– Она единождырожденная, – возражает Сэл. Что-то в том, как он произносит слово «единождырожденная», заставляет меня содрогнуться, хотя я даже не знаю, что это означает. – Как она вообще получила ранение?

– Он был частично воплощенный. А она оказалась в плохом месте в плохое время.

– Частично воплощенный демон, способный охотиться на людей – и причинять им вред. Чудесно. А потом ты принес ее сюда. Мило.

– Ты бы предпочел, чтобы я оставил ее валяться там, потерявшую сознание от боли?

– Разумеется, нет. Ее травмы вызвали бы слишком много вопросов.

– Это единственное, что тебя беспокоит, да? Кодекс секретности. А не то, что пострадал невинный!

– Наследие – это Закон, Николас, – голос Сэла звучит низко и угрожающе. – Наши Обеты превыше всего!

– Джентльмены! – кричит Уильям. – Кстати о Кодексе. Могу ли я напомнить вам обоим, что эти стены не звукоизолированы? Чем больше вы спорите под дверью, тем больше Сэлу придется стирать.

Мое сердцебиение ускоряется еще больше, переходя от ритма бешеной скачки к ритму отбойного молотка, включенного на полную.

– Спасибо, что напомнил, Уильям. – Дверная ручка поворачивается, и Сэл влетает в комнату. Его лицо искажено гневом. Когда его взгляд останавливается на мне, он хмурится с некоторым удивлением. – Ты.

Прошел всего день, но я каким-то образом успела забыть, насколько жуткое впечатление Сэл производит. Даже не обладая ростом и фигурой Ника, он словно занимает весь дверной проем. Мое сознание заполняет трескучее, клубящееся облако страха – страха такого ощутимого и живого, что он удерживает меня на месте, словно чья-то тяжелая рука. Затем я вспоминаю такого же человека, как он – мерлина, – который врал мне о смерти матери. И поднимающаяся ярость сжигает этот страх, превращая его в пепел.

– Держись от меня подальше! – рявкаю я.

– Хм. – Сэл наклоняет голову набок. – Вторую ночь подряд ты путаешься у меня под ногами.

Ник проталкивается мимо Сэла, чтобы посмотреть на него и меня.

– Ты знаешь ее?

Он действует быстро – любой другой вопрос выдал бы, что я рассказала Нику про карьер.

Я крадучись иду вдоль стены, пока моя спина не оказывается у окна. Стекло скрипит под моим весом, и я задумываюсь, достаточно ли у меня сил, чтобы разбить его. И что я буду делать, если получится.

– Мы встречались. – По лицу Сэла проскальзывает что-то вроде подозрения, но тут же исчезает без следа. – Но она этого не помнит.

Он хочет войти в комнату, но Ник встает на пути и кладет широкую ладонь ему на грудь. Сэл опускает взгляд на его пальцы, растопыренные и прижатые к его темно-серой рубашке. Он хищно ухмыляется.

– Возможно, наступит день, когда ты сможешь остановить меня, но мы оба знаем, что это не сегодня.

Ник раздувает ноздри, и на краткий миг мне кажется, что он вот-вот ударит противника. Что воин, который сражался с адским псом, с легкостью бросит Сэла через плечо или ударит его о стену так сильно, что в ней останется трещина. Но пальцы Сэла подергиваются, серебристые кольца вспыхивают на фоне темных штанов, и Ник не наносит удара. Он зажмуривается и опускает руку.

Сэл выглядит почти разочарованным, но он аккуратно обходит Ника, бросив ему через плечо:

– Тебе необязательно смотреть.

Под гранитной тяжестью его голоса слышится отзвук какой-то эмоции.

Ник смотрит мне в глаза из-за спины Сэла, и на его лице отчетливо читается все та же просьба: «Не дай ему понять».

Сэл встает напротив и смотрит на меня сверху вниз, словно изучая.

– Я не верю в совпадения. Возможно, мне стоит переживать, что я сталкиваюсь с тобой два дня подряд, но никакой тенерожденный не стал бы показывать себя таким уязвимым, как ты сегодня, а значит, ты просто… неудачница.

Опять это слово. Тенерожденные. Когда Сэл произносит его, на его лице появляется презрительная ухмылка.

– Ты unanedig. Единождырожденная.

Глаза королевского мага – изучающие, оценивающие – следят за каждым моим движением.

– Поэтому твое тело не приспособлено к эфиру. Вот почему у тебя кружится голова.

– Иди к черту.

– Сядь. – Голос Сэла накатывает на меня, как волна. Когда я не подчиняюсь, он делает шаг вперед, и этот глубокий первобытный страх, исходящий от него, придавливает меня. Я сажусь.

Ник делает полшага вперед.

– Принцип минимального вмешательства, – напоминает он. – Достаточно последней пары часов.

Сэл закатывает глаза.

– Приказываешь, Николас? Как будто меня не связывают те же законы, которыми ты так беззаботно пренебрегаешь?

Я перевожу взгляд на Ника. Он кивает, словно подтверждая то, что вот-вот случится. Он снова собирается стереть мою память. Сэл опускается на колени передо мной, и тот же пьянящий пряный дымный запах окутывает меня.

– Как тебя зовут? – спрашивает он все тем же раскатистым голосом.

– Ее зовут Бриана. – Ник сообщает Сэлу мое официальное имя, а не то, которое я предпочитаю.

Мысли мечутся. В прошлый раз заклятье Сэла сработало, но ненадолго. Как я его преодолела? Был свет, потом боль в ладонях…

Сэл с интересом наблюдает за тем, как на моем лице отражается внутренняя борьба.

– Должен признать, Бриана, мне любопытно. Какой изгиб Вселенной заставил наши пути снова пересечься? – спрашивает он тихо, задумчиво. – Увы, некоторые тайны должны навсегда остаться тайнами.

Я дергаюсь, когда его длинные пальцы тянутся к моему лицу. У меня остается как раз времени, чтобы прикусить нижнюю губу. Сильно.

Последнее, что я помню, – как его горячая ладонь прижимается к моему лбу.

8

Писк будильника сверлит мой череп. Я вскакиваю, в панике нащупываю телефон на тумбочке и наконец затыкаю его.

– Охх… Слишком яркий свет.

Я откидываюсь обратно на кровать и прикрываю лицо подушкой. Мозг словно расколот на отдельные фрагменты. Как кусочки фруктов в желе.

– Ты невероятна, – доносится голос Элис с ее половины комнаты.

– У меня глаза болят, – ною я. – Вообще все тело болит. Все палочки и колбочки, Элис.

– Что ж, пора вставать, – ее голос сочится ядом. – Если ты не хочешь добавить прогулы к списку своих проступков.

Я хмурюсь, откинув подушку в сторону.

– Что с тобой не так?

Элис встает с кровати, уже одетая в юбку и кофту. Она дожидалась, пока не сработает мой будильник, чтобы отчитать меня. Злобный библиотекарь в засаде.

– Со мной? Из-за тебя нас чуть не выгнали из университета в первые же сутки, а на второй день ты пришла домой в час ночи!

Я щурюсь, глядя на нее.

– Вовсе нет. То есть да. Первое верно. А второе нет.

Элис скалит зубы. Опасный злобный библиотекарь.

– Поверить не могу, что у тебя от выпивки память отшибло.

Я сажусь, качая головой.

– Я не пила.

– Ты с ума сошла! – Она так вопит, что я испуганно сглатываю. Ненавижу, когда она расстраивается. Ненавижу, когда мы ссоримся. – Тебя сюда притащил какой-то блондинчик, ты спотыкалась и что-то бормотала. Он сказал, что ты переусердствовала с весельем на вечеринке «Малого братства». Вечеринка студенческого братства, Бри? Серьезно?

Вот теперь я выскакиваю из постели.

– Элис, – медленно произношу я, подходя к ней и выставив вперед руки в предложении мира. – Понятия не имею, о чем ты говоришь. Я не перепила.

Она топает ногой, и если бы я не была настолько сбита с толку, то рассмеялась бы.

– Разве не это сказал бы на следующий день человек, напившийся до потери памяти?

– Ну, – говорю я, обдумывая ее слова. – Да, но…

– Я понимаю, что мы впервые реально свободны. Я много слышала о том, как люди попадают в колледж и начинают слишком много пить, не зная своих пределов. Я просто не думала, что ты…

Внезапно у меня пропадает желание смеяться.

– Ты не думала, что я кто?

Она вздыхает, скрестив руки на груди.

– Воплощение заурядности.

Я моргаю.

– Это опять что-то из «Джейн Остин»?

Элис медленно выдыхает через нос.

– Все происходит точно так, как все говорят. Ты поступаешь в колледж с подругой, вы обе находите кого-то нового… какую-то группу или что-то такое, и ваши пути расходятся. Я просто не думала, что это случится с нами.

Элис хватает сумку и топает к двери. Меня добивает печальное смирение в ее голосе и еще слова, которые она произносит, прежде чем выйти за дверь:

– Тебе нужна помощь.

Слезы едва не застилают глаза еще до того, как дверь закрывается за ней, затем их сменяет волна обжигающего гнева. Пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, оставляя на них алые полумесяцы.

Через пять минут, чистя зубы в общей ванной, я вскрикиваю так громко, что девушка, стоявшая рядом, испуганно отпрыгивает.

– Какого черта?

– Извини, – бормочу я с полным пасты ртом. Ссадина на нижней губе такая глубокая, что, когда я сплевываю, алая кровь и пенящаяся паста уходят в раковину водоворотом, смешиваясь в отвратительно гармоничной пропорции. Глядя в зеркало, я оттягиваю губу, чтобы оценить повреждения.

– Я прику…

Еще один укол боли. А потом я ощущаю странную суетливую панику, словно я только что споткнулась на лестнице, но вместо того чтобы удариться об пол, долетев до низа, я падаю вперед – в воспоминания.

Где он?

Курс «Генетика-201» начинается через пять минут, а Ника еще нет.

Я пришла пораньше, чтобы убедиться, что не пропущу его, и теперь держусь у заднего ряда большой аудитории, наблюдая, как студенты заходят внутрь. Мимо проталкивается девушка с густыми черными волосами, на мгновение заслоняя от меня дверь. Когда она проходит мимо, я вижу Ника в синей футболке и джинсах – он идет вдоль задней стены к углу аудитории.

Я пробираюсь через поток студентов, следуя за ним. Когда часы бьют одиннадцать, худой мужчина средних лет в сером твидовом костюме выходит с переднего ряда, ступая по скрипучему деревянному полу. Он останавливается у кафедры и хмурится, глядя, как остальные, включая меня, ищут места.

– Как указано в расписании, это «Генетика-201». Не «Геология-201». Не «Антропология-201». Не «Германистика-201». Если вы пришли на какой-то из этих предметов, пожалуйста, выйдите прямо сейчас и уделите некоторое время изучению сокращенных названий курсов и карты кампуса.

Раздается глухая волна смеха. Полдесятка студентов встают и начинают проталкиваться к выходу, расположенному в задней части аудитории.

Ник плюхается на деревянное сиденье в самом верхнем ряду, каким-то загадочным образом делая это с изяществом. Я спешно пробираюсь на соседнее место.

– Ник, сокращенно от Николаса.

Он вскакивает.

– Бри. Привет. – Я замечаю, что он окидывает быстрым взглядом мои предплечья. – Как дела у моей подопечной?

У него такая восхитительно искренняя улыбка, что я бы поверила ему, если бы не знала правду. Он раскладывает подставку для письма, прикрепленную к подлокотнику, и кладет на нее тетрадь для записей, которая, похоже, когда-то побывала в воде. Затем прищуривается.

– Не знал, что ты ходишь на этот курс.

– А я и не хожу. Я попросила у декана твое расписание.

Он расплывается в улыбке.

– И кто теперь пугающе умен?

Я фыркаю.

– Все еще ты. Кстати. – Я откидываюсь назад на своем сиденье. – Я никогда в жизни не напивалась до потери сознания, и я скорее умру, чем переступлю порог студенческого братства. В следующий раз скажи Сэлу, чтобы гипнотизировал лучше. – Я снова выпрямляюсь, широко раскрыв глаза. – Или что, это и был дом студенческого братства? А мне показалось, ты сказал, что нам нельзя в них вступать.

Ник слегка приподнимает бровь, его глаза расширяются, но он не отвечает.