– Днем снимем еще! – провозгласил Достабль, вращая глазами. – Всего-то и нужно, что больше драк и чудовищ!

– Но слонов‑то у нас точно нет! – завопил Сильверфиш.

Скала поднял щербатую руку.

– Что? – рявкнул Сильверфиш.

– Если у вас есть чуток серой краски и что-нибудь для ушей, мы с Морри можем…

– Никто еще не делал трехкатушечный клик, – задумчиво проговорил Гафер. – Это непросто будет. Почти десять минут, как-никак. – Он задумался. – Наверное, можно сделать катушки побольше…

Сильверфиш понял, что его загнали в угол.

– Послушайте, – начал он.

Виктор не сводил глаз с девушки. Остальные на них внимания не обращали.

– Э‑э, – промямлил он. – Кажется, нас друг другу не представили?

– Тебе это, похоже, не помешало, – сказала она.

– Обычно я себя так не веду. Я, наверное… заболел. Или что-то в этом роде.

– О, отлично. И мне, видимо, от этого должно полегчать?

– Может, присядем в теньке? Тут очень жарко.

– У тебя взгляд сделался таким… жгучим.

– Правда?

– Это было очень странно.

– Я и чувствовал себя очень странно.

– Знаю. Дело в этом месте. Оно в тебя проникает. Ты знаешь, – спросила она, усаживаясь на песок, – что для обращения со всякими там бесами есть целая куча правил: что их нельзя утомлять, чем их можно кормить и так далее. А вот на нас всем наплевать. Даже с троллями лучше обращаются.

– Наверное, это как-то связано с тем, что в них семь футов росту и тысяча фунтов весу, – предположил Виктор.

– Меня зовут Теда Уизел, но друзья зовут меня Джинджер, – представилась она.

– А меня зовут Виктор Тугельбенд. Гм. Но друзья зовут меня Виктор, – сказал Виктор.

– Это ведь твой первый клик?

– Как ты догадалась?

– Ты так выглядел, будто всем этим наслаждался.

– Ну, это ведь лучше, чем работать, разве нет?

– Подожди, пока проведешь здесь столько же, сколько я, – едко сказала она.

– А сколько ты здесь?

– Почти с самого начала. Пять недель.

– Надо же. Все случилось так быстро.

– И это лучшее, что когда-нибудь случалось, – ровным голосом сказала Джинджер.

– Ну, наверное… скажи, а нам можно пойти пообедать? – спросил Виктор.

– Нет. Нас могут позвать в любую минуту, – сказала Джинджер.

Виктор кивнул. В общем и целом он без особенных проблем жил, упрямо, но спокойно делая то, что хотел, и не понимал, почему должен от этого отказываться даже и в Голывуде.

– Тогда им придется кричать, – сказал он. – Я хочу поесть и выпить чего-нибудь холодненького. Возможно, я просто перегрелся на солнышке.

Джинджер колебалась:

– Ну, здесь, конечно, есть столовая, но…

– Отлично. Веди.

– Здесь людей вышвыривают только так…

– Что, не сделав третьей катушки?

– Они говорят «Народу, который хочет пробиться в движущиеся картинки, и без вас полно»…

– Отлично. Это значит, что у них будет весь остаток дня для того, чтобы найти среди них парочку наших двойников. – Виктор прошагал мимо Морри, который тоже пытался укрыться в тени камня.

– Если нас кто-нибудь будет искать, – сказал Виктор, – мы ушли на обед.

– Что, прямо сейчас? – поразился тролль.

– Да, – твердо сказал Виктор и двинулся дальше.

Сзади доносились голоса Достабля и Сильверфиша, схлестнувшихся в яростном споре, а время от времени – реплики рукоятора, говорившего расслабленным тоном человека, который знает, что ему сегодня в любом случае заплатят шесть долларов.

– …назовем ее эпопеей. О ней лет сто еще будут говорить.

– Ага, о том, как мы обанкротились!

– Слушай, я знаю, где можно сделать цветные гравюры практически за бесценок…

– …Я тут подумал: может, у меня получится шпагатом привязать к рисовальному ящику колесики, и тогда его можно будет перевозить с места на место…

– И люди скажут: «Ах, этот Сильверфиш – вот создатель движущихся картинок, у которого хватило духу дать народу то, что он хочет» – вот что они скажут. Человек, который раздвинул эти, какихтам, искусства…

– …а если сделать этакий шест на вертлюге, так мы сможем рисовальный ящик прямо вплотную…

– Что? Ты правда думаешь, что они так скажут?

– Поверь мне, Томми.

– Ну… ладно. Ладно. Только никаких слонов. Я хочу, чтобы ты это уяснил. Никаких слонов.

– Странная штуковина, – сказал аркканцлер. – Какая-то куча глиняных слонов. Ты же вроде говорил, что это машина?

– Скорее… скорее устройство, – неуверенно поправил его казначей. Он потыкал устройство пальцем. Глиняные слоны закачались. – Кажется, его собрал Умелец Риктор. Это было еще до меня.

Оно было похоже на большой узорчатый горшок ростом почти с человека ростом с большой горшок. По верхнему краю висели на мелких бронзовых цепочках восемь глиняных слонов; один из них после казначеева прикосновения раскачивался взад-вперед.

Аркканцлер заглянул внутрь.

– Сплошные рычаги и мехи́, – с отвращением заметил он.

Казначей повернулся к университетской управительнице.

– Скажите, госпожа Герпес, – спросил он, – что именно произошло?

Госпожа Герпес, дородная, розовая и затянутая в корсет, пригладила свой рыжий парик и подтолкнула крошечную служанку, которая рядом с ней смотрелась точно буксирчик.

– Расскажи его светлости, Ксандра, – велела она.

Судя по виду Ксандры, находиться здесь ей совсем не хотелось.

– Понимаете, сэр, пожалуйста, сэр, я пыль вытирала, понимаете…

– Она-с пыль-с вытирала-с, – услужливо пояснила госпожа Герпес. Когда на нее находил острый приступ классового почтения, она могла порождать букву «с» даже там, где это было не предусмотрено природой.

– …а потом он как зашумит…

– Он-с зашумел-с, – сказала госпожа Герпес. – Поэтому она рассказала мне, ваша светлость, как-с и‑с полагается-с.

– Как звучал этот шум, Ксандра? – спросил казначей так ласково, как только смог.

– Пожалуйста, сэр, он звучал как-то вроде… – она закатила глаза, – «вумм… вумм… вумм… вумм… вуммвуммвумм ВУММВУММ… плиб», сэр.

– Плиб, – очень серьезно повторил казначей.

– Да, сэр.

– Плиб-с, – эхом отозвалась госпожа Герпес.

– Это он так в меня плюнул, – пояснила Ксандра.

– Исторг слюну-с, – поправила ее госпожа Герпес.

– Как я понимаю, один из слонов выплюнул маленький свинцовый шарик, – сказал казначей. – Это и был, э‑э, «плиб».

– Вот как, – сказал аркканцлер. – Я не потерплю, чтобы всякие там горшки в людей харкались.

Госпожу Герпес передернуло.

– С чего он это сделал? – спросил Чудакулли.

– Не могу сказать, мэтр. Я думал, вы можете знать. Кажется, Риктор читал здесь лекции в то время, когда вы были студентом. Госпожу Герпес весьма заботит, – добавил казначей тоном, по которому становилось ясно, что когда госпожу Герпес что-то заботит, проигнорировать это может только весьма недальновидный аркканцлер, – что на прислугу будет оказано магическое воздействие.

Аркканцлер постучал по горшку костяшками пальцев:

– Это старик Риктор-Счетовод, что ли? Ты о нем говоришь?

– Видимо, да, аркканцлер.

– Совершенный псих. Считал, что все на свете измерить можно. Не только длину, и вес, и тому подобное, а вообще все. «Если что-то существует, – говорил, – значит, оно измеримо». – Глаза Чудакулли затуманились воспоминаниями. – Какие только странные штуковины он не изобретал. Думал, что можно измерить истину, и красоту, и сны, и все такое прочее. Так это, значит, одна из игрушек старика Риктора? Интересно, что она измеряет.

– Я‑с считаю, – высказалась госпожа Герпес, – что ее стоит-с убрать куда-нибудь, где-с она никому не навредит-с, если вы не-с возражаете-с.

– Да, да, да, разумеется, – торопливо ответил казначей. Удержать прислугу в Незримом Университете было непросто.

– Избавьтесь от него, – велел аркканцлер.

Казначей пришел в ужас.

– О нет, сэр, – сказал он. – Мы никогда ничего не выбрасываем. К тому же он может быть очень ценным.

– Хм-м‑м, – протянул Чудакулли. – Ценным?

– Это наверняка важный исторический артефакт, мэтр.

– Тогда оттащи его ко мне в кабинет. Я ведь говорил, что его нужно украсить. Пусть будет вот этакая броская безделушка. А теперь я пошел. Надо кое с кем переговорить насчет дрессировки грифона. Доброго вам дня, дамы…

– Гм, аркканцлер, а не можете ли вы подписать, – начал казначей, но обращался он к закрывающейся двери.

Никто не спросил у Ксандры, какой именно из глиняных слонов выплюнул шарик; впрочем, это им ничего бы не сказало.

Тем же вечером парочка грузчиков перенесла единственный рабочий ресограф^[5] во вселенной в кабинет аркканцлера.

Никто так и не сообразил, как озвучить движущиеся картинки, однако звук, в первую очередь ассоциировавшийся с Голывудом, все-таки был. Это был стук молотков.

Голывуд набрал критическую массу. Новые дома, новые улицы, новые районы возникали в одну ночь. А в тех местах, где наспех обученные подмастерья-алхимики еще не освоились как следует с самыми сложными этапами производства октоцеллюлозы, исчезали даже быстрее. Но большого значения это не имело. Стоило дыму рассеяться – и кто-то уже снова стучал молотком.

Голывуд разрастался путем деления. Требовались только некурящий парнишка с недрожащими руками, способный читать алхимические знаки, рукоятор, мешок бесов да солнечный свет. Ах да, и немножко людей. Но в них недостатка не было. Если ты не умел разводить бесов, смешивать химикалии или ритмично вращать ручку, ты всегда мог приглядывать за лошадьми или работать официантом, носить интересное выражение лица и надеяться. А если и это не получалось – стучать молотком. Шаткие постройки одна за другой окружали древний холм, их тонкие доски уже коробились и выгорали под безжалостным солнцем, однако потребность в новых все не убывала.

Ведь Голывуд звал. С каждым днем он привлекал все больше людей. И они не затем прибывали, чтобы становиться конюхами, или официантками, или плотниками быстрого реагирования. Они прибывали, чтобы делать движущиеся картинки.

И сами не знали почему.

Как прекрасно знал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль, если двое или больше людей соберутся в одном месте, кто-нибудь обязательно попытается продать им сомнительного вида сосиску в тесте.

Теперь, когда сам Достабль нашел себе иное призвание, эту нишу заняли другие.

Одним из них был клатчец Нодар Боргль, чей огромный сарай, где каждый звук отдавался эхом, был не рестораном, а скорее кормовой фабрикой. В одном его конце стояли огромные дымящиеся чаны. Остальное место занимали столы, а за столами…

Виктор был поражен.

…сидели тролли, люди и гномы. И несколько номов. И, кажется, даже парочка эльфов – самых неуловимых обитателей Плоского мира. И множество других существ – Виктор надеялся, что это были тролли в костюмах, потому что иначе всех ожидали большие проблемы. И все они ели, причем, что самое невероятное, не друг друга.

– Берешь тарелку, встаешь в очередь, а потом платишь, – объяснила Джинджер. – Это называется самоприслуживание.

– То есть ты платишь до того, как поешь? А если окажется, что еда кошарная?

Джинджер мрачно кивнула:

– Вот поэтому ты и платишь заранее.

Виктор пожал плечами и наклонился к гному, стоявшему за прилавком:

– Мне, пожалуйста…

– Рагу, – сказал гном.

– А какое рагу?

– А оно разным не бывает. На то оно и рагу, – буркнул гном. – Рагу есть рагу.

– Я имел в виду, из чего оно сделано? – уточнил Виктор.

– Если спрашиваешь – значит, недостаточно проголодался, – сказала Джинджер. – Два рагу, Фрунт-кин.