– Не, в смысле пальцы все в соусе теперь, ― слишком сильно сжал, и лаваш прорвало. Кажется, химчистка теперь понадобится не только пальто, но и брюкам.

Убираю превратившуюся в кашу шаверму обратно в пакет, оттирая руки. Наелись. Какая уж тут еда, когда мысли поплыли совсем в другом ручейке?

И ведь знаю, что всё не так радужно, но воображение не остановить. Генерация сексуальных фантазий официально запущена.

– Ну и? ― Ева выжидательно щурится, видя, что я никуда не тороплюсь, да и в принципе стараюсь быть невозмутимым. Знала бы только, милая, что сейчас я делаю с тобой в своих мыслях… ― Тебе повторное приглашение нужно?

Мне? Ни второго, ни тем более третьего.

– Поехали, ― не знаю, что она задумала, но готов играть по её правилам. Правда исключительно на своей территории.

Для надёжности вытираю ладони об и без того испоганенные брюки и помогаю ей подняться. Дальше всё проделывается без лишних слов: в тишине собираем вещи, в тишине уходим той же дорогой, в тишине веду её за собой, страхуя.

В той же тишине помогаю забраться в чердачное окошко и спуститься по деревянной шаткой лестнице. И всё так же в тишине мы выходим обратно в многоквартирную парадную, а оттуда на улицу и к машине.

Пчёлкина оживает на глазах, едва ловит контакт с землёй. Моментально обрастает привычной шкуркой отчуждения с лёгким налётом снобизма. И за руку меня больше не держит.

Жаль. Мне понравилась её беспомощность.

– Это что? ― заведя двигатель и включив обогрев, замечаю, что она снова полезла в телефон… Чтобы листать мужские фотки.

Эй, совесть есть?

– Тиндер.

– И зачем он тебе?

– А где я ещё встречу фриков в таком количестве? Зацени, ― разворачивают ко мне дисплей, показывая… Тьфу, блин.

– Издеваешься? И как теперь это развидеть?

Голое непонятное нечто в нелепых татуировках лежит в ванной. Задрав ногу. И табличка "censored" там, где по логике должно иметься хозяйство, но сомневаюсь, что оно у него есть.

Ни один нормальный парень с яйцами такое дерьмо на всеобщее обозрение не выложит. Только психически больной. Или нарик.

Или психически больной нарик.

– Не нравится? Да ладно, горяч же, ― глумится Ева. ― Сергей, двадцать восемь лет. Курит, есть кошка. Водолей. Татушку с Вовкой из "Тридевятого царства" оценил? Ценитель классики. Надо лайк что ль поставить. О, а этот тебе как?

Не хочу смотреть, но всё же бросаю мимолётный взгляд…

Да твою мать! Выколите теперь мне глаза.

– И вот в эту помойку ты засунула меня?

– Ага. Скажи, "Предводитель общества защиты выдр" рядом с таким уже не кажется сильной странным?

– Зато понятен ажиотаж. У меня там, видимо, у единственного с физиономией всё в порядке, ― тянусь за своим телефоном, открывая ватцап и протягивая ей. ― Почитай сообщения. Повеселись.

– Ого… ― листая диалоговое окно, присвистывает та. ― Мощно. Я не ожидала такой активности. О, а эта курочка предлагает стать для тебя персональной выдрой. Оу… Тебе даже обнажёнку шлют. Прикол, у этой сосок проколот, видел?

– Не всматривался.

Большинство сообщений даже не отрывал. Там уже по всплывающему началу становилось всё понятно.

– Да ладно. Неплохие ведь формы. О, а у этой ещё лучше. Но сто пудово фильтры наложены. Не бывает с таким весом бёдер без растяжек… Да, точно фильтры. Могла бы тогда и промежность свою подчистить, ― тьфу, блин. Она ещё и фотки досконально рассматривает?! Не, правда. Прям увеличивает и рассматривает! ― А вот эта тощая глиста. Рёбра торчат. Но тоже татушка прикольная. А ты чего им не отвечаешь? Обидятся же.

– У меня нет проблем с самооценкой, чтобы тратить на это время.

– Это ты меня сейчас решил оскорбить? Я порой переписываюсь. Когда скучно. Такие перлы иногда выискиваются.

– Фотки тоже им свои шлёшь?

– Не, это нет. Но на свидание несколько раз ходила.

– Зачем?

– Говорю же, скучно было. Последний такой забавный попался. Патлатый, с небрежно накинутым шарфиком. Манерный до жути. Театрал, одним словом. Творческая личность. Маяковского наизусть читал, а разделить чек в кафе только с калькулятором смог.

Прекрасно. Просто прекрасно. Это как вообще, нормально? То есть, меня она динамит, а вот с таким чмом ходит на свиданки!?

– Когда в следующий раз будет скучно, лучше напиши мне, окей? ― начинаю злиться. И ревновать.

– Да ну. Чего с тобой переписываться? Ты скучный. Ни одного смайлика. Сухой текст: да-да, нет-нет, буду во столько-то. И это называется: он с невестой общается. Где "спокойной ночи"? Где "доброе утро"? Где сюсюканья?

Чего? Стоп, она уже и в личную переписку с Дашей залезла?

Шустрая.

– А ты всё же попробуй хоть разок. Уверен, я тебя и здесь удивлю, ― сворачиваю с Невского на Лиговский проспект и заезжаю во внутренний двор через арочные ворота.

Стоит их пересечь и все городские шумы моментально отрезаются. Когда выходим из тачки, можно подумать, что мы и не в центре больше. Ни бесконечной вереницы людей, ни завываний с экскурсионных катеров, ни автомобильного гула.

Тишина и спокойствие.

Только лужи, узкий проход между фасадами, опадающая листва, шуршащая под ногами, и бесконечные сквозняки.

В Питере осенью малопривлекательно, но туристов всё равно хватает. Во все сезоны.

А вообще это забавно: в то время как толпы бродят по улицам, со скоростью света отщёлкивая на фотоаппарат каждый угол, ты ежедневно проносишься мимо, воспринимая памятники архитектуры лишь как условное обозначение.

"Встречаемся у Исакия, на нашем месте".

Или там: "Мне сегодня в сторону Васьки", имея в виду Васильевский остров.

Финка, Стрелка, Подкова, Смольный, Пять углов, Петроградка, Мариинка ― сокращений много, смысл один. Данность и обыденность.

Ох, и зажрались петербуржцы! Перестали ценить искусство. Я во всяком случае. За других утверждать не берусь.

Впрочем, к чёрту это искусство.

У меня есть другое, куда более важное творение Петербурга. Которому я придерживаю сначала дверь авто, а затем и домофонную.

Заходим с Пчёлкиной в парадную и на трясущемся открытом лифте поднимаемся на пятый. Она ничего не спрашивает, более того: сама жмёт кнопку этажа. Помнит с прошлого раза.

И в квартиру заходит как к себе домой. Стягивает шапку, сбрасывает кроссовки и чешет прямиком на кухню-тире-гостиную.

Планировку при заезде я поменял капитально, правда выпирающий отросток всё же оставить прошлось, там проходили трубы. Пришлось импровизировать, превратив выступ в барную зону. Да и диван хорошо к нему спинкой встал.

– Чай, кофе, что покрепче? ― спрашиваю, вымывая в раковине из-под ногтей остатки соуса.

– Чай. Чёрный. Без сахара. Если есть лимон, значит с лимоном.

– Принял, ― включаю электрический чайник.

Пока ковыряюсь в полках в поисках чая, теряю её из вида. И уже с дымящейся кружкой нахожу через несколько минут на пороге спальни. Стоит, подперев проём плечом и смотрит на кровать, которую я не удосужился с утра заправить.

– Воспоминания нахлынули? ― интересуюсь как бы между прочим.

Я-то отлично помню и стройное обнажённое тело, изгибающееся на простынях, и ласкающие уши стоны. Уверен, высокие потолки тоже прекрасно запомнили её звонкий голос.

– Да нет. Накидываю варианты.

– Какие?

Ева оборачивается ко мне, задумчиво оценивая с ног до головы.

– Что с тобой сделать.

– Со мной? Ты со мной можешь делать всё, что угодно.

– Вот и чудесно, ― кружку забирают и ставят на комод, а меня… властными толчками в грудь уводят к кровати.

Ближе и ближе, пока в приказном жесте не роняют на неё окончательно. После чего забираются следом, усаживаясь сверху.

На меня.

Ого. Что творится-то.

Затаив дыхание, наблюдаю как Пчёлкина с деловитым видом принимается расстегивать пуговицы на моей жилетке.

Тянусь помочь ей, за что получаю по пальцам.

– Не шевелись, ― строго цыкают и продолжают как ни в чём не бывало. За жилеткой наступает черёд рубашки. Смутно чую подвох, вот только поздняк метаться ― уже начинаю заводиться и неосознанно тянусь к её заднице, за что снова получаю. ― Я сказала: не шевелись.

Не шевелись?

На мне сидит сногсшибательная красотка, а мне и прикоснуться к ней нельзя?

Нет. Дело точно нечисто, но мне уже банально любопытно, чем дело кончится.

Жилетка, рубашка ― всё расстегнуто. Следом идут брюки: звенит металлическая бляшка, а кожаный ремень вытаскивается из петель, чтобы…

– Ммм… ― я больше озадачен или заинтересован? Не знаю, но не сопротивляюсь, позволяя связать свои запястья и, задрав их, привязать к деревянным рейкам изголовья. ― И что дальше? ― с наслаждением вдыхаю запах наклонившейся Евы, щекочущей кончиками упавших волос мою щеку.

Не отвечает. Заканчивает и, перепроверив узел, резко выпрямляется, юрко соскакивая обратно на пол.

Что, и это всё?

Нет. Не всё.

Возвращается.

Осёдлывает меня обратно, мало смущаясь выпирающему из частично стянутых штанов стояку. Дико извиняюсь, но я не при чём. Меньше ёрзать на мне надо было.

– А дальше по графику у меня чаепитие, ― дуя на прихваченную кружку и отпивая, невозмутимо отвечает Пчёлкина. ― А ты лежи, яхонтовый. Отдыхай.

Глава пятая. Люся

POV Климов

Меня просто выносит на хохот.

– Ты бесподобна. Правда.

Пчёлкина невозмутима.

Невозмутимо лезет пальчиками в горячий чай, невозмутимо достаёт горячий лимон, невозмутимо надкусывает его.

И невозмутимо отвечает:

– Продолжай.

– Продолжу. Могу даже наглядно показать. Но для этого тебе придётся меня развязать.

– А сам?

Это вызов?

Окей, вызов принят.

Предпринимаю попытку высвободить руки, но стянуты они добротно.

Хм.

Нет, правда ― добротно. Со знанием дела.

Что наводит на соответствующие вопросы.

– Я чего-то о тебе не знаю? ― подозрительно поглядываю на её самодовольную улыбочку. ― Ты заканчивала курсы БДСМ?

– Как знать.

Предпринимаю ещё одну попытку, но нет.

Так. Что-то становится уже не особо забавно.

– Помочь не хочешь?

– Зачем? А как же повеселиться?

– Повеселиться ― это хорошо. Не заиграйся только. Чтоб потом не пожалеть.

– Тю. Угрозы? Как не спортивно, ― закусив лимон, ко мне снова наклоняются. Угощают.

Мимолётно соприкасаемся губами, когда я забираю его.

Ммм. Сладко и кисло одновременно.

Интересный микс.

– Почти поцелуй, ― замечаю.

– Почти.

– Повторим? С продолжением?

– Я бы повторила, но я ведь не настолько хороша, чтобы бегать за мной, умоляя о сексе.

Сначала не понимаю, а потом… понимаю.

И снова начинаю хохотать.

Вот честно, в последний раз я так много смеялся с девушкой… Ещё в универе, наверное.

– Вот оно что. Оскорбилась, значит, и решила проучить.

– Ты против? ― кружка отставляется в сторону, а смех застревает поперёк горла, когда её губы замирают возле моего уха. ― Не сопротивляйся, тебе понравится, ― шепчет она тихо, прикусывая мочку уха. Мать твою…

Чуть влажный, обжигающий поцелуй в пульсирующую вену на шее заставляет напрячься.

Второй ― сглотнуть.

Третий…

От третьего соображалка даёт сбой, потому что в ход идут шаловливые женские пальчики, скользящие по груди. Ниже и ниже.

Мать твою дважды…

Её откровенные заигрывания без капли робости словно ушат ледяной воды: вызывают кислородное голодание и аритмию. Доводят за считанные секунды до ломки, какая бывает при ознобе, но самого озноба нет. Его заменяет распаляющийся жар: в висках, в грудной клетке и в трусах.

Чистая физиология, страсть и похоть.

– Развяжи, ― сипло требую.

Или прошу, не знаю. Сам не понял.