш император вполне понимал, кто из его сыновей чего стоит. Вот только сильная любовь к Глории несколько ослепляла императора и не давала возможности принимать некоторые важные решения. Ну это так, вам по секрету. Не стоит об этом распространяться даже после того, как о наследнике объявят официально.

– Прекрасные новости! – меня сказанное князем весьма взбодрило. Взбодрило так, что захотелось вскочить с кровати и закурить возле распахнутого окна.

– Есть у этой новости негативная сторона, – Ковалевский выпустил длинную струйку дыма. – После того, как Денис Филофеевич вступит в права цесаревича, могут возникнуть серьезные волнения в самых верхах. При этом наверняка с британцами резко обострятся противоречия. Не значит, что будет именно так, но нужно иметь в виду: всех нас могут ждать беспокойные дни. Вчера я говорил с Чистяковым, – назвав фельдмаршала, главу Всеимперского Военного Ведомства князь с беспокойством затянулся табачным дымом, – он считает, будто со стороны императора преждевременно объявлять о наследнике – нужно сначала дать его ведомству время, чтобы привести некоторые армейские части в состояние повышенной готовности. Хорошо, это вас, молодые люди, мало касается, но вот что важно, – он поднес сигару ко рту, – убедительная просьба с понедельника столицу не покидать и отслеживать все сообщения на эйхосе. Особенно это касается тебя, Сань.

– Есть, Борис Егорович, – почти по-военному ответил я, хотя в моем положении, лежа в кровати, это казалось комичным.

– И последний вопрос, а то мне уже пора, – князь глянул на часы потом на меня. – Как там у нас с переводом Свидетельств? Нет, я понимаю, у тебя на это нет особо времени, а главное, возможностей из-за пропавших пластин, но все же… Есть хоть какие-то идеи как их вернуть? Вообще какая-то надежда решить этот вопрос?

– Кое-какие идеи есть. Я же говорил на этот счет Денису Филофеевичу. Во-первых, Ключ Кайрен Туам – это такая штуковина, которая связана с историей, рассказанной в Свидетельствах Бархума. Я надеюсь, сведения о Ключе мне хоть как-то помогут. Но вся полезная информация о нем, находится в Лондоне и других городах Британии. Этим занимается тот самый барон Милтон – о нем я просил прошлый раз. Помните? Что бы вы помогли с получением подданства, – напомнил я.

– Примерно к среде или четвергу этот вопрос будет решен положительно, – заверил Ковалевский.

– Есть большой прогресс в создании рабочей схемы для синхронизации эрминговых преобразователей. Я зазвал его устройство сквозного согласования «Одиссей». Уже кое-что проработали с инженерами в Директории Перспективных Исследований, – сообщил я, зная что это должно обрадовать и князя и царевича.

– Это я знаю – Голицын мне докладывал. И за такую расторопность огромная благодарность от меня. Пока об этом не стал сообщать Денису Филофеевичу. Пусть это станет для него приятным сюрпризом, когда схема будет полностью готова, – Ковалевский снова глянул на часы и встал. – Рад был бы еще с вами пообщаться, но мне пора.

Мы попрощались, и когда он еще шел к двери, я подумал: «Надо же, Голицын ему не сказал, а доложил! Какую же роль во всем этом: интригах вокруг престола, внутренней и внешней политике играет князь Ковалевский? Ведь никакой должности официально за ним как бы не числится или я ее просто не знаю. Он словно этакий серый кардинал. Только для нас он вовсе не серый, а очень светлый».

Когда отец вышел, Ольга бросилась ко мне, уткнулась в мою грудь и рассмеялась:

– Как же смешно вышло! – она подняла голову, на щеках ее был румянец: – Говорю же, кто-нибудь может зайти. И мне, между прочим, было стыдно!

– Тебя папа за это по попе не отшлепает? – мне тоже было смешно.

– Нет. В целом я хорошая девочка, – она тряхнула золотистыми волосами, и они укрыли меня.

Ближе к вечеру я вовсе встал на ноги и позволял себе прогуливаться по коридору, вызывая дикое недоумение целителей – тех, которые видели в каком печальном состоянии меня сюда доставили.

– Ваше сиятельство, позвольте заметить вы в очень печальном состоянии! – остановив меня, сказал заместитель главного целителя нашего корпуса. – В таком состоянии, что я очень настоятельно рекомендую вам не вставать с постели хотя бы до понедельника! А вы ходите! И где ходите? По коридору!

– Благодарю вас за заботу, – держа Ольгу под руку, я мягко улыбнулся ему. – Смею вас заверить, благодаря мастерству ваших опытных специалистов, я уже чувствую себя очень хорошо. Настолько хорошо, что уже завтра собираюсь покинуть это благословенное место.

– Не беспокойтесь, граф Елецкий очень хороший маг и благодаря его внутренней силе и помощи ваших коллег, он очень быстро идет на поправку, – поддержала меня Ковалевская. – С вашего позволения, мы выйдем в сад и прогуляемся по свежему воздуху.

– Но, ваше сиятельство!.. – седой врач с возмущением развел руками и больше сказать ничего не успел – мы направились к выходу.

Уже под портиком, когда я оглядывал сад, рассеченный множеством дорожек, запищал мой эйхос – пришло сообщение от Талии:

«Елецкий, блядь, мы вылетаем! Приготовься! Со мной сам князь Мышкин! Родерик, разумеется, прилагается! Подумай, может тебе надо чего привезти: сигареты, пиво, полугар? Может музыкальную группу, чтобы поднять настроение? В общем, говори. Для больного исполним любой каприз».

«Отлично!» – поднеся эйхос ко рту, ответил я. – «Коробочка «Никольских» не повредит, а так все есть. С нетерпением жду, дорогая!».

И вот теперь мне предстояло очень важное… Как следует прощупать возможности Родерика и если они будут достаточны, то согласовать весьма непростой план, в котором основным пунктом будет моя встреча с милейшей супругой Громовержца – Аид ее дери! Эта сука скоро получит свое, как бы не пытались отговорить меня богини!

Глава 3

Дела магические

Коробочку «Никольских» для Елецкого баронесса, конечно, взяла. Талия помнит добро, и за все хорошее всегда готова отплатить с троицей. Нет, Елецкий, очень даже козел – это бесспорно, но он нее друг, и госпоже Евстафьевой хотелось быть ему полезной всей душой. Даже когда она полностью станет княгиней, она не зазнается перед своими друзьями.

– Егор! Курс на Багряный спуск! – распорядилась Принцесса Ночи, едва поднявшись в виману.

Князь Мышкин вошел за ней, и вышло так, что в тамбуре им двоим стало тесно. Он прижал баронессу к стенке, отделанной индийским сандалом и кусочками яшмы. От ощущения ее волшебных форм и цветочных духов его сразу обуяло бессовестное возбуждение.

– Трахнуть меня хочешь? – полушепотом спросила Талия, потираясь о своего жениха.

– Да! – едва ли не задыхаясь, произнес князь.

– Как вчера? – Талия закрыла глаза, с блаженством вспоминая ушедшую ночь.

– Да! – едва ли не простонал Геннадий Дорофеевич, сжав руками ее пышные ягодицы.

– Смотри мне, чтобы всегда хотел только меня! И забудь про эту старую шлюху! – сказала Принцесса Ночи.

Вчера ее так и раздирало желание сказать отцу, что Светлана Ионовна изменяла ему с князем Мышкиным – бывшем князем Мышкиным! И это было бы великолепно: отец, наверное, даже развелся бы с ней. Но Талия никогда не ябедничала, если не считать начальных классов школы первого круга. Баронесса презирала всяких кляузников, и не хотела уподобляться им. Тем более Принцесса Ночи очень не хотела, чтобы после этого Евклид Иванович стал плохо относится к ее жениху. Ведь она же не сможет объяснить, что происходящее между мачехой и князем Мышкиным, происходило с совсем другим Мышкиным. Евклид Иванович попросту не поймет ее. Да и не нужно ему этого понимать. Так что пусть живет спокойно старая шлюха. Пока спокойно. Лишь бы не лезла она к ее Родерику, вернее Геннадию Дорофеевичу. И вот об этом Талия обязательно поговорит с мачехой, но позже.