– Если верить науке, то живые вампиры, которых ты ищешь, – обратился Игорь к Мирославе, – среди людей есть. Чаще всего это мужчины, страдающие некими психическими расстройствами. Наиболее известным из таких расстройств является синдром Ренфилда, при котором больного преследует непреодолимое желание пить кровь. Кроме этого ещё встречается такое редчайшее генетическое заболевание, как порфирия. Это заболевание связано с нарушением пигментного обмена в крови и тканях, возникает из-за дефицита кислорода и железа в крови. Вот как раз эти люди и подходят под описание средневековых вампиров, типа Дракулы. У них бледная тонкая кожа, они боятся солнца и вообще света, которые могут вызвать у них ожоги. При запущенной болезни кожа приобретает коричневатый оттенок, покрывается шрамами и язвами, при повреждении хрящей деформируются уши и нос, скрючиваются пальцы. Высыхающая вокруг губ и дёсен кожа приводит к обнажению резцов, отсюда и ужасающий оскал, столь ярко демонстрируемый киношниками в фильмах ужасов. Кроме того, отложение порфирина на зубах придаёт им красный цвет. Чеснок для этих больных опасен, так как в нём содержатся некие органические вещества, провоцирующие обострение заболевания. Естественно, что в Средние века ничего не знали об этой болезни, врачи описали её только во второй половине двадцатого века. По словам историков, эта болезнь, портящая кровь, около тысячи лет назад была распространена в маленьких деревнях Трансильвании и послужила стимулом для возникновения ужасающих легенд о вампирах.

– И как часто всё-таки встречается эта болезнь?

– Редко! Я где-то читал, что описано не более восьмидесяти случаев врождённой порфирии. Болезнь может передаваться по наследству. Но в двадцатом веке эта болезнь перестала считаться неизлечимой.

– То есть её лечат?! – недоверчиво спросила Мирослава.

– Лечат.

– А отчего она возникает?

Игорь пожал плечами:

– Раньше считалось, что к порфирии приводит инцест. Теперь существует предположение, что эта болезнь может быть вызвана употреблением некоторых химических препаратов и ядов.

– Я так думаю, что если в городе действительно завёлся вампир, – сказала Виктория, – то это, скорее всего, псих.

– Похоже на то, – согласилась Мирослава.

– Но от этого его жертвам не легче, – заметил Морис.

– Вопрос в том, где и как вампир находит своих жертв.

– При современной ночной жизни наших городов вампирам раздолье, – сказал Игорь.

– В смысле?

– Он не обязательно подстерегает жертву в глухом переулке или в тёмной аллее парка.

– Да, ни в переулке, ни в парке он не имеет возможности напоить жертву, убить её, высосать кровь и разрубить на части.

– Значит, он загодя знакомится с жертвой и приглашает её к себе домой.

– Где же он может познакомиться? – спросила Виктория.

– Например, в ночном клубе, в баре и даже в театре.

– Значит, днём вампир познакомиться не может…

– Судя по всему, нет, днём он чувствует слабость и сонливость, которые ночью сменяются возбуждением и жаждой деятельности.

– Знаете, как это ни чудовищно звучит, – вздохнула Мирослава, – но после нашего разговора я чувствую облегчение.

– Облегчение? – удивилась Виктория. – Но почему?

– Потому, тётя, что я абсолютно не знаю, как ловить неживых вампиров, не стрелять же, на самом деле, в них серебряными пулями. А если они живые, пусть и больные, их можно вычислить и обезвредить.

– Дай-то бог, – вздохнула тётка.

Когда Мирослава и Морис покинули дом Виктории и Игоря, было уже темно. В небе светила мертвенно-белая луна.

– Что-то мне жутко, – сказала Виктория мужу, когда гости уехали.

– Правда, дорогая? – улыбнулся он и приобнял жену. – Не бойся, я с тобой.

– А где Луи? – встревожилась Виктория, не видя рядом своего любимца, большого рыжего кота.

– Луи, наверное, давно спит, – сказал муж.

И точно – Виктория нашла Луи, развалившимся поперёк их супружеской кровати.

Кот что-то недовольно проурчал, когда его перекладывали на кресло.

Не прошло и десяти минут, как он снова оказался на кровати, укладываясь под бок Виктории. И она не стала его прогонять. Тихое мурлыканье и приятное тепло успокаивающе действовали на нервы, перевозбуждённые вечерним разговором.

Нервы Мирослава и Мориса были покрепче. Они спокойно доехали до своего коттеджа, а после того, как Морис поставил в гараж автомобиль, ещё немного погуляли в саду, прислушиваясь к бульканью лягушек, пению птиц и шороху листвы.

Дон, соскучившийся за время их отсутствия, запрыгнул Мирославе на плечо и время от времени тыкался мокрым носом то в щёку, то в ухо хозяйки.

– Должна признаться, – сказала Волгина, – что это всё меня заинтриговало.

Морис взял её за руку и осторожно пожал её.

– Но прежде всего нам нужно убедиться, существует ли на самом деле этот вампир, терроризирующий город.

– Думаю, что он существует, – вздохнул Морис, – хотя, может, он и не вампир.

– Псих?

– Или садист. Такое тоже может быть.

– Вполне, – согласилась с ним Мирослава. И добавила: – Я надеюсь, не сегодня завтра получить информацию о том, что произошло в городе.

Глава 3

Прошло два дня…

Морису казалось, что они ползут, как улитки по листу клубники. Он бросал на Мирославу вопросительные взгляды, но она делала вид, что не замечает их. А может, и впрямь не замечала, погружённая в чтение, долгие предвечерние прогулки, беседы с котом и в собственные мысли.

Но было и маленькое отступление от свойственного ей поведения. Например, она стала постоянно держать при себе сотовый телефон, который обычно валялся невесть где, и не обязательно в доме. Он мог быть оставлен в гамаке, на скамейке под яблоней или липой, а то и на камне возле пруда.

Если же она носила его при себе, то, значит, ждала важного звонка и не хотела, чтобы этот звонок был сделан на стационарный телефон, трубку которого в девяноста девяти случаев из ста снимает он, Морис.

И ей действительно звонили несколько раз при нём, но она всякий раз, прихватив сотовый, выходила в другую комнату или даже в сад.

«От меня появились секреты, – грустно улыбнулся своим мыслям Морис, но потом успокоил сам себя: – Просто она по приобретённой на следственной работе привычке не хочет светить информатора. И это так понятно».

На следующий день утром Мирослава сказала:

– Сегодня мы с тобой едем в дачный посёлок «Аннушка».

– Это далеко?

– Не очень. Я знаю дорогу.

– Хорошо. Мы едем туда по делам или в гости?

– По делам. Машину поведу я.

Из её слов Морис сделал вывод, что поедут они на «Волге», и значит, в посёлке проживают люди не выше среднего достатка. Если бы там жили нувориши, она предпочла бы ехать на «БМВ».

Пока они ехали в сторону «Аннушки», Мирослава, не отрывая глаз сначала от шоссе, а потом от грунтовой дороги, рассказала ему, что с месяц тому назад на одной из дач в «Аннушке» был найден разрубленный на куски обескровленный труп мужчины, хозяина этой дачи. Обнаружил его сосед, привлечённый нестерпимой вонью.

– И он согласился с нами поговорить, – добавила она, – в смысле, сосед.

Посёлок «Аннушка» оказался самым обычным. Не охраняемым. Именно в таких в советские времена граждане приобретали шесть соток, строили на участке щитовой домик и сажали сад, огород, который и кормил семью весь год.

Въехав в посёлок, Мирослава спросила у первого встречного:

– Здравствуйте, не подскажите, где здесь улица Садовая?

Тот молча махнул рукой направо.

Свернув на улицу Садовую, Мирослава повела машину по чётной стороне улицы. Наконец она остановилась возле дома № 38, выбралась из автомобиля и нажала на звонок, расположенный так низко на калитке, что до него мог дотянуться пятилетний ребёнок. Морис выбрался из автомобиля с другой стороны.

Минуты через две калитка открылась, и они увидели седого мужчину лет шестидесяти пяти или чуть больше.

– Чем могу служить? – спросил он, оглядев внимательно их обоих.

– Здравствуйте, вы Фёдор Гаврилович Лагутин?

– Он самый. А кто вы?

– Мы детективы, Мирослава Волгина и Морис Миндаугас. С вами вчера договаривались насчёт встречи.

– Да-да. Здравствуйте, проходите.

Всё это время тихо сидевшая возле ног хозяина собака, внешне похожая на овчарку, но явно с примесью дворовой крови, тихо тявкнула.

– Тихо, Дружбан. Это свои.

Собака успокоилась и пошла следом за хозяином в дом.

Вскоре они оказались на террасе, окна которой были распахнуты настежь. Недалеко от стены стоял стол с угловым диваном и чуть поодаль ещё низкий столик, обставленный креслами. На этом столике в высокой широкой вазе из штампованного хрусталя стояли срезанные пионы розового и белого цвета. Некоторые лепестки уже лежали на светлой скатёрке из искусственных волокон.

Мирослава, охватив взглядом комнату, выбрала кресла и расположилась на одном из них. Морис последовал её примеру.

– Любите свободу действий, – понимающе улыбнулся хозяин.

– Угадали, – улыбнулась ему в ответ Мирослава и спросила: – А вы бывший военный?

– Как догадались? – прищурил он один глаз.

– По стати и выправке.

– Да, я майор в отставке.

– Фёдор Гаврилович, вы всё лето живёте на даче?

– И даже осень, а иногда и зиму прихватываю, – ответил Лагутин.

– Не холодно зимой?

– Так я себе небольшую печурку выложил. Да и обогреватели у меня хорошие. Думаю вообще дом утеплить, да и прописаться здесь. Тем более и закон вышел, разрешающий это. В городской-то квартире сын живёт с женой, с детьми. И мне не хочется их стеснять.

Мирослава кивнула, давая понять, что понимает его, и решила перейти к делу, по которому они и приехали в «Аннушку».

– Фёдор Гаврилович, расскажите нам, пожалуйста, о своей находке, начиная с самого начала.

– С начала, говорите? Так начало случилось за пять дней до обнаружения мною останков моего соседа Полуянова Михаила Семёновича.

– Он жил один? – спросила Мирослава.

– Последнее время – да. Но до этого, года два или немного больше, Миша жил со своей любовницей Кариной Рудольфовной. Многие в посёлке считали их супружеской парой. Однако потом они с Кариной расстались.

– Он её выгнал?

– Чего не знаю, того не знаю. Но думаю, что она уехала сама.

– Они что, ссорились?

– Бывало иногда, но редко.

– О причине ссор вы не догадываетесь?

– Кто ж его знает. – Фёдор Гаврилович посмотрел в сторону, но потом всё-таки добавил: – Ссоры случались в те дни, когда Мишка под утро в посёлок приезжал.

– То есть дома не ночевал?

– Выходит, что так, – неохотно подтвердил Фёдор Гаврилович.

– А ваш сосед не был игроком?

– В каком смысле? – удивился Лагутин.

– Например, не играл ли он в карты?

– В карты все играют, – почесал затылок Фёдор Гаврилович. – Но если вы имеете в виду клубы и так далее, то это исключено, – заявил он категорически.

– Почему?

– Потому что на такую дурную привычку у Мишки денег не было.

– Вот как?

– А что вы удивляетесь? Богатеи в нашем посёлке не селятся.

– Тогда, может быть, Михаил Семёнович был любителем женщин и изменял Карине Рудольфовне?..

– Может, и так. – Лагутин подмигнул на этот раз Морису. – Как пела весёлая группа Дюна: «А кто не бабник, а кто не бабник?»

– Вы, например, – усмехнулся Морис.

– Так я своё отгулял, – не обиделся Лагутин, – мне в прошлом месяце семьдесят стукнуло.

«Ого, – подумала Мирослава, – хорошо сохранился майор». А вслух повторила свою просьбу:

– Расскажите, пожалуйста, что случилось за пять дней до обнаружения вами трупа соседа.

– То и случилось, – начал свой рассказ Фёдор Гаврилович. – Вышли мы с Дружбаном в тот вечер погулять. Сходили на речку, искупались. Хоть и конец мая, а речка у нас мелкая и за день хорошо прогревается. Возвращаемся назад в бодром настроении, и вдруг чувствую, Дружбан мой насторожился. Я шаг замедлил, пригляделся. Зрение у меня, слава богу, до сих пор как у орла. И что я вижу? – Лагутин сделал многозначительную паузу.

Детективы терпеливо ждали.

И Фёдор Гаврилович, решив их больше не томить, продолжил свой рассказ:

– Какой-то малец весь в чёрном тащит лестницу, приставил он её к Мишкиному забору. Потом поднял из травы какой-то мешок или рюкзак. Когда я окрикнул его, он побежал, но в руках у него ничего уже не было. Значит, успел бросить. Жаль, собаку не спустил, – сокрушённо вздохнул Лагутин. – Дружбан так рвался и от лая захлёбывался. Но я не решился спускать собаку на ребёнка.

– А почему вы решили, что это был ребёнок?

– Так по росту его. И лестницу он тащил волоком.

– А вы не слышали потом, чтобы машина отъезжала?

– Слышал, но не сразу и не близко. Наверное, автомобиль находился на въезде в посёлок.

– Карины Рудольфовны в доме соседа уже не было? – задумчиво спросила Мирослава.

– И давно уже, – подхватил Фёдор Гаврилович.

– Но мальчик в чёрном этого не знал, он, наверное, думал, что она там.