В Бога Алексей не верил, как и большинство его сверстников, и кары небесной за святотатство не боялся. Вон большевики – все церкви, все хранилища разграбят, кресты с куполов сбросят, в церквях склады и мастерские устроят и больше семидесяти лет у власти пробудут. Алексей сомневался, что ему удастся прожить столько.

Время, проведенное в колонии, ожесточило, научило надеяться только на себя, быть волком-одиночкой. Решив так, спросил Фросю:

– Хочу в Москву уехать. Там богатых никто толком не щипал. Ты со мной?

– Чего я там не видела? Останусь.

– Дело твое.

Голому собраться – только подпоясаться. Проблема была в другом – поезда между Петроградом и Москвой ходили крайне нерегулярно, расписания не было. Паровозы и подвижной состав изношены, ремонта давно не видели. Выяснив все обстоятельства, Алексей решил экспроприировать машину. Действовал нагло. Увидев возле какого-то учреждения с красным флагом у входа машину с водителем, подошел, распахнул дверцу, уселся на переднее сиденье. Шоффер (именно так тогда писалось) от такой бесцеремонности на минуту впал в ступор. Потом открыл рот, чтобы отругать нахала и выгнать, а Алексей ему под нос ствол пистолета.

– Я из ЧК! Поезжай!

Водитель выбрался из автомобиля, крутанул заводную ручку, занял место за рулем. Слово «ЧК» действовало безотказно и грозно, подкрепленное оружием. Водитель тронул машину. В салоне холодно, изрядно трясет. Да и то – проезжая часть булыжная, да еще комья замерзшего снега. После революции и большевистского переворота улицы убирались скверно – и снег и кучи мусора.

– Куда едем? – осторожно спросил водитель.

– На Московский тракт. Потом скажу, куда.

– А далеко ли?

– Ты слишком любопытный!

– Бензина мало, как бы не встать на дороге, – стал оправдываться шофер.

– Заправимся, – разрешил Алексей.

К его удивлению, водитель остановился у аптеки, вернулся с двумя жестяными банками, перелил содержимое в бензобак, жестянки вернул в аптеку.

– Верст на сто ноне хватит.

Для Алексея снова удивительно. Только что заправил в бак двадцать литров и сто верст всего проедет? М-да, прожорливы моторы были. Выбрались из города. Шоссе никто не чистил, а наверное, и техники такой еще не было, вроде грейдеров. Большинство проезжающих – на санях, на конной тяге. С трудом, буксуя и завывая мотором, удалось преодолеть полсотни верст за три часа, потом машина увязла. И сколько ни пытались ее вытащить, узкие колеса все сильнее проваливались в снег. Уже начинало смеркаться. Алексей мысленно стал себя ругать, что ввязался в авантюру. Надо было ждать на железнодорожном вокзале поезда, хотя бы в тепле. Справа от шоссе виднелась железная дорога, стоял семафор. Водитель, обреченно вздохнув, лопатой начал отбрасывать снег. Алексей по снежной целине полез к железной дороге, проваливаясь по колено, а то и глубже. Выбрался, но в ботинки набился снег, стал таять. Ногам сыро и холодно. Чтобы согреться, побежал. Через полчаса, когда подустал, сзади послышался паровозный гудок. Алексей сошел с рельсов в сторону. Мимо, обдав паром, прогромыхал паровоз, тянущий грузовой состав. Скорость маленькая, и Алексей решил рискнуть. Когда мимо проходила тормозная площадка последнего вагона, подпрыгнул, уцепился руками за поручни, подтянулся, поставил ногу на ступеньку, стал дыхание переводить. На площадке главный кондуктор, сразу к Алексею кинулся.

– Никак не можно, гражданин! Сойдите с поезда!

– Я из Чрезвычайной Комиссии! Мне по служебной надобности!

И кондуктор сразу сдулся, вроде как и усы обвисли.

– Да нет, я ничего, если по служебной надобности.

Скорость у состава невелика, но задувало сильно. Пока доехали до станции, Алексей изрядно замерз. Поезд стал тормозить, Алексей соскочил на перрон, побежал к вокзалу. Там помещение, там тепло. Внутри вокзала душно, накурено, воздух спертый. Свободное место только на полу, лавки заняты. Алексей прошел к начальнику станции, сунул ему под нос бумагу.

– Я из Чрезвычайной Комиссии. Когда будет поезд на Москву?

– Не могу знать! Расписание не выдерживается, паровозов нет, а желающих уехать – полный вокзал.

Зазвонил телефон. Начальник снял трубку.

– Тищенко у аппарата. Да, да, только водой.

Положив трубку, сказал:

– С соседней станции к нам бронепоезд идет, у нас будет остановка, паровоз воду брать будет. Поговорите с командиром, может и возьмет.

Через четверть часа на станцию прибыл бронепоезд. Посредине состава бронепаровоз, спереди и сзади от него по два броневагона, с пушками и пулеметами. По тем временам – большая огневая мощь, недостаток один – привязан к железной дороге. Паровоз подогнали к водоразборной колонке, стали заливать воду в тендер. Алексей подбежал к вагону, постучал по броне рукоятью пистолета. Думал – не услышат, поскольку звук получился слабый, но открылась дверь, выглянул солдат.

– Чего надоть?

– Командира или комиссара.

– Он на паровозе.

На тендере в самом деле возвышалась небольшая башенка. На самом тендере стоял помощник машиниста или кочегар, следил за уровнем воды.

– Эй, позови командира!

– Он в будке машиниста.

Алексей поднялся по вертикальным ступенькам, постучал. Дверца резко распахнулась, едва не сбив его на перрон.

– Мне командира бронепоезда.

– Я командир.

Алексей, держась одной рукой за поручень, достал из кармана бумагу, предъявил. Командир прочитал, вернул. Был командир в морской форме – бушлат, черная флотская фуражка, только что погон не было.

– Федоров! – обернулся командир назад. – Проводи чекиста во второй вагон, он с нами до Москвы поедет.

Алексей опустился на перрон, за ним матрос, наверное – Федоров. От матроса разило спиртным.

– Ты, что ли, чекист?

– Он самый.

– Иди за мной.

Матрос подошел к броневагону, рукоятью револьвера постучал по броне. Дверца распахнулась, и из вагона едва не вывалился пьяный солдат.

– Командир приказал взять чекиста на борт.

– Пущай лезет.

От солдата несло смесью самогона, лука и чего-то непонятного. Алексей в армии не служил, но полагал, что в армии или на флоте порядки жесткие. Нельзя пьяного служаку к оружию подпускать, беда может приключиться. Алексей забрался по отвесному трапу в вагон. Холодно, на стальных стенах от дыхания солдат иней. На него никто не обратил внимания. В команде вагона человек пятнадцать, все устроились за столом. На столе бутыль с мутным самогоном, литров на десять, наполовину пустая. Черный хлеб нарезан крупными кусками, вареная картошка в мундирах в двух железных мисках. При взгляде на еду засосало в желудке. За столом свободного места нет. Устроился в углу, у пулемета. Рядом пирамида стоит с винтовками. Вокруг голое железо, холодно. Только что ветра нет, как на улице. Заревел паровозный гудок, поезд дернулся, поехал, застучали на стыках рельсов колеса. Окон в броневагоне нет, неуютно. Попытался уснуть, а не получается – холод не дает, дрожь начала бить.

Часа через три солдаты угомонились. Кто за столом уснул, кто на стальной пол упал. Алексей подошел к столу. На дне бутыли плескалось на палец самогона. Плеснул в кружку, выпил. Рот обожгло. Крепок – первак! Подожги – загорится. Съел картошку, закусил хлебом. В вагоне слышен густой храп. Вот же вояки – хоть голыми руками бери! Алексей удивлен был. Любое воинское подразделение – это крепкая дисциплина, выполнение приказов командира, единоначалие и много чего еще. А экипаж бронепоезда – какие-то анархисты, делают что хотят. Или уже морально разложились в окопах?

Раздался звонок телефона. Сначала подумал – показалось, но звонки продолжались. Телефон висел на стене, рядом с пулеметом, довольно необычного вида, как на корабле, трубка прищелкивалась к аппарату, чтобы не упала при тряске. Алексей снял трубку.

– Алло, алло! Орлов, ты? Опять пьешь?

Алексей кашлянул. Кто тут Орлов? Но на том конце линии ответа не ждали.

– Орлов, там у тебя чекист. Ты его подпои и сбрось с поезда. Зачем нам агенты ЧК? Или прострели башку и сбрось, но документики забери. Понял?

– Ага.

Как положено отвечать, он не знал. Да и был ли у Красной армии устав в то время? Похоже – телефонировал командир, он видел мандат Алексея, и его подчиненный Федоров привел Алексея в вагон. Смерти его хотят, хотя он не сделал ничего плохого, только за то, что он чекист. Стало быть, бронепоезд принадлежит анархистам или эсерам, либо представителям какой-то другой группы. Большевик большевика не стал бы уничтожать. Алексей сразу разозлился. Не сделал ничего плохого, а его собираются сбросить. Он и сам покинет бронепоезд, но уйдет, громко хлопнув дверью. Для начала стянул с одного из пьяных овчинный тулуп, надел на себя. Тулуп новый, ему пригодится, а этому сброду – нет. Собрал одежду, уложил к ящикам со снарядами, вылил на тряпье остатки самогона. Стянул с одного из пьяных ремень с деревянной кобурой. В кобуре – маузер, такое оружие любили чекисты. А еще эти пистолеты были у летчиков и экипажей бронеавтомобилей.

На столе валялся чей-то кисет с махоркой, рядом спички. Чиркнул спичкой о коробок, бросил спичку на тряпье, сразу огонь вспыхнул. Алексей постоял несколько минут, убедился, что костер разгорается, уже занялся ящик со снарядами. Только теперь открыл задвижку, распахнул дверь. За стенками вагона темень, холодный ветер ворвался. Алексей обеспокоился – не погаснет ли тряпье? Нет, наоборот, только дым повалил удушливый. Впереди огонек показался. То ли станция, то ли полустанок. Надо прыгать. Алексей ухватился за поручни, опустился по ступенькам, постоял. Когда мимо промелькнул столб, спрыгнул. Кубарем покатился под откос. Снег и тулуп смягчили падение. Поднявшись, смотрел вслед уходящему бронепоезду. Ни огня не видно, ни дыма. Поднявшись на насыпь, побрел по рельсам на огонек. Оказалось – разъезд. Небольшое здание, дежурный. Алексей постоял на перроне, услышал сильный грохот взрыва, огонь вдалеке. Все, взорвался снаряд в ящике. Да ящик был не один. Это вам «за чекиста». Хоть и не чекист он, но убить хотели именно его. Повезло, что он снял трубку и почти не говорил, не узнал его командир по голосу. Да и сами телефонные аппараты были убогие, сомнительно, что по голосу узнать можно. Зашел внутрь здания. В комнате дежурный дремлет.

– Простите, а ближайшая станция далеко?

Дежурный стряхнул с себя остатки сна.

– До Бологого три версты.

Хм, сразу понятно стало. Бологое – это на середине пути между Питером и Москвой. Три версты, это более четырех километров, если перевести в современные единицы, час пешком. Придется пешком добираться, поезда точно не будут ходить сутки-двое из-за взорванного бронепоезда. Его же убрать с рельсов надо.

Добрался к утру, ноги в ботинках замерзли. Выручил тулуп, в нем тепло. А прежнему хозяину он уже не нужен. Об уничтоженном бронепоезде не жалел, командир сам выбрал свой путь.

Попутками, где на санях, где пешком, а один участок даже на грузовике, добрался до Москвы. Тогда она еще не была столицей. Большевики и в этом городе склонили на свою сторону несколько полков, а еще рабочих многочисленных заводов. Бои шли с 25 октября по 2 ноября 1917 года. Кремль упорно обороняли офицеры, юнкера, гимназисты. Солдаты начали артиллерийский обстрел Кремля, продолжавшийся два дня. Были повреждены Успенский, Богоявленский, Николо-Гостунский соборы, собор Двенадцати апостолов, повреждена колокольня Ивана Великого, Патриаршая ризница, башни Кремлевской стены – Спасская и Беклемишевская.

А уже 6 декабря парламент Финляндии принял решение о выходе из состава России. Совет народных комиссаров 18 декабря признал независимость Финляндии. Удержать силой было невозможно, не было таких сил. Да большевикам было не до потери земель, самим бы удержаться у власти. Власть для них сейчас была самым главным.