– Эх, ты, молодежь! Тут и догадываться нечего, все очевидно.

– Да? – несказанно удивился Тимур. – А мне ничего не очевидно. Может, ты на самом деле что-то знаешь, а передо мной понтуешься, типа сам догадался.

– Да прямо-таки, – усмехнулся Юра. – Ты еще росточком не вышел, чтобы я перед тобой пальцы гнул. Ну что, у тебя все готово?

– Ага.

– Тогда я переоденусь – и приступим.

Через несколько минут они закрылись в ванной и включили красный свет. Сегодня основная масса кадров была отснята во время импровизированного спектакля. Это был первый опыт съемки со вспышкой при заданных технических условиях, и получилось далеко не все. Но пара-тройка крупных планов Ирины и Виссариона вышла очень недурно.

– И все-таки как ты догадался? – снова спросил Тимур, пристально глядя на лежащую в проявителе фотобумагу, на которой постепенно проступало изображение женщины, сидящей с книгой в руках в круге света, падающего из-под абажура старомодного торшера на длинной ножке. Женщина была самой обыкновенной, по мнению Тимура, – староватой и толстоватой, и в лице ничего такого особенного… Маринка с Наташей намного красивее, Маринка – вообще супер, ей в модели надо идти. А Ирина… Нет, непонятно.

– Не отвлекайся, – строго сказал Юра, – счет упустишь. Говорил же тебе, купи вместо таймеров несколько будильников, самых дешевых, самых простых. Вот не слушаешься старших!

– Да я по привычке подумал, что в телефоне же есть таймер, – начал оправдываться Тимур.

– Думал он, – проворчал куратор. – А таймеров в те годы не было. Теперь вот считаем вдвоем, как попугаи. Какое время на первый фиксаж?

– Двадцать два семнадцать.

Это означало, что в первую из пяти кювет с закрепителем снимок был положен в 22 часа 17 минут.

– Сейчас двадцать два тридцать, можно вынимать.

Тимур понимал, что Юра прав. Если длительность экспозиции можно было худо-бедно определять на глаз, то процесс проявки и фиксации требует хотя бы приблизительного контроля времени, особенно когда закрепляются одновременно несколько фотографий. Надо перестать валять дурака, пойти в магазин и купить самые примитивные механические будильники, иначе они с ума сойдут, постоянно удерживая в памяти время для пяти кювет с фиксажем одновременно и при этом следя за длительностью проявки. Ну как тут щипцы не перепутать! Для щипцов уже не оставалось свободного места в голове.

Наконец все хорошие кадры были напечатаны, фотографии промывались в ванне под проточной водой, и можно было включить свет и расслабиться. Юра присел на край ванны, чуть нагнулся и стал рассматривать снимки.

– Какую пьесу слушали-то?

– «Старик».

– Надо же… Я и не слышал о такой. И как тебе, понравилось? Интересно было?

– Да ну, что там интересного! Но кое-что прикольное есть, например старушка одна, я не понял, кто она, не то нянька, не то прислуга, ну, короче, она говорит так прикольно, вроде добренькая, всех любит, обо всех переживает. Прикинь, «праведник – богу ябедник». Классно?

– Классно, – согласился Юра. – А еще что?

– «Где ни поселюсь – веселюсь». Здорово, правда?

– Правда. Позитивно настроенная бабуська. А еще?

– Еще «Жених – не бородавка, коли его нет – хвастать нечем». А что, в те времена, что ли, было стыдно не иметь жениха?

– Еще как! Ради замужества на все готовы были.

– Ну надо же… А сейчас девки вообще не парятся на эту тему. Так ты прикинь, эта добренькая бабуська предлагала человека убить. И не просто так абстрактно предлагала, а готова была сама его отравить, чтобы своему хозяину помочь избавиться от шантажиста.

– Ого! – хмыкнул Юрий, продолжая рассматривать фотографии. – И как? Убила? Отравила?

– Нет, ее отговорили. Но меня прямо подкосило, когда такая бабулька – божий одуванчик оказалась убийцей. Неужели так бывает?

– Все бывает, – философски ответил куратор. – Тем более она же все-таки не убила.

– Но готова была, – упрямо возразил Тимур. – И сама первая это придумала, никому другому такое и в ум не влетело.

Юра помолчал немного, потом взял щипцы и легонько дотронулся до одного из снимков, лежащих в ванне.

– Посмотри, здесь все видно.

– Что видно? – не понял Тимур.

– Да все. Ты посмотри внимательно. Это снято в тот момент, когда включили свет и вы аплодировали исполнителям. Видишь, какое лицо у Артема, какой взгляд? А ведь он на Ирину смотрит. А у Сереги какое лицо? У Наташи? У Евдокии? Как они сидят, как голову держат, куда взгляд направлен? Ну? Что видишь?

Тимур всмотрелся, пожал плечами.

– Ничего не вижу. Ну, ребята наши, ну, сидят, хлопают… Что я должен увидеть?

– И вот здесь хорошо видно, – задумчиво продолжал Юра, указывая щипцами на другой снимок. – И вот здесь тоже. Артем запал на Ирину, а Серега твой – на Евдокию. У Артема все серьезно, а у Сереги – нет, просто интерес легкий.

– Да ладно, – недоверчиво протянул Тимур. – Гонишь?

– Ни в одном глазу! Еще могу сказать, что Наташе нравится Серега, а Маринке и Дуне не нравится никто из вас троих. Чего ты помрачнел-то? Ладно, не напрягайся, я же вижу, что тебе Маринка нравится. Но шансов у тебя нет, ей нужна птица другого полета.

– Как же ты увидел? С чего ты это взял?

Юра встал, потянулся, насмешливо взглянул на подопечного.

– Ничего-то вы, молодежь, не умеете. В компах сечете, в программинге, взломать банк можете, а людей читать не научились. Ну да, откуда вам научиться, если вы на людей вообще не смотрите, вы ведь даже когда за одним столом собираетесь – в глаза не глядите, разговоров не ведете, утыкаетесь в телефоны или куда там еще, у вас весь навык общения только в переписке, да и там вы ухитряетесь не слова подбирать, а смайликами пользоваться. Любовь не видите, ненависть не видите, обман различать не умеете… Как вы выживать-то собираетесь, дети виртуального мира?

– Чего ты наезжаешь? Сейчас весь мир по интернету общается – и ничего.

– Пока ничего, а потом что будет, через пару поколений? Я про Артема сразу все понял, как только увидел первые фотографии, которые ты в самом начале сделал. А ты как услышал, что он собрался уезжать, так и растерялся. Хорошо, что хоть ума хватило мне позвонить, я и подсказал. Теперь прикрывать тебя придется.

Тимур помрачнел. Да, он грубо нарушил правила. Когда Артем сказал, что хочет уехать, Тимур здорово перепугался, помчался в свою квартиру и позвонил Юре на мобильный. Юра его, конечно, отчитал, но зато дал полезный совет.

– Ты вроде говорил, что сведения с телефонного узла только ты получаешь, – упавшим голосом заметил Тимур в ответ на выволочку куратора.

– Да, только я, и докладываю Ричарду и Назару тоже я. До сегодняшнего дня они верили мне на слово, но где гарантия, что так будет и дальше? А вдруг Назар захочет сам отчеты посмотреть? Ричард-то вряд ли заинтересуется, у него свои задачи, он по уши загружен, а Назар – хитрый карась, его поступки прогнозировать невозможно. Так что ты уж меня не подставляй. Тебе, может, и не страшно вылететь из проекта, у тебя предки богатенькие, с голоду не помрешь, а мне оказаться уволенным никак нельзя.

На самом деле Тимур совсем не хотел, чтобы его поймали на нарушении и отчислили. И родительские деньги были совершенно ни при чем. Он страшно испугался, услышав, что Артем собрался уезжать. Этого нельзя допустить, ведь было то письмо, а потом и разговоры по телефону… Поэтому он рискнул и позвонил Юре в надежде на дельный совет. Именно Юра вспомнил, что на отборе старик Гримо читал Сереге книгу вслух, и именно он придумал попытаться возобновить эту практику и привлечь Ирину. «На Ирину он поведется, – уверенно сказал Юра по телефону, – зуб даю». И не ошибся.

* * *

Первое комсомольское собрание, как и обсуждение первой из упомянутых в «Записках» пьесы, прошло скомканно и в целом неудачно, но я был к этому готов. Полина, Виссарион и Ирина блестяще сыграли свои роли, но молодые участники совершенно растерялись и не понимали, как себя вести и что говорить. Слишком уж необычной оказалась для них ситуация. Полина, оценив плачевный результат эксперимента, предложила показать ребятам отрывок из какого-нибудь старого фильма, где есть нужный эпизод. Гримо подхватил идею с воодушевлением и тут же вспомнил фильм под названием «Разные судьбы».

– Там, конечно, дело происходит в пятидесятые, а не в семидесятые годы, и комсомольцы еще во что-то верили и были более искренними, не такими циничными, как в нужный нам период, но общая стратегия и атмосфера достаточно показательны, – сказал он.

Фильм этот в нашей разбросанной по квартирам коллекции был, и предложение Полины показалось мне разумным. Участников отпустили на пятнадцать минут и велели после перерыва вернуться в общую квартиру. Три комнаты этой квартиры Юра оборудовал под нужды квеста. В самой большой, как и во время отборочного тура, находился длинный стол, за которым умещались все, кому надлежало присутствовать при коллективных обсуждениях. В комнате поменьше стояли четыре стола-парты из тех, какими когда-то меблировали студенческие аудитории, и простые стулья. За тремя столами должны были сидеть шестеро «комсомольцев», за четвертым, лицом к ним, – Гримо и Полина, представляющие сотрудников вышестоящих органов. Ирина, «секретарь комсомольской организации института, предприятия или учреждения», сидела на отдельно стоящем стуле около подоконника, выполняющего функцию стола: пятая парта в комнату просто не поместилась. У самой двери с трудом втиснули еще два полукресла для меня и Галии. Для Вилена места уже не оставалось, но он сказал, что может и постоять или поставить дополнительный стул в проеме двери. Если кто-то из сотрудников, помимо названных, захочет поприсутствовать, ему придется наблюдать ход собрания из прихожей, стоя или сидя за спиной у нашего психолога.

Третья комната, дальняя, точно такая же, как «зал для руководства» в квартире-столовой, предназначалась для выполнения функции кинотеатра. На стену повесили огромную панель, на этажерку сложили диски с фильмами, которые были в советском прокате в семидесятые годы, а наш старательный офис-менеджер Юра раздобыл в местном клубе кресла, демонтированные из кинозала много лет назад и сваленные в подсобку за ненадобностью.

Эпизод из фильма произвел на участников сильное впечатление.

– Да не может быть, чтобы так было! – возмущенно кричал хипстер Тимур. – Это не может быть всерьез!

– Жуть какая, – говорила Марина, округлив глаза. – Это получается, какие-то посторонние люди будут мне указывать, кого любить?

– Но она же все наврала, – сказал Сергей озадаченно. – Она же клеветала на мужа. Почему ей поверили? Почему ей, а не ему?

– Ничего себе давление они там организовывали, – качала головой Евдокия. – Все эти комсомольцы похожи на зомби с промытыми мозгами, которых хорошо научили, когда и по какому поводу нужно впадать в истерию.

Наташа подавленно молчала, а Артем записывал в тетрадь, лежащую на коленях, какие-то соображения. От предложения посмотреть фильм целиком все дружно отказались: эпоха отражена другая, более ранняя, а «беспонтово таращиться в такой отстой», как выразился Тимур, никто не захотел.

Для сегодняшнего, второго по счету, собрания мы с Галией и Виленом выбрали доклад по материалам очередного съезда партии и персональное дело студентки, собравшейся замуж за иностранца. Суть дела подсказала Ирина, вспомнившая и рассказавшая историю, услышанную от какой-то подруги матери. Комсоргом группы назначили Наташу, а студенткой-невестой – Евдокию. Делать доклад поручили Сергею. Разумеется, сам доклад составили заранее, а Сергей должен был встать между столами участников и столом начальников и зачитать его. Собственно говоря, этот текст и докладом-то назвать было нельзя, Галия посоветовала просто склеить между собой отдельные абзацы из Отчетного доклада ЦК КПСС, чтобы получилось говорильни минут на двадцать – двадцать пять.