– Приветствую вас, брат по вере, – начал я вежливо, с трудом сдерживая себя от разгорающегося в груди гнева.

– Добрый день, легат, – он даже не пошевелился, чтобы приветствовать меня как положено, для такого высокого гостя, как я, – что привело вас к нам?

– Я собираюсь построить в Венеции собор и поэтому хотел выкупить весь мрамор, который вы добываете. Готов заплатить за него вдвое больше того, что вам платят нынешние покупатели.

– Епархия Луни не ведёт дела с венецианцами, – лениво ответил он, – вы зря потратили время на путешествие.

– Это ваше последнее решение? – поинтересовался я. – Потому что город находится в ужасном состоянии, людей мало, охраны нет, а вы заявляете, что вам это безразлично. Какой же из вас тогда правитель?

– Мальчик, – он скосился на меня, – то, что у тебя на пальце перстень, ещё не даёт тебе права разговаривать со взрослыми в подобном тоне.

После этих слов, под его ехидные усмешки я приказал матросам покинуть собор, вернувшись на корабль. И, едва оказался на борту, приказал своим канонирам снести к чёрту жилище зажравшегося епископа. Они покосились на крест собора, который стоял рядом, но не стали спорить и подготовили пушки к бою. Вскоре, когда Джакопо поставил бригантину в более удобное для обстрела место, чуть севернее от порта, орудия вразнобой заговорили своими басовитыми голосами. Обстрел длился около часа, во время которого капитан постоянно сдвигал корабль, чтобы появился обзор, который перекрывали клубы дыма, производимого порохом. Наконец, когда, кроме обломков стен, больше ничего не было видно, я остановил канонаду.

– Попытка номер два, – прокомментировал я повторную высадку в порт, где нас уже никто не встречал, а улицы стали ещё более пустыннее, чем час назад. Лишь испуганные взгляды из окон провожали нас.

На остатках поместья и собора нашлось не так много трупов, как я думал, а из-под завалов слышались стоны, я приказал матросам сходить в город и привести мужчин, чтобы те помогли выжившим. Тело епископа тоже откопали, правда, без головы, которую мы так и не нашли. Распорядившись о похоронах, я вернулся на корабль и стал ждать, поскольку твёрдо знал, что свято место пусто долго не бывает, и оказался прав, когда через пару часов прибыли посланники из Сарзаны, где находилась часть епархии Луны, а также гонец попросил меня о встрече с епископом Марзуком, на что я, конечно же, согласился.

В оговоренное время мы прибыли на место, где в доме главы цеха каменщиков меня и дожидался низенький, лысый, с бегающими глазками худой священник, который, увидев моё кольцо, правильно его воспринял, упав на колени и поцеловав его.

– Брат Марзук, – я выгнал всех из комнаты, оставшись с ним наедине, – землетрясение унесло жизнь нашего дорогого епископа Гуальтье, поэтому я предлагаю вам занять его место. С Папой вы можете согласовать это, направив ему письмо, упомянув, что я попросил за вас.

– Землетрясение? – он ошеломлённо посмотрел на меня.

– Конечно, можете об этом тоже упомянуть в письме, – покивал я, затем достал из кошелька золотой самородок размером с два пальца и поставил его на стол, – мне нужен мрамор в больших количествах. Вы сможете отказать всем и поставлять его мне за двойную цену?

Золото мгновенно исчезло с поверхности стола, а его улыбка стала льстивой.

– Какие объёмы вам будут нужны, легат?

– Много, очень много, – я и сам-то толком не знал, но мрамора никогда мало не бывало, ведь я не планировал останавливаться лишь на одном соборе, – я пришлю к вам своего дядю, обговорить условия, но одно точно. Вам нужно усилить охрану порта, наняв больше наёмников, а также пригласить в город больше жителей, Каррара сейчас просто физически не способна выдавать приличное количество продукта. Я очень надеюсь, что вы понимаете, в отличие от вашего предшественника, что чем больше мрамора будете поставлять, тем больше доходов будет получать епархия Луни.

– Брат Гуальтье, – старательно обходя острые углы при упоминании этого имени, проговорил новоиспечённый епископ Луни, – довольствовался малым.

– Пусть бы для себя, я бы и слова не сказал, – не согласился я с ним, – но он жил в роскоши и довольствии, а город, за который он ответственен, находится в ужасающем состоянии.

– Если честно, брат, я тоже не силён в управлении городом, – признался он.

– Это решаемый вопрос, – я кликнул главу цеха каменщиков и попросил собрать всех остальных глав цехов, имеющихся в городе. Тот бросился выполнять мою просьбу, и уже через полчаса перед нами с епископом сидели пятеро мужчин, боязливо косящихся на меня и охрану.

– Властью, данной мне Святым престолом, назначаю главой епархии Луни епископа Марзука, – оповестил я всех, – договоритесь с епископом, какую долю вы будете получать от него на развитие города, порта, а также обеспечение охраны. Вы ведь этого хотели, дорогой брат? – повернулся я к ошарашенному происходящим священнику, и тот закивал.

– Отлично, тогда договаривайтесь между собой и готовьте мрамор, я заберу всё, что есть сейчас и вы произведёте в будущем, – откланялся я, – доверенное лицо прибудет в ближайшее время, и не заставляйте меня, пожалуйста, возвращаться сюда второй раз.

– Благодарим вас, легат, за помощь, – они все подскочили с мест и низко мне поклонились, когда носилки вынесли из дома.

– Марко, отправь кого-то двоих из наших гонцами в Венецию, нужно, чтобы дядя Джованни срочно сюда кого-то прислал, – попросил я идущего рядом бомбардира, – только понадёжнее, чтобы не удрали по пути.

– Синьор Витале, – оскорбился он, – на «Елене» нет таких. Все, кто покинул корабль, прельстившись обещаниями других домов, сейчас локти кусают, когда видят нас.

– Ну и отлично, тогда следуем к следующей цели нашего путешествия, – задумался я над своими дальнейшими действиями.

***

15 января 1198 года от Р.Х., королевство Арагон, Барселона

Широкая гавань порта радушно раскрыла свои объятья, а засуетившиеся было корабли при виде громады парусов успокаивались, когда замечали флаг венецианского золотого льва на красном поле.

«Пожалуй, для лучшего узнавания нужно отдать в работу ткачам рисунки бывшего кардинала Конти, который рекомендовал мне использовать личный герб, – подумал я, посматривая на верхушку мачты, – зря, что ли, потратили с ним столько времени в пути, чтобы его нарисовать».

С этими мыслями я дождался портового служащего, который был весьма любезен, когда узнал, что на борту целый архиепископ. По понятным причинам перстень я спрятал, мне лишний ажиотаж не нужен был на пустом месте, поэтому благословил его и, оплатив пошлину, а также стоянку, я с отрядом охраны спустился на берег, где уже собирались зеваки, чтобы посмотреть на корабль необычной формы и размера.

– Ваше высокопреосвященство, – рядом раздался подобострастный голос, а от названного титула я даже вздрогнул. Только спустя пару секунд понял, что обращаются ко мне. Повернувшись, я увидел дородного мужчину в простой одежде, который мне низко кланялся.

– Слушаю вас, уважаемый, – кивнул я ему.

– Не окажете ли вы честь остановиться в моём доме? – поинтересовался он. – Я скромный владелец таверны, но у меня чисто и светло, недавно сделан ремонт.

– Показывайте дорогу, – кивнул я, и он пошёл рядом с моими носилками.

– Ваше высокопреосвященство, – люди, завидя нас, кланялись и крестились, мне пришлось вспоминать обязанности священника и благословлять всех налево и направо. Я даже как-то и забыл, что в других местах, кроме Венеции, отношение простых людей к высшим духовным санам церкви было часто чрезмерно уважительное. Столкнувшись с этим впервые на примере жителей Барселоны, я как-то даже сначала растерялся, но, освоившись, стал вести себя размеренно и почтенно, вспоминая тех священников, с которыми общался. И вроде бы даже успешно это получалось, поскольку толпа, идущая за нами, всё увеличивалась и увеличивалась.

– Ваше высокопреосвященство, – трактирщик показал и правда на подновлённое здание, стоявшее на углу улиц, – вот мой дом и таверна.

– Марко, оставь, наверно, только двадцать человек, остальные пусть вернутся на корабль, – я критически посмотрел на не такое уж и большое здание.

– Будет выполнено, синьор Витале.

– Как зовут уважаемого хозяина, предоставившего нам кров? – обратился я к трактирщику.

– Марсель Пурто, ваше высокопреосвященство, – поклонился он.

– Ты добрый католик, Марсель, – я перекрестил его, – пусть будет благословенен твой дом, семья и все родственники. Ведь ты делаешь доброе дело, как заповедовал Святой Дух через апостола Павла, «Страннолюбия не забывайте; ибо чрез него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам».

– Ваше высокопреосвященство, – мужчина в слезах упал на колени, став истово креститься, – благодарю вас! Благодарю!

Подскочив словно ужаленный, он засуетился и повёл нас внутрь, попытавшись отдать мне комнаты, которые занимал сам с семьёй. Я отказался, попросив скромную спальню, в которой бы поместился сам, и которую легко было бы охранять моим стражам. Он бросился исполнять, и уже через десять минут необходимые помещения были нам предоставлены. В одном разместился я, в двух других по соседству моряки, в дополнение Марко выставил круглосуточный караул, чтобы на этаж никто не мог войти без разрешения.

Я, снимая с себя цепочку с камнем, а также золотой пояс, поманил бомбардира к себе, заставив нагнуться.

– Сходи в ближайшую церковь, купи там простое облачение монаха, – приказал я ему, – моя дорогая одежда в этом верующем городе не совсем уместна. Только быстро!

Он понятливо кивнул и отправил одного из своих канониров посмышлёнее, снабдив его переданными мной деньгами. Уже через двадцать минут чистое, пахнущее сеном, хоть и весьма просторное, одеяние было мне доставлено. Переодевшись с помощью своих людей, я свою дорогую одежду, как и драгоценности, сложил в носилки, чтобы их не было видно.

На трапезу меня вынесли именно в таком виде, и я ужаснулся, увидев, сколько людей скопилось в самом зале, а также ещё больше виднелось на улице.

– Что случилось, добрый Марсель? – обратился я к хозяину, который вышел сопровождать меня. – Почему кругом столько людей?

– Ваше высокопреосвященство, – он смутился, – новость о вашем прибытии облетела почти весь город, а ваш вид вызывает у людей жалость и непонимание, кто мог поднять руку на архиепископа католической церкви.

– Хорошо, я расскажу, – я вздохнул, понимая, что это неизбежно, – только поставьте носилки на стол, так меня будет лучше видно и слышно.

Всё было выполнено мгновенно, и с высоты стола я разглядел устремлённые ко мне взволнованные, любопытные, жалостливые и удивлённые лица горожан. Прочистив горло, я стал рассказывать, конечно же, выставляя себя в более выигрышном свете, а своих врагов, занимающихся кровосмесительством и бесконечным стяжательством, как тех, с кем нужно бороться всем доблестным христианам. Градус напряжения нарастал, в рядах простых горожан стали слышаться гневные крики, когда я стал описывать пытки, которые ко мне применяли, а также то, что я молился и просил господа помочь мне всё это время.

На глазах матерей, прижимавших к себе детей, виднелись слёзы, даже мужчины крестились и сжимали кулаки, слушая подробности, о которых я живописал с такой страстью и экспрессией, перемежая всё цитатами из Евангелие, что, когда закончил рассказ тем, как, подняв знамя церкви над городом грехов, провозгласил очищение Венеции, все без исключения окружавшие нас люди упали на колени, вознося хвалу господу за свершившуюся справедливость.

– Вот, в общем-то, и вся история, добрые люди Барселоны, – улыбнулся я им, – за это, несмотря на мой юный возраст, я и удостоился такого высокого признания у Святого престола, вручившего мне сан архиепископа Венецианского.

– Святой! Вы просто святой, ваше высокопреосвященство, – Марсель прижимал к груди маленькую дочь и плакал, как и все остальные.