Вокруг пруда стояло несколько длинных столов, покрытых дамастом с золотым узором, а на них высились блюда с охлажденными фруктами, кувшины с ледяным зеленым чаем, засахаренные цветы и блестящие от меда пироги. Лехан не сводила глаз с дворца и прекрасного парка, так что ей кусок в рот не лез, а мы с Агин подкрепились. Мать повстречала нескольких подруг и сидела, беседуя с ними, на скамье под жакарандой, а маленькие девочки подносили им бокалы с прохладительными напитками. Внезапно я заметила, как бело-синяя фигура приближается к Лехан, которая все еще стояла и любовалась дворцом. Он указал ей на что-то, и она радостно засмеялась. Мать нахмурила брови, и мы с Агин дружно вздохнули.

– Я возьму это на себя, – проговорила я и поспешила к Лехан.

– Смотри, Кабира, это этаж жены правителя! – воскликнула Лехан, когда я подошла к ней. – Искан живет во дворце и почти каждый день видит правителя!

Искан улыбнулся ее радостному возбуждению. Интересно, этот человек всегда улыбается?

– Могу я показать вам дворец? К сожалению, на второй этаж никому нет доступа, кроме правителя и его семьи, но и на первом есть немало красивых комнат.

– Кабира, дорогая, давай пойдем? – От восторга Лехан буквально прыгала на месте.

Я положила руку ей на плечо, напомнив тем самым, как должна вести себя настоящая харика. Она успокоилась и опустила глаза в землю.

– Очень мило с вашей стороны, че. Но две незамужние девушки…

Я не закончила фразу. Не мне напоминать ему о правилах приличия.

Округлив свои большие карие глаза, он с испугом взглянул на меня.

– О, мне бы и в голову не пришло повести вас туда одному! Разумеется, с нами пойдет моя кормилица.

Лехан бросила на меня взгляд из-под густых ресниц. Поджав губы, я посмотрела на Искана. В его глазах промелькнула искорка. Он смеетя надо мной!

– Ну хорошо. Пойдем, Лехан.

Я двинулась в сторону лестницы, ведущей к золотому крыльцу. Лехан, издав полный восторга писк, устремилась за мной. Некоторое время мы ждали в тени красного шелкового балдахина, натянутого над дверью, и вскоре появился Искан в сопровождении старой женщины в белом, опиравшейся на его руку. Она мрачно кивнула нам, но Искан не представил ее. Вместо этого он открыл одну половину двойной двери и величественным жестом указал нам, что мы можем пройти внутрь.

– Как будто дворец принадлежит ему, – шепнула я Лехан, но она уже полностью была поглощена созерцанием мраморного пола в зале и роскошных ширм с росписью, украшавших стены.

Кормилица, переводя дух, уселась на пуфик в углу, а Искан улыбнулся мне.

– Как видите, чо, все очень благопристойно.

Я фыркнула, не зная, что ответить. Он подошел к Лехан, которая остановилась перед ширмой, изображающей корабль, попавший в шторм рядом с зеленым островом.

– Это произведение мастера Лиау ак Тиве-чи.

Глаза Лехан округлились.

– Но тогда ему более четырехсот лет!

– В собраниях правителя есть и более древние сокровища, – мягко проговорил Искан, и Лехан покраснела. Она поспешила к следующей ширме.

– Ваша сестра очень интересуется искусством, – произнес Искан, подойдя ко мне.

Я стояла, сложив руки на груди, втянув ладони в рукава. Мать пришла бы в ужас, если бы увидела это, и я заметила, как старая кормилица нахмурилась.

– Вовсе нет. Ее интересует все красивое, золотое или драгоценное, – проговорила я, но потом смягчилась. – Впрочем, наш отец позаботился о том, чтобы дать всем своим детям классическое образование.

– Ваш отец – Малик ак Сангуй-чо. Ваши владения лежат к северо-западу, в сторону Халимских гор?

Я кивнула, чтобы скрыть, какое впечатление на меня произвели его познания.

– Хотя не у самых гор. Между нами и горами еще несколько владений. – Я покосилась на серебряную вышивку у него на воротнике. – А каково ваше положение при дворе?

– Я сын нашего уважаемого визиря, Хонта ак Лиен-че.

Я уже пошла было вдоль южной стены, украшенной ширмами, но споткнулась и остановилась. Сын визиря! Его я поучала, на него шипела! Достав руки из рукавов, я глубоко склонилась перед ним.

– Ваше превосходительство. Мои извинения. Я…

Он отмахнулся от моих слов.

– Я предпочитаю не сразу рассказывать о своем происхождении. Так я узнаю, что люди на самом деле думают обо мне.

Я быстро подняла глаза и снова заметила лукавую искорку у него в глазах. Я поджала губы.

– Или же вы узнаете, кто настолько несведущ, что не сразу понимает, кто вы.

Я сердилась, что он выставил меня в таком свете. Но его, похоже, очень забавляла ситуация, и во время нашей прогулки по парадным залам с их художественными сокровищами он уделял поровну своего внимания мне и Лехан. Казалось, он – неиссякаемый источник знаний о прекрасных картинах и скульптурах, о церемониальной мебели и предметах, окружавших нас. В отличие от сестры, я действительно увлекалась историей искусств и невольно слушала его с большим интересом. Он рассказывал естественно, с большим чувством, и единственное, что меня раздражало – он говорил обо всем так, словно все принадлежало ему. Но когда он, обернувшись ко мне, ярко описывал какую-нибудь подробность истории нефритовой статуи, ставшей драгоценным военным трофеем, все его внимание полностью обращалось на меня. Словно я представляла собой ценность. Словно ему важно было поделиться со мной. Трудно было отвести взгляд от его карих глаз.

Когда под конец он вывел нас на солнце и придержал золотую дверцу, его рука случайно соприкоснулась с моей.

Прошло немало времени, прежде чем мое сердце перестало биться учащенно.

* * *

Домой мы отправились в сумерках. Тихе сопровождал нас, отец остался еще на день, чтобы закончить последние торговые сделки. Тихе скакал впереди, за ним ехали в повозках работники, а за нашей повозкой следовали двое стражей. Насколько разговорчивы мы были по пути туда, настолько же молчаливы по пути обратно. Едва мы выехали за стены города, как Лехан заснула, положив голову на колени матери, а мы с Агин сидели, завернувшись в покрывала молчания. О чем она думала, мне неведомо – вероятно, о рулонах шелка, трясущихся в повозке перед нами. Моя же голова была переполнена классическими картинами, о которых я читала, но которых никогда не видела собственными глазами, в ней еще звучало эхо от наших шагов в огромных залах с позолоченными потолками и тронном зале Высшего Мира с его трехсотлетней торжественностью. Но в каждом моем воспоминании присутствовали внимательные карие глаза и ослепительная улыбка. Откинувшись на подушки, я вглядывалась в темноту, укутывающую ландшафт.

С этого дня Искан не покидал моих мыслей ни на минуту.

* * *

На следующий день домой вернулся отец – довольный, переполненный историями с ярмарки пряностей, рассказами о купцах, с которыми там повстречался, с полными кошельками монет. Когда мы сидели за вечерней трапезой, которую накрыла мать во дворе под тенью балдахина, он облизал жир с пальцев, откинулся назад на подушки, разложенные слугами на земле, и отпил глоток вина из кубка.

– А мои маленькие девочки? Вы хорошо провели день?

Я предоставила Лехан рассказать отцу о саде, дворце и приятном юноше, который показал его нам. Сама я сидела молча. Отец пристально смотрел на Лехан, пока она говорила. Когда же она наконец исчерпалась, он задумчиво посмотрел в свой кубок.

– Перед тем как отправиться домой, я повстречался с юношей. Он просил разрешения приехать сюда и встретиться с моими дочерьми, с которыми приятно провел время, обходя дворец.

Я быстро подняла глаза. Отец встретился со мной взглядом.

– Он так и сказал – с моими дочерьми. Кому-нибудь из вас он приглянулся?

Лехан покраснела и опустила глаза.

– Отец, я…

– Ясное дело, он имеет в виду Лехан, – негромко ответила я. – Он сказал так из вежливости.

– Не уверен, что в его словах сквозит такая большая вежливость, – ответил отец. – По традиции мужчина должен четко дать понять, за какой из дочерей в семье он ухаживает.

– Честно говоря, я больше думала о дворце, – призналась Лехан. – Но он очень приятный юноша.

– Лехан очень юна, супруг мой, – проговорила мать, наливая еще вина в кубок отца. – Ей всего четырнадцать.

– И что ты ему ответил? – спросила я таким тоном, словно меня не очень интересовал ответ.

– Что мы всегда ему рады, – когда мать бросила на него строгий взгляд, он пожал плечами. – Это сын визиря. Мое положение не позволяет в чем-то ему отказывать.

– Мне кажется, – сердито проговорила я, – что Искан не привык, когда ему возражают. Привык получать желаемое.

Склонившись вперед, я взяла финик, желая скрыть, что щеки у меня пылают. Наблюдательная Агин посмотрела на меня. Я избегала встречаться с ней глазами. Она обратилась к отцу.

– Отец, не могу дождаться, когда уже можно будет всадить иглу в шафраново-желтый шелк. Как ты сказал, откуда он?

– Из Херака. Знай, дочь, многие завидовали этой моей сделке! Но я уже несколько лет делаю дела с этим торговцем. Он покупает немалую часть нашего урожая по очень выгодной цене. А в обмен я покупаю у него херакский шелк. Он пользуется большим спросом, а продают его за пределами страны только маленькими партиями. Сама правительница позавидовала бы тебе, Агин, ибо ей не дано воткнуть иглу в такую роскошную ткань, как у тебя!

Агин рассмеялась.

– Словно бы правительница станет шить сама, отец! Иногда ты говоришь смешные вещи.

Втайне я послала ей благодарную улыбку. Теперь все заговорили о ткани, и никто больше не вспоминал Искана.

* * *

В последующие недели меня особенно интересовали два сердца: мое и Лехан. Мое собственное совершенно сбило меня с толку. Я встретила молодого человека, переполненного сознанием собственной значимости, который раздражал меня и к тому же проявлял интерес к моей сестре. Почему я не могу перестать думать о нем? Почему днем мне являются в мечтах его глаза и улыбка, а ночью – его губы и руки? Никогда ранее я не была влюблена. Агин и я иногда хихикали по поводу соседских мальчиков, но это была лишь игра. Все равно что делать в детстве пирожки из песка, прежде чем начнешь печь настоящие пироги из муки, меда и корицы.

Как бы я ни старалась этого отрицать, в конце концов мне пришлось признать – теперь на моих пальцах мед и корица.

Труднее было понять, что происходит с Лехан. Она не говорила об Искане – впрочем, и я о нем не упоминала. Один раз она заговорила о нашем визите во дворец, но в тот раз она говорила о нефритовом троне, а не о человеке, который нам его показал. Я была почти уверена, что ее сердце по-прежнему занято пирожками из песка. Но это меня не сильно успокаивало. Такой человек, как Искан, получит то, что захочет, а моя сестра – самая красивая девушка во всей провинции Ренка.

* * *

Однажды вечером в разгар самого жаркого летнего месяца он неожиданно прискакал на своем коне. Мать и отец приветствовали его как старого друга. Словно посещение нашего дома сыном визиря было делом обычным. Слуги бегали туда-сюда, нося серебряные блюда с финиками, засахаренным миндалем, сладкими рисовыми пирожками, опрысканными розовой водой, холодным чаем и маринованными сливами по рецепту бабушки.

В детстве я обожала эти сливы. Бабушка успела научить меня, как их мариновать. Почти спелые сливы нужно положить в смесь уксуса с сахаром и множеством приправ. Их едят в самую жару, поскольку уксус, по старинным приметам, охлаждает тело. Мы всегда пользовались самыми свежими приправами: корица прямо с дерева, семена этсе, еще влажные от мякоти фрукта. Когда ешь эти сливы, слезы выступают на глазах, от острого уксуса, сладость щекочет язык, а насыщенность приправ ласкает небо.

Давно я не пробовала этих слив.