– Так, может, проще позвонить и спросить? – тронула его за рукав Дарья.

– Да звонил я уже! Трубку не берет!

– Я, конечно, не знаю, какая мазь вашей маме подходит, – пожала плечами Даша, – но моя бабушка пользуется вот этой. А уж она толк в мазях понимает–у нее всю жизнь ноги болят.

– Точно? Ну, ладно. Рискну, – незнакомец озадаченно поглядел на девушку.

Когда они вышли из аптеки, мужчина протянул ей руку.

– Давайте хоть познакомимся. Я – Анатолий.

– Дарья, – она непроизвольно улыбнулась. – Если купили что-то неподходящее, валите все на меня.

– Спасибо, – усмехнулся Анатолий и вдруг спохватился. – А позвонить вам можно?

Они встречались около полугода. Потом нежданнонегаданно поженились.

– Ну? Ты счастлива, наконец? – Зойка, свидетельница на их довольно скромной свадьбе, обняла подругу.

– Пока еще не поняла, – призналась Даша. – Но мечта моя сбылась.

Она, обняв новоиспеченного мужа, закружилась в ним в вальсе.

Мы живем, чтобы мечтать. Мечты меняют нашу жизнь, да и нас самих. Чего только мы ни делаем, чтобы добиться исполнения желаний. А как далеко иные заходят в своих мечтаниях!

Одна большая мечта чаще всего состоит из маленьких целей, шагов вверх, больших усилий. Мечта – это некий идеал, стремление к которому делает нашу жизнь увлекательнее. Так и живем, путешествуя за мечтой.

Не зря в народе говорят, что «мечта–это крылья, не знающие усталости». И это правильно. Ведь жизнь – это полет, а мечта делает этот полет легким и счастливым.

Глава 4

Вечер всегда приходит неожиданно.

Бегаем, суетимся, трудимся, стараемся, а тут глядишь, и день к концу. Осторожно подступает вечер, самое загадочное и невероятное время суток!

Вечер – радость встречи, теплые объятия, конец разлуки и смутные надежды. Обсуждение новостей, семейное чаепитие, ласковые взгляды, уютные посиделки. Молитвы, шепот и вожделение. Предвкушение, предчувствие и упование.

Все вечера, конечно, чудесны, но зимние особенные. Они подкрадываются незаметно, настойчиво берут в плен город. Сначала появляется легкая сумеречность, но потом воздух быстро синеет, наполняется глубиной и теряет прозрачность.

Дарья сегодня отработала две смены. Обычно она, как процедурная медсестра, выходила в утреннюю смену, но иногда, по просьбе администрации, заменяла заболевших коллег. Нынче случился именно такой день: отказывать не хотелось, вот и пришлось выстоять две смены.

Подойдя к окну, Даша с трудом выпрямила спину, расправила плечи и выдохнула: «Ну и денек!»

С тех пор, как ее брак развалился, она домой не торопилась. Любила спокойно пройтись по улице, поглазеть на прохожих, постоять у светящихся витрин, купить чего-нибудь вкусненького.

Вспоминать о своем замужестве Дарья не любила, тем более что бабушка все никак не могла успокоиться. «Как же так? Ведь все так хорошо начиналось», – переживала она.

Начиналось и вправду все очень хорошо.

Поженившись, молодые поселились у Анатолия. Поначалу всем это казалось очень разумным, ведь новоявленный муж жил с мамой в большой трехкомнатной квартире. Переехав к ним, Дарья с удовольствием устраивалась на новом месте: переставляла в своей комнате мебель, покупала цветы на окна, вешала новые шторы. Свекровь смотрела на это настороженно, но не вмешивалась. Даша летала, словно птица, получившая свободу!

Анатолий и ухаживал-то неумело, а женившись, и вовсе расслабился, но Дарья, окрыленная любовью, все взяла в свои руки. Молодожены подолгу бродили по паркам, любовались природой. Ходили в кино и, сидя на последнем ряду, целовались весь сеанс. Ели в кафе мороженое, дружно хохотали и до утра мечтали о детях.

Свекровь, нахмурившись, пристально следила за каждым шагом невестки, затем, не сдержавшись, принялась бесцеремонно ставить девушку на место, постоянно делать ей замечания. Она считала, что Дарья сорвала невероятный куш, женив на себе ее драгоценного сына. Невестка внимания на свекровь не обращала: оборачивала все в шутку, отмахивалась от ее назойливости, кусала губы, чтобы не сорваться.

Сказала себе: «Эта назойливая муха жужжит, но не кусается. Пусть себе тешится».

Увлеченная своим мужем, она постепенно привыкала к нему, его привычкам, желаниям. Хотя оказалось это трудным занятием. Анатолий, словно большой неуклюжий ребенок, нуждался в каждодневном уходе и постоянной заботе. Воспитанный одинокой мамой, Анатолий так привык к ее опеке, что другой жизни себе и не представлял.

Дарья, раскусив его, не сдавалась. Поначалу, наслушавшись бабушкиных наставлений, она старалась во всем мужу угодить, но очень быстро от этого устала. Ей, как и всякой девушке, хотелось ласки, нежности, внимания и участия, но она только и слышала с утра до ночи: «Даш, где моя рубашка? Ты ее погладила? Даш, куда ты положила мой свитер? Ты котлеты пожарила? Я ж просил котлеты! Дарья, что ты возишься? Ты мне чай заварила?»

Даша терпела, сцепив зубы. Изо всех сил крепилась, пыталась сохранять хладнокровие, держала себя в рамках приличия. Но не все, к сожалению, зависит от нас. Последнюю точку в этой истории поставило новое заявление Анатолия: «Даш, а почему туфли не начищены?»

Изумлению Дарьи не было границ. Поначалу она думала, что он шутит.

– Ты спятил что ли? С чего это я буду тебе туфли чистить?

– А кто будет? – удивился не меньше жены Анатолий.

– А ты сам не пробовал? Я же не заставляю тебя мне юбки гладить, – не выдержала Дарья.

Анатолий остолбенел. Пошел пятнами, напрягся. Будь они вдвоем, возможно, отношения можно было бы еще спасти, но мама Анатолия такого шанса им не оставила.

Услыхав слова невестки, она едва не кинулась в рукопашную:

– Что ты себе позволяешь? Он–твой муж!

– Вот именно–муж, а не повелитель!

– Ты замуж вышла для чего? – свекровь побледнела.

– Уж точно не для того, чтобы ботинки ему чистить, – Дарья сердито хлопнула дверью.

Коса нашла на камень. Никто никому не хотел уступать. Анатолий, сообразив, что Дарья не собирается отступать и не горит желанием его обслуживать, надулся, замкнулся, стал неласков, неприветлив. Теперь он, как и в прежние времена, обращался к обожаемой мамочке.

– Мам, каши гречневой хочется!

– Сейчас, сынок!

– Мам, рубашка чистая?

– А как же? Ждет тебя.

С невесткой свекровь демонстративно не общалась, всем своим видом показывая, что она тут лишняя. Даша очень переживала и честно пыталась отношения наладить. Старалась и так, и эдак.

Подсаживалась к мужу вечером, прижималась, обнимала:

– Толик, ну? Ты чего?

– Даш, перестань, – муж недовольно отодвигался.

– Хватит дуться, пойдем спать.

Но он наказывал ее тем, что ложился спать отдельно.

Даша не сдавалась, встречала его после работы, кидалась на шею:

– Ой, Толик, я так соскучилась! Может, погуляем?

– Я хочу есть. Пойдем домой, – передергивал плечами муж.

– Так давай поедим где-нибудь, – не поддавалась Даша. – В ресторане, хочешь? Только ты и я, а?

– А как же мама?

– Я замуж за тебя вышла, а не за твою маму, – не выдерживала Даша.

– Пойдем домой, – Анатолий нервно поджимал губы.

– Разваливается мой брак, – плакала Дарья маме в жилетку. – Это не любовь, а пытка! А еще свекровь… Так и жужжит, так и кусается.

Ирина Ивановна гладила ее по голове и тихо вздыхала:

– Ой, боже мой! Я страдала, и вы с Наташкой такие же. Видно, по моей дорожке пойдете.

Однако бабушке все это очень не нравилось:

– Нечего жалеть ее! Пусть лучше старается, мужик-то достался неплохой.

И Дарья старалась.

Наступив на горло собственной гордости, подошла к свекрови, ласково улыбнулась.

– Чем вам помочь? Может, давайте белье поглажу? Или ужин сегодня приготовлю…

– Обойдусь без посторонней помощи, – раздражалась свекровь.

– Так я ж не посторонняя! Хотите, вместе в магазин сходим?

– Ты мне лучше внука или внучку роди, – «лезла в бутылку» свекровь.

– Обратитесь к сыну, – тихо бесилась Даша. – Не все от меня зависит.

И тогда мать Анатолия, распаляясь все больше и больше, молча полезла на антресоли, достала чемодан и положила его на пороге их комнаты.

– Уезжай-как ты, девочка, пока не поздно. Не пара ты моему сыну и не родня мне. Нет в тебе почитания и уважения к мужу, а в Библии сказано: «Да убоится жена мужа своего»!

– А еще сказано, – не сдержалась невестка, – «да любит он свою жену, как самого себя.» Про это вы забыли?

В общем, войны между ними закончились только когда Дарья, глотая горькие слезы, покидала свои вещи в чемодан и, запихнув его в такси, отправилась восвояси.

В тот тяжкий вечер она, рыдая от отчаяния, сказала Зойке и Наташке, отпаивающим ее крепким чаем с мятой:

– Все! Я, девочки, мужиков ненавижу!

– Ой, – ухмыльнулась сестра, – я это слышу каждый раз после твоих сердечных неудач!

– Но это не неудача! Это развод.

– Может, все еще обойдется? Вдруг Анатолий твой одумается, прибежит, прощения просить станет, – жалостливо вздыхала Зойка.

– Да ты что? – Дарья заливалась слезами. – Он матери своей боится пуще смерти! А она меня терпеть не может.

– Да не в тебе дело, – Зоя сердито фыркнула. – Она власть свою над ним потерять боится. Вот и грызла тебя от страха.

– Не горюй, сестренка, – Наташка уверенно улыбнулась и подмигнула расстроенной Даше. – Все пройдет. Будет и на твоей улице праздник.

С тех пор пролетело много зим и весен. Даша повзрослела. На бабушкины «перестарок» и «безмужница» уже не обижалась. Переехала в собственную квартиру, научилась с юмором относиться к любой ситуации и искренне уверовала в то, что «все будет хорошо».

Глава 5

Вечер выдался метельный.

Настоящая февральская пурга кружила, вьюжила и стонала на все лады.

Сердито хватала прохожих за полы пальто, раздраженно бросала им в лицо целые пригоршни снега и засыпала уставший город мелким колючим крошевом.

Снежный вихрь, поднятый сильными порывали ветра, гнал по улицам поземку, протяжно скулил и охал, словно побитая собака, и все пытался проскользнуть в случайно распахнутые двери подъездов и магазинов.

Февраль не шутил. Цеплялся изо всех сил за власть, старался продлить царство снега и мороза, бушевал и кусался, не собираясь успокаиваться.

Дарья вышла из больницы и замерла, ощутив, как злобствует метель. Мощные порывы ветра мгновенно рванули полу ее шубки, откинули поднятый воротник и хлестнули по щекам. Даша даже зажмурилась от неожиданности.

– Ой, просто кошмар какой-то.

Она прищурилась, пытаясь хоть что-то рассмотреть в крутящемся снежном буране.

Улица, занесенная снегом, почти не просматривалась, хотя фонари старались изо всех сил. Даша, оторопевшая от мощи снежной бури, прижалась спиной к стене здания.

«Может быть, вернуться?» – мелькнула мысль.

Она достала телефон, набрала номер подруги:

– Привет, Муха. Ты дома?

– А где тебя черти носят в такую-то погоду? – вместо ответа спросила Зоя.

– Ничего себе, – завопила Дарья, перекрывая свист вьюги. – Я, между прочим, с твоей легкой руки две смены отпахала! Вот только вышла из больницы, а тут такое! Думаю, может, мне здесь заночевать?

– Этого еще не хватало, – возразила Зоя. – Иди домой. Вернее, сначала ко мне. Я индейку потушила, так что двигайся активнее, а то все остынет.

Даша, тоскливо оглядевшись по сторонам, поняла, что возразить ей нечего: с Мухой спорить не хотелось, и тушеная индейка страшно манила.

Зойка, не дождавшись ответа, заспешила:

– Все. Отбой, – она положила трубку.